В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
Подпрыгивая, он понесся по вагонам оповещать о предстоящем событии. Фотограф отчаянно торопился и выпаливал свою весть не переводя дыхания, и чем больше он распространялся, тем туманнее становилась суть дела. Все разъяснилось, когда диктор поездного радиоузла спокойно и внятно сказал:
— Товарищи, послушайте извещение. Ровно в одиннадцать часов дня наш поезд будет остановлен в пути, на перегоне, для фотосъемок. Просьба ко всем полярникам и героям-летчикам заблаговременно собраться в ресторане и соседних с ним вагонах.
— Явка обязательна! — вырвалось из репродукторов грозное теминское предупреждение.
Экспресс
— Сюда! Скорее ко мне! Дорога каждая секунда!..
Он метался во все стороны, но и в самой его суетливости была какая-то система. По-видимому, это и помогло ему за две минуты выстроить всех челюскинцев вдоль вагона. И пошло: раз — щёлк, два — щёлк…
— Товарищи летчики, прошу ко мне!
Расставив семерых Героев Советского Союза на подножках вагона, он трижды щелкнул; перестроил их в одну шеренгу и снова защелкал; потом — полукольцом, тесной группой, парами…
Первые семь Героев Советского Союза — летчики, спасшие полярников в Чукотском море: С. Леваневский, В. Молоков, Н. Каманин, М. Водопьянов, А. Ляпидевский, И. Доронин.
— Заканчивайте, отправляемся, — предупредил начальник поезда.
— Вот и готово, вот и все, — приговаривал взъерошенный, восхищенный удачей фотограф. — Спасибо вам, товарищи, спасибо!..
Спустя несколько часов он вылетел из Читы на Урал. Когда экспресс прибыл в Свердловск, Виктор Темин встретил нас на вокзале с пачкой газет «Уральский рабочий». Его уникальные снимки были уже напечатаны. Он оказался единственным фотокорреспондентом, которому удалось в пути заснять группы летчиков и челюскинцев; на станциях, в сутолоке встреч, это не представлялось возможным, а из Москвы участники эпопеи разъехались во все концы страны.
Поезд приближался к столице. Полярников встречали авиационные эскадрильи. Московский диктор торжественно читал:
…А между тем, завершая рейс,
В сопровождении птиц и ветра
Из тоннеля ночи вылетает экспресс
И мчится по звонким холмам рассвета.
И мчит он, родиной нашей храним,
И мир, его ожидая, замер,
И бомбовозы летят над ним,
Его забрасывая цветами…
И вот — Москва, мыслями о которой жили полярники и в тяжкие часы невзгод, и в дни радости. Отсюда протянулась к ним надежная рука помощи.
Как волнует моих спутников приветственный гул людских волн, заливающих площадь Белорусского вокзала, нарядную улицу Горького!
Увитые гирляндами цветов, открытые автомобили медленно движутся по главной столичной магистрали к
Красной площади. Белый вихрь листовок… Цветами покрылся асфальт: их кидают из окон, с балконов, крыш. Москва встречает победителей — арктических летчиков, ученых, моряков.На Красной площади автомобили останавливаются. Полярники проходят вдоль трибун, москвичи бросают им букеты, обнимают, как самых близких и родных…
Рядом с руководителями Коммунистической партии и Советского государства на левом крыле Мавзолея Ленина стоят Алексей Максимович Горький, семеро Героев Советского Союза, Шмидт, капитан Воронин, Бабушкин. Тысячи москвичей приветствуют их, шествуя через Красную площадь, как в дни больших всенародных праздников.
НАД МАТЕРИКАМИ И ОКЕАНАМИ
19 ИЮНЯ В ПЯТЬ ЧАСОВ
Внизу на чистом мраморе льдов извивались черные, едва различимые прожилки. Кое-где вился туман. Однообразие белой пустыни путало представление о высоте. Стрелка альтиметра вздрагивала у деления 4000 метров.
Самолет шел точно на север.
За штурвалом — Валерий Чкалов, командир воздушного корабля. Он в теплой кожанке, меховых унтах. Обыкновенная кепка, надетая козырьком назад, придавала летчику озорной вид.
Позади командира прикорнул на масляном баке Георгий Байдуков, второй пилот. Сунув под голову спальный мешок, изогнулся на полу штурман Александр Беляков.
Чкалов бережно дотронулся до плеча Байдукова. Тот приподнялся, протер глаза и вздохнул.
— Подходим к полюсу! — крикнул Чкалов.
Байдуков порылся в дорожном мешке, вытащил апельсин — он превратился в ледяной шарик. Летчик попытался отогреть его в ладонях, потом положил на трубу отопления. Достал румяное крымское яблоко, оно тоже промерзло; надкусил — поморщился: заломило зубы.
Перебросив ноги через бак, Байдуков уселся подле Чкалова, подмигнул командиру: «Давай сменяться». Не выпуская из рук штурвала, Чкалов привстал, и Байдуков протиснулся на его место. Валерий Павлович уступил одну педаль, потом другую, отдал штурвал и полез на бак. Апельсин успел оттаять, кожица снималась легко. Чкалов отделил несколько сочных долек и нехотя, с усилием проглотил.
Прошло более суток со времени старта. У Чкалова припухли и покраснели веки, под глазами залегли глубокие тени. Устроившись на баке, он сразу погрузился в тяжелый сон.
Беляков, поднявшийся со своего жесткого ложа, сел за откидной столик и углубился в навигационные вычисления. Еще и еще раз он проверил правильность расчетов. Сомнений не было: самолет — над самым центром Полярного бассейна.
— Полюс под нами! — во весь голос крикнул штурман.
Чкалов мигом вскочил, поднял вверх большой палец, заулыбался.
Штурман старательно отстукивал ключом передатчика: «Перевалили полюс — попутный ветер — белые ледяные поля с трещинами и разводьями».
Это было 19 июня 1937 года, в пять часов по Гринвичу.