В дальних плаваниях и полетах

Встречать самолет вышло все население Уэлена — Кренкель успел передать, что на борту «АНТ-4» летят женщины и дети…

Радостное известие молниеносно распространилось в столице. В редакцию невозможно было дозвониться — заняты все телефоны: москвичи хотели получить подтверждение об успешном полете и спасении первой группы челюскинцев. С трудом удалось мне прорваться. Получил экстренное задание: узнать подробности рейса Ляпидевского и биографию пилота.

Вскочив в «газик», помчался к Аэрофлоту. Занятия давно кончились, но где-то на четвертом этаже я застал сотрудника отдела кадров, и в руках у меня очутилась тоненькая папка: «Краткая автобиография пилота А. В. Ляпидевского».

Заглядывая в папку, я диктовал по телефону стенографистке:

— «Полярному летчику Анатолию Ляпидевскому двадцать пять лет…» Да, да, только двадцать пять. Абзац. «Он родился в 1908 году, в семье учителя. Двенадцати лет ушел на заработки в станицу Старощербиновскую на Кубани, почти четыре года был батраком. Осенью 1924 года вступил в комсомол. Больше года работал на маслобойном заводе. Райком комсомола направил его в авиационную школу…» Записали? Продолжаю. «В 1929 году Ляпидевский успешно окончил школу морских летчиков и был назначен инструктором». Абзац. «Два года назад перешел на службу в Аэрофлот. Работал на авиалиниях Дальнего Востока, затем переведен в полярную авиацию». Всё!

Когда я вернулся в редакцию, иностранный отдел принимал отклики из зарубежных стран; вечерние газеты некоторых европейских столиц успели сообщить о полете Ляпидевского.

Под утро меня вызвали к редактору.

— Отправляйтесь специальным корреспондентом на Дальний Восток, — сказал он. — Быть может, понадобится ехать на Камчатку или Чукотку, но сейчас торопитесь в Хабаровск, там получите инструкции. Вы готовы?

— Выеду первым экспрессом…

Воздушного сообщения между Москвой и Дальним Востоком еще не существовало, поездом приходилось ехать около девяти суток.

Перевалив Уральский хребет, экспресс мчался по степям Западной Сибири. Миновали Омск. С грохотом пронесся поезд по длинному мосту через Обь. Показались огни Новосибирска.

На вокзале я впился в первую страницу «Советской Сибири»: «В Хабаровске идет энергичная подготовка самолетов Талышева и Доронина к дальнему воздушному рейсу. 12 марта ожидается Водопьянов со своим «Р-5»; он присоединится к звену Талышева».

Наш поезд прибывает в Хабаровск только семнадцатого. Неужели я опоздаю к старту трех летчиков?..

В вагоне горячо спорили: кто из пилотов первым после Ляпидевского достигнет лагеря? Люди упоминали Анадырь, Уэлен и даже крохотный Ванкарем так яте привычно, будто говорили о Рязани или Тамбове. Далекие северные окраины словно приблизились.

К БЕРЕГАМ АМУРА

Долог путь из Москвы к Тихому океану. Шумные города и живописные селения, горы и долины, вековые леса, озерные края, многоводные реки, бескрайные степи… Дни и ночи казались нескончаемыми — скорее бы Хабаровск!.. Ныряя в бесчисленные тоннели, экспресс пронесся по берегу Байкала.

В Чите сосед-пограничник сбегал на вокзал и вернулся с ошеломляющей новостью:

— Пропал Ляпидевский!

Сообщение в «Забайкальском рабочем» было предельно кратким. 12 марта Ляпидевский снова стартовал к челюскинцам. Прошло несколько часов, из лагеря передали: «Самолет не появлялся». Не вернулся он и в Уэлен. В течение суток никаких известий от экипажа не поступило. На побережье Чукотки начались поиски.

С волнением обсуждалось в вагоне это известие. Опять заспорили: какими средствами спасти челюскинцев? Немолодой ученый, исследователь камчатских вулканов, отстаивал идею пешего похода из лагеря на материк по плайучим льдам:

— Теперь, когда женщины и дети в безопасности, такой поход вполне осуществим — ведь в лагере остались одни мужчины.

Среди пассажиров нашлись ревностные сторонники этого плана. Их не смущала даже трагическая участь отряда штурмана Альбанова, хотя для условий, в которых очутились челюскинцы, история эта была очень поучительна.

Василий Иванович Альбанов участвовал в полярной экспедиции лейтенанта Брусилова на паровой яхте «Св. Анна». Летом 1912 года она вышла в плавание. Затертое льдами судно после двух вынужденных зимовок отнесло дрейфом к восемьдесят третьей параллели, севернее Земли Франца-Иосифа. Люди остро нуждались в продовольствии, недоедали, болели. Весною 1914 года одиннадцать моряков во главе с Альбановым, заручившись согласием Брусилова, отправились пешком по дрейфующим льдам к ближайшему острову архипелага Франца-Иосифа; до него было сто семьдесят километров. Путь оказался неимоверно тяжелым: торосистые поля, обширные разводья, а вдобавок — дрейф льдов на юго-запад и запад, тогда как путешественники стремились на юг. Больше трех месяцев длился мучительный поход. Из одиннадцати моряков спаслись только двое: штурман Альбанов и матрос Конрад. Участь «Св. Анны» и оставшихся на борту тринадцати человек так и осталась неизвестной — это одна из многих тайн, хранимых Арктикой; вероятно, судно было раздавлено льдами…

Нет, правительство не допустит, чтобы челюскинцы пустились в рискованный путь по льдам, — убежденно сказал командир-пограничник. — Это стоило бы многих жизней. Единственное средство спасения — авиация. Отваги и умения нашим летчикам занимать не приходится!

— Согласен, — кивнул ученый-вулканолог, — но вот погода, сами видите, — нож острый! Эти арктические циклоны ломают самые превосходные замыслы пилотов.

— Ничего, дождутся и солнышка, не все же будут туманы да пурга.

Экспресс мчался через горы и тайгу. Мелькали станционные вывески: Шилка… Куэнга… Ксеньевская… Могоча… Ерофей Павлович…

Наконец пассажиры принялись собирать вещи — экспресс подходил к Хабаровску.

Схватив дорожный чемоданчик, я бросился к вокзальному телефону и позвонил хабаровскому корреспонденту «Правды» Василию Яковлевичу Ходакову.

— Ляпидевский нашелся: ему пришлось сесть на лед у Колючинской губы, — рассказал мой товарищ. — Водопьянов, Талышев и Доронин летят вместе, звеном командует Талышев. Сейчас они на аэродроме.

— На каком аэродроме?

— У нас, на хабаровском. Утром вылетают…

На льду Амура, близ устья Уссури, освещенные прожекторами, стояли водопьяновский «Р-5» и два серебристых пассажирских самолета. У машин хлопотали механики.

В кабинете начальника аэродрома навстречу мне шагнул Водопьянов:

— А-а, прикатил! Чудом застал: нам пора уже быть в Ногаеве, да вот проклятущая погода не пускала. На завтра крепко надеемся… Как, Виктор Львович, полетим? — обратился Водопьянов к сидевшему у стола человеку в кожаном пальто.

Виктор Талышев кивнул и стал раскуривать трубку.

На диване полулежал тучный, краснощекий Доронин. С его простодушного лица не сходила улыбка. Тонкий голос не гармонировал с внушительной фигурой.

Из этой тройки Талышев имел наибольший летный стаж. Он летал еще в годы гражданской войны, долго работал на авиалиниях Средней Азии, водил самолет между Красноярском и Туруханском, прокладывал воздушный путь в монгольскую столицу Улан-Батор. В 1930 году Талышев очутился на Чукотке; во льдах у мыса Северного застряли пароход «Ставрополь» и американская шхуна «Нанук», принадлежавшая крупному скупщику пушнины Олафу Свенсону. Виктор Львович вывез тогда на материк пятнадцать пассажиров, среди них были малые ребятишки и один новорожденный.