В душной ночи звезда

Первый Мудрейший заметно изменился в лице:

– Вы полагаете?..

– Удались, дитя, пока мы не призовём тебя снова, - приказал Великий Жрец. И, как было принято в храме, глядя глаза в глаза Мудрейшему, произнёс:

– Скоро мы можем стать свидетелями небывалого события. Какого? Я не знаю. Но оно произойдёт раньше, чем успеет вырасти этот ребёнок.

– Я сам займусь его обучением, - задумчиво произнёс седовласый Мудрейший, для которого срок наставничества давно прошёл. И тем не менее, он не решился поручить мальчика кому-то ещё.
– Я думаю, ребёнок заслуживает получить своё первое имя?

– Назови его Навнагусор - "Тот, кто оправдывает ожидания" - без колебаний

промолвил Великий Жрец, и пламя светильников, услышав имя, вспыхнуло ярче, что было хорошим знаком.

И Первый Мудрейший стал торжественно называть Навнагусором своего исключительно способного подопечного, и стал его новым учителем. Ненадолго, пока не встретились мальчик и его звезда...

А нарост силами жрецов удалось убрать. У Бода остался только круглый едва заметный шрам в том месте на лбу. И он никогда не признавался, откуда этот след: дело прошлое.

***

Навгун увидел своего хозяина, спускавшегося к пристани, к городскому торжищу, и весело заржал, и забил нетерпеливо копытом, выбивая в мёрзлой земле мелкие камешки.

Бод в это время смотрел в сторону корчмы, возле которой старая Галла ворожила деревенским девушкам. Девушки положили в ладонь цыганки все свои мелкие гроши и ушли, глядя прямо перед собой ничего не видящими бессмысленными глазами: цыганка-то, оказывается, хорошо умела охмурять.

– Ай, красавец!
– пронзительно закричала старуха, метя длинной юбкой по припорошенной снегом земле в сторону Бода.
– Ай, милый! Богатырь ты наш! Спаситель! Здоровья тебе, жену красавицу, деток удалых, да всякого добра побольше, побольше! Смотрите, люди: этот бортник убил в полях боярина Мирского волка-людоеда. Нет больше Чёрного Волка! Ай, молодец!
– звенела цыганка на всё торговое место:

– Бортник не бежал от волчьей стаи, коня отпустил - сам остался! Мы коня твоего, доброго, серого - переняли у моста через Ведрыц-реку. Сберегли, дорогой, для тебя коня твоего!

Люди стали собираться вокруг Бода и цыганки.

Бод гладил, трепал по шее своего жеребца.

– Как зовут коня?
– не останавливалась болтливая Галла.

– Н-н-авв-гг-унн!
– заржал ей в ухо жеребец.

– Конь тебе только что сказал, как его зовут, - улыбнулся Бод.

– Ай?
– не поняла Галла.

– Навгун его зовут!
– пояснил бортник, про себя гадая, что за представление затеяла старуха?

– Быстрый, значит?
– восхитилась цыганка.

– Ну, пусть будет так, - согласился Бод. Он, называя жеребца, знал, что посторонние решат, что странное имя Навгун придумано от слова "навгрунь"* - так обозначали быстрый бег лошади. И тут же перед собравшимся людом ему пришлось подтвердить, что он действительно убил вчера лютого волка, дав возможность спастись своему коню. Люди, а среди них много было селян из окрестных деревень, приехавших в торговый день в Речицу, обрадовались. Заявили, что пан-боярин Мирский должен сдержать слово и наградить человека, выдать бортнику двенадцать грошей. Сумма немалая - столько платили за убитого зубра. За волка - обычного разбойника - давали от силы три гроша. И боярин как раз был в городе в этот день, решал дела в судной избе.

– Что ж, - сказал бортник, - если наградит - оплачу ваше пиво в шинке у Михайлы, выпьете за мою удачу.

Мужчины обрадовались пиву ещё больше, чем хорошей новости. И пошли рассказывать пану Мирскому о подвиге речицкого подорожника. А Бода отвела в сторону цыганка:

– Загляни, дорогой, в табор, - попросила она.
– Я и деньги, должок наш, с собой не брала: нам поговорить надо с глазу на глаз. Так приезжай к нам, не мешкай*.

– Ты откуда узнала, что я волка убил под Горвалем? Зачем всем сказала?

– Вот для того и зову тебя, князь дорогой, серебряный-золотой. Есть что поведать тебе. А деньги панские что, помешают? Мы твоего коня не запахом кормили: за заботу рома Матвею дашь денежку. И погадать я тебе хочу, а ты мне щедрее ручку позолотишь, - захихикала скаредная цыганка.

– Поехали, мать, провожу тебя до вашего табора, - согласился Бод.

И цыганка в тряской телеге, а он - верхом, отправились за город, в ближайшее село, назначенное вольным кочевникам на зимний постой.

– Про кольцо у своей зазнобы спрашивал?

– Да. Кольцо подобрали возле врага, убитого на пороге её дома. Человек подумал, что это уронила сама Анна, поднял перстень и положил на видном месте. Девочки-двойняшки стали играть с кольцом, прятали ото всех, пока...
– Бод запнулся. Не хотел лишний раз упоминать про болезнь, разбившую Анну в то время, - ...пока не приехали в Речицу. Марья-хозяйка спросила у Мокошихи, можно ли оставить колечко, и Мокошиха сказала, как и ты - если само пришло, то можно оставить. Кольцо нашло себе хозяйку.

Цыганка кивала головой, соглашаясь.

– И что, ты мать, знаешь про эти кольца?
– поинтересовался Бод.

– Если бы знала что, не отдала бы, - огрызнулась Галла.
– Оно мне не открылось. Дарила невесткам, но и те не захотели держать его у себя. Все в один голос говорили, что чувствуют, как будто непотребщину какую у себя оставили. И понимают, что золотое и красивое, а всё равно - как будто лишняя ненужная вещь. Так и валялось кольцо. Я боялась потерять его, потому и избавилась. А ещё, когда я над тобой сидела, шептала, кольцо меня сильно беспокоило: всё хотелось достать его из платочка и вложить тебе в руку. Вот и отдала. А ты так обрадовался - удивил меня! Я поняла, что оно тебе понадобится.

Бод в свою очередь кивнул головой.

– Хочу погадать тебе, - сказала старуха Галла, выгнав из гнилой хаты тощих ободранных внучат.

– Ты мне уже всё сказала, - возразил Бод.

– Не всё, оказывается. Раскрой, покажи ладонь!
– настояла цыганка.
– Ай, ай! Никогда не видела такого знака!
– удивилась она.
– Не знаю, что и сказать...

"Где уж тебе, старая, - подумал чародей.
– Я не родился, я свалился в эту Явь".

– Тогда подожди, отолью тебе воск.

Цыганка стала приготавливать всё, что необходимо было ей для нового гадания, вертелась по хате и рассказывала:

– Тот самый Сашко, которого ты спас, перенял твоего Навгуна - ай, какое красивое имя!
– вечером на дороге. Конь был весь в мыле, испуган - страх! Летел по шляху стрелой. Наши рома сильно удивлялись: как так? Быстро мчится конь, хоть его никто не погоняет? Рома Матвей заглянул в глаза жеребца, а в них отражение: скалится волк. Ну, рома меня кликнул, я курила траву в ноздри коню, только тогда жеребец успокоился. Сашко не поленился, пошёл по шляху в ту сторону, откуда прибежал конь. (Цыганка слукавила: Сашко шёл лазить по деревенским птичникам, а для этого ему нужно было уйти подальше от приютившего их села - у соседей цыгане не воровали). За деревней, в лесу, не боясь темноты, кто-то разговаривал в поздний час. Сашко подкрался, подслушал. Говорила Мокошиха с незнакомкой. Старуха упрекала ту, другую: ставила ей в вину гибель человека - хозяина серого оседланного коня. Ругала: как смела та взять на себя страшный грех убийства? А незнакомка ей на это ответила, назвав Мокошиху бабушкой, что подорожник не первый и не последний. У неё двенадцать осиновых колышков уже забиты - по количеству зарезанных волком людей. Советовала старой утихнуть, говорила, что приходит время её силы и пора бы Мокошихе смириться с этим.