В душной ночи звезда

Так вместе братья подошли к корчме-аустерии.

Прежде чем нырнуть в полутьму просторных сеней, Ладусь поднял голову, окинул взглядом небо: стайка голубей кружила над посадскими дворами.

Примечания:

*Выросток (стар. бел.) - подросток.

*Ярило - бог солнца и плодородия в языческом пантеоне славян. Ярилу представляли молодым, светловолосым, красивым всадником на белом коне.

* "Матхенка" - от нем."medxen", "девочка".

*Договор с комарами и в наше время используют некоторые полесские люди. Считалось, чтобы комары не досаждали, с ними надо весной договориться, а затем не бить, только сгонять с тела.

*Вертеп - представление на религиозные сюжеты. Второе значение: суета и шум.

Люди

В этот субботний день в городе топили бани. Выползал из волоковых окошечек серый дым: бани прогревались, дымом окуривались почерневшие бревенчатые стены. Скоро догорят в истопке берёзовые поленца, оставив после себя жаркие уголья, войдут мужчины, побросают в большую бочку раскалённые каменья, те отдадут свой жар воде, и без того прогретой в горячем воздухе бани. Вода станет кипенем, и придёт время заходить первым банщикам. Первыми войдут мужчины помоложе, поздоровее: начнут брызгать на камни очага душистой, настоянной водой, хлестать себя берёзовым веником, охать и кряхтеть, смывая грязь, выгоняя из тела усталость. Вдоволь исхлестав бока и спину, будут выскакивать в сени, где ждут их деревянные вёдра, полные свежей студёной воды. Схватят вёдра, выскочат, обольются - и обратно, в горячее нутро бани.

За молодыми мужчинами деды выпарят в баньке ноющие кости, а с ними мальчишки, которых уже отказались брать с собой в баню мамки. Потом баня наполнится женщинами, и девчатами, и малыми ребятишками. Жар к тому времени не так силён, все не спеша разогреются, женщины вымоют длинные косы, побьют тело душистым веничком. Раскрасневшиеся молодки тоже сбегают к холодным вёдрам - им жарко и не пугает холодная вода. К ночи все справятся: чистые, свежие, распаренные, соберутся пить горячий травяной вар или квас - утолять жажду после жаркой бани.

Во дворе Кондрата тоже по субботам ладилась баня.

Старших сыновей Кондрат давно уже выселил в светлицу при баньке, чтобы не мешали женщинам хлопотать по дому, подращивать младших детей, и не смущали сестриц-невест. Взрослым парням это было только на руку: живя отдельно, они имели большую свободу, могли задержаться в городе и явиться среди ночи. Старая собака Куля узнавала их, и только негромко рычала, не одобряя поздние шатания, ведь завтра отец опять приставит ребят к работе.

Сейчас, в банный день, сам Кондрат, его хлопцы и соседские дружки вымылись первыми, и ушли, оставив просторную светлицу. Теперь в ней отдыхали после мытья, расчёсывались, собирались-одевались женщины, а с ними младшие дети.

А как только справились бабы, вернулись в дом и подали ужин, вся большая семья уселась за столом. И после ужина молодые ребята в чистых сорочках, в чистом исподнем, взяв из рук матери свежее рядно - стелить постель - ушли к себе. Прихватили из дому ведёрко кваса, в светлице затеплили лучину: что-то не хотелось им спать.

Они уже успели сходить на вечеринку, для которой речицкие парни в складчину снимали на каждый субботний вечер просторную медовую корчму. Там хозяин, расторопный Моисей, с радостью принимал шумную весёлую городскую молодёжь. Разносил медовый квас, а парням, забывшим гостинцы, сыпал в ладонь орешки для их подружек. Те из ребят, которые ещё не научились зарабатывать деньги или были очень бедны и не участвовали в складчине, не могли попасть на эти посиделки. А вот девушки заходили свободно. Сюда приходили и сельские - гуляли все.

Братья повернулись на вечеринке, но не задержались: так получилось, что у каждого на уме было разное, но ни один из них не хотел засиживаться рядом с девушками. Ну и повезло сыновьям Кондрата, вовремя ушли - в этот вечер городские ребята снова передрались с парнями из села пана Халецкого.

Василь, большой пересмешник, теперь в полутьме светлицы дурачился и смешил братьев, благо - батька не видел. Василь нацепил на голову штаны-ноговицы, закрутил штанины, спустив их как косы, спрятал два кукиша под просторной рубахой - груди и, задрав нос, стреляя глазами по сторонам, показывал, как гордо ходит Ульянка. Потом надул-выпятил губы, глупо округлил глаза, захлопал стыдливо ресницами, переложил "косы" вперёд - ребята захохотали, узнав соседку - юную Марусечку. А напоследок Василь на своей голове долго сооружал из штанин что-то высокое, и когда башня кое-как получилась, концами штанин обернул подбородок, опустил ресницы, кулаки-кукиши, означавшие груди, поднял чуть ли не к горлу, и прошёлся с прямой спиной, не поднимая глаз, по светлице.

– Это Анна идёт!
– хохоча, угадал старший из братьев, Егор.
– Возьми в руки два ведёрка: девчонки на ней висят, Лизаветка и Катеринка!

Второй сын Кондрата, Иванька, смеялся громче всех, но внезапно щутил горечь: оказывается, не только он видел, как стройна Анна, как высоки её крепкие груди, как плавно идёт она - словно лебедь белая плывёт...

***

К Марье, хозяйке Кондрата, прибежала тёзка, соседская Марусечка. Просила отпустить Ульянку с девушками в лес. Осень задержалась тёплая, в сыром бору до сих пор лезли из-под опавшей листвы грибы.

Марусечка лопотала:

– Мы недалеко, вернёмся засветло! Люди говорили, что в Старой дубраве на пригорках полно сейчас боровичков. Наберём по корзинке, и прибежим обратно!

– Смотрите, девоньки, поздно надумались. Пока выберетесь, пока дойдёте, сейчас день короткий, не спознитесь, - отвечала Марья.

– А ваши парни по грибы с нами не хотят?
– спрашивала Марусечка, округлив и глаза, и пухлый ротик.

Марья у печи незаметно улыбнулась.

Марусечке зимой исполнится четырнадцать, и ранняя девка влюбилась по уши в её сына. И это бы ещё полбеды, но, похоже, Марусечке нравятся все трое. Никак девица не решила - кто из братьев ей милее?

Марья и Кондрат уже не раз пересмеивались, обсуждая, о ком вздыхает молодая соседушка?

– А ты, мать, наблюдай за парнями: не может быть такого, что все ей одинаковы: кто-то больше по сердцу, того и зацепит. А я на Марусе любого женю хоть сейчас.

– Ну-ну, - отвечала Марья, - ты так говоришь, потому что девка молода, отец замуж её ещё года три не пустит. И ты наших соколов от себя отпускать не хочешь. А Егора пора отделять: совсем взрослый, по девкам, наверное, тоскует, а ты его возле себя день-деньской держишь, и осмотреться по сторонам ему некогда.

Кондрат молчал: сыновей отделять не хотелось. Он ещё никак не мог смириться с мыслью, что парни заживут своими семьями. Но Марусечка действительно девка подходящая: редкостная девка. Она одна дочка у старого Тараса-кожевника. Сыновья Тараса - взрослые мужики, и у них дети почти в таком же возрасте, как Марусечка. Эта девонька - позднее дитя, последнее, и потому самое любимое. К тому же Марусечка удалась в отца, все крошки подобрала. Девка круглолицая, с зелёными глазами, с пухлыми яркими губами, а уж как ростом высока - может, не выше Кондратовых хлопцев, но и не ниже. Она всегда была наголову выше всех сверстников, потому и стали звать эту крупную, большую девчонку, поворачивавшуюся среди ребячьей мелочи, для смеха мелким именем - Марусечка. Красивая, здоровая будет баба. Не удивительно, что старик души не чает в своей доченьке, наряжает, потакает ей во всём. Тарас ещё бы долго думал да прикидывал, отдавать ли свою королевну в семью Кондрата-сницера, но если Марусечка выберет Егора ли, Ивана, или Василя - то никуда отец не денется: Марусечка настоит на своём.

***

– Иванечка!
– шептали Марусины губы.

И всякий раз она бежала к воротам, чтобы как будто невзначай оказаться перед глазами своего милого...

***

Окольной дорогой, той, что плавно огибает предместье, отделяя людские огороды от луга, кто-то мчится, торопится, врезаясь в осенние сумерки, нахлёстывая быстроногого жеребца.

Вдоль серых плетней и строгих хат под насупленными соломенными крышами стучат по земле резвые копыта вороного коня. Мальчишки, заигравшиеся допоздна в лапту, замерли, смотрят всаднику вслед: что за человек спешит объехать стороной город?