В душной ночи звезда

– Подожди, не лезь в веснички, - остановил брата Егор.
– Я отгадать хочу: кто?

И, испугавшись своей догадки, прошептал:

– Кукольника сестра, Тереза?!

– Ну!

– Дурак, Василь! Ой, какой же ты дурак!
– поразился Егор.
– Она не нашей веры! Но это бы ещё ничего*. Она по дорогам живёт - ты хоть понимаешь, что это значит?! Молод ты, брат! Девка к дому не приучена, кувыркается, ногами взбрыкивает запросто - это девка-то! Кто знает, кто её родители? А бедна-то! Бедна как церковная мышь, всё её приданое - красота.

"И ум, и приветливость", - подумал Василь, устремив глаза куда-то повыше речицких яблонь. Он размышлял, что из всех знакомых девчонок только Тереза находила, что ответить на его шутку. И как отвечала! Не манерничала, смотрела смело, хохотала вместе с ним весело и звонко, открывая свежий рот, показывая красивые ровные зубы.

Василь прошептал:

– Тихо. Я сам знаю. Никогда не возьму я её. И в ту сторону смотреть не буду. Обещаю. Только...

Егор никогда не видел насмешливого Василя таким подавленным.

– У тебя, видно, сердца нет, или оно на замке, Егорий - на крепком замке. А моё открыто, и у Ивана тоже открыто, и болит, и плачет...

– И у Иваньки? Кто?

– Может, догадываюсь; может, неправ я, - рано об этом говорить. Но чувствую, и ему сейчас несладко...

Примечания:

*Лель, Лад, Полель - ловкая троица, по верованиям древних славян, молодые божества, опекающие влюблённых, ведущие их к венцу.

*Бабинец - ближайшая к входу часть храма, в которой стояли во время службы молодые женщины

*Дробины - лестница с перекладинами вместо ступеней

*Столкнуть с горки - зимняя потеха. К горе, на которой зимой каталась молодёжь, подходили пары молодожёнов. Им уже не положено было дурачиться, но очень хотелось. Неженатые парни и девушки сталкивали молодую пару с горки и обсыпали снегом.

*Путешествие - разрешение на поездку молодому мастеру. Мастерство могилёвских резчиков было известно далеко за пределами Великого княжества.

* "...не нашей веры, но это ещё ничего!" - XVI век - самое веротерпимое время, когда межрелигиозные браки были нередки. Единственный период, когда даже в высшем государственном органе, Верховной Раде не было группировок по религиозному принципу.

Волшба

Анна совсем поправилась после дурмана, которым её опоила Мокошиха.

Теперь она не припадала спать по четыре раза за день. Она стояла у высоких пяльцев, развёрнутых в сторону оконца в верхней светлице и старательно вышивала. В светлице стало тепло: Кондрат с сыновьями установили жаровню, над ней вывели небольшой латунный дымоход конусом, как для лучника. В жаровне горели горячие угли. Сейчас здесь толклись младшие, любившие тереться возле Анниной юбки. Бод рассказывал им сказку, и дети, открыв рты, слушали его с величайшим вниманием.

Шёл третий день, раны быстро заживали, перестали ныть ушибы. Бод назавтра собирался уйти к себе. Так долго он ещё никогда не бездействовал, разве что, давно - после кораблекрушения, чуть не лишившего его силы и воли к жизни...

Некогда лежать на широкой лаве: уже справлялись о его здоровье другие бортники. Везти мёд и воск, и пчелиный камень хотят с ним. Наслышаны об удаче, сопутствующей ему в торговых делах.... И в табор надо успеть до отъезда - вернуть цыганке кинжал. (Врёт про то, что лезвие наговорённое: не чувствовал это Бод, а должен бы...) Спросить любопытно ещё о паре колец: может, не всё сказала хитрая Галла?

Тёмная старуха, лживая. Но другой такой нет, у которой об этом можно узнать. Но прежде всего, поговорить бы с Анной. А если бы не только поговорить...

...Если бы не прежние годы, подобные на монашеское смирение, он бы, наверное, натворил глупостей, находясь рядом с этой женщиной - такой желанной!

Он закончил сказку, выпроводил детей.

Смотрел на нежный овал лица златошвейки, на тени от длинных ресниц, на губы, которые то целуют его, а то - как теперь, - таинственно сомкнуты, будто наложена на них неведомая печать спокойной женской уверенности в своей правоте и власти над мужским сердцем.

Бод вздохнул. Анна подняла на него сияющие глаза. Поправляя прядь коротких густых волос, выбившуюся из-под чепца, сказала:

– Ты будешь самый прекрасный сказочник-дедушка.

– Я хочу быть сначала самым прекрасным твоим мужем.

– И я тоже этого хочу.

– Да? Как поверить?

Анна сделала вид, что занята.

– Собирается обоз на Чернигов. Ты поедешь?

– Поеду. Надо ехать. В складе лежит мой товар: зовёт в дорогу. Год выдался хороший. Счастливый этот год, лада моя. Вернусь с гостинцами. Кондрат обещает дать Егора на стройку за старшего, строить сруб начнут сейчас же, пока земля не замёрзла. Заплачу людям, будут не в обиде, сделают быстро. Я заберу тебя отсюда хоть сейчас в старую хату. Пойдёшь?

– Здесь буду ждать тебя.

– Я приеду, подпишем договор* сразу. Что скажешь?

– Этого и жду. Справляйся скорей, и возвращайся.

– Анна, я уезжаю по несколько раз за зиму. Как ты одна будешь жить?

– Ты придумал что-то?

– Думаю два сруба ставить на одном плацу: подселю соседей-стариков. Они будут хозяева во дворе, ты - в доме. Люди работящие и крепкие, а родни у них не осталось.

– Спрашивал их согласия?

– Да. Просил об этом кое-кого. Они только рады, их хатенка совсем плохонькая. Мне за тебя смелее будет: дом, ласточка моя, за городскими стенами.

Не вытерпел, подошёл: целовал Анну.

– Это даже лучше. Ни тебе, ни мне в мастерскую не ходить. За посадской стеной

сады, простор!
– Она сделала ещё несколько стежков.
– Чаровник, ты обещал обучать девочек. А меня?

– Анна, это непросто. Дети твои не такие, как все, сама теперь знаешь. Помнишь, что было вчера? Не я - так кто-то рано или поздно должен был стать их учителем. И ты способна, но я ещё не знаю, насколько. Я не могу определить, в чём твоя тайна, а она у тебя есть, это точно.

Бод не признался, что закон чародейства для такого случая был один, и он гласил: не можешь понять - не можешь и учить. Значит, наставник у его любимой должен быть другой. И тогда, даже если окажется, что Анна не обладает Даром, ученичество принесёт ей немалую пользу. Ему, Боду, даже думать не хочется о том, чтобы Анна была рядом с другим чародеем, всё равно, каким, - хоть и старым и дряхлым монахом-схимником! То, что Анна приняла за след мужской ревности в нём, на самом деле было гораздо сложнее. Ревности чуждается истинный Знающий, но сожалеть о преемнице знаний, об ученице - это допускалось. (Ну-ну, убеждай себя, чародей!).