В душной ночи звезда

У Бода отдельные мысли, догадки и подозрения сложились в одно целое. И болезнь Букавецких - странная, незнакомая болезнь, прошедшая полосой по сёлам Горвальского края, и внезапная дьявольская метель, и волк, с небывалой хитростью годами обходивший охотничьи засады, и его, Бода, тяжкий сон несли на себе печать чьей-то злой воли.

Галла продолжала:

– Когда-то рассказывали о том, что на стороне у старухи-лекарки живёт дочь, рождённая не в браке, а потому магистрат отказал дочери в праве жить в городе. Если и внучка Мокошихи из бастров*, то и ей в место дорога заказана.

Бод кивнул: таков суровый закон: бастров не пускают в город. Ещё он знал: по поверью, три поколения женщин, рожавших вне брака, произведут на свет страшную ведьму или колдуна.

– Как же никто не ведал о ведьме раньше?
– спросил он цыганку.

– Может, молода была, ничего ещё не умела; может, не здесь росла - предположила Галла.
– А что молода, знаю от Сашко, он догадался по голосу.

– Так. Молода и жестока непомерно?!

– Как раз потому и жестока, что молода - силу пробует!
– пояснила цыганка.

– Что?
– удивился Бод

– Мы по этим землям кочуем уж много лет, и я помню, чем баловалась Мокошиха в молодости.

– Галла, не знаю, что Мокошиха раньше делала, но нельзя, запрещено Знающему нести зло. Покарание примет, не спрячется, не отвертится, - ответил чародей.

– Нет, ты и вправду чудной!
– подняла на него глаза цыганка, несказанно удивившись услышанному. Что за поповщина лезет из бортника, и как её примирить с тем ремеслом, которым пробавлялись испокон веку цыгане?

– Я сейчас же отолью воск, воск не соврёт, всё скажет.

Но воск ничего не сказал; по воде кружились круглые капли.

– Ты что на себе носишь?
– возмутилась старуха.
– Не доверяешь старой Галле? Я тебе добра желаю! Ты дорогу кому-то перешёл. Посмотреть наперёд могла бы, предупредить!

Бод подумал. Сообразил, в чём причина, стал снимать верхнюю одежду, сапоги - во всём лежала очич-трава отводящая.

Цыганка смотрела на него, сверля глазами. Рубаха не скрывала сильное тело бортника, столько лет лазившего по деревьям на невиданную высоту*.

"Грудь широкая, выпуклая, в бёдрах узок, стройные ноги крепки - хорош мужик, ах, хорош, - как породистый конь!"

– Эх, красавчик! Жалко, не встретился ты мне раньше, уж я бы тебя охмурила! О, да воск показывать стал, - отвернулась Галла от чародея. Потом сверкнула глазами на него, засмеялась старушачьим сухим смехом:

– Свадьба твоя будет послезавтра, слышишь?

"Близкий срок зря назвала - неправда твоя, я ещё не знаю, как за это дело взяться!" - подумал бортник в ответ.

– Ай, ай, ай! Ну, кто бы мог подумать?!
– продолжала смеяться цыганка.
– И этот перец* мне будет говорить, что зло творить нельзя? Посмотрю, что запоёшь, когда попробуешь скоромного, да прикипишь к бабе!

Боду пришлось мысленно собраться и даже произнести сильное успокаивающее заклинание, чтобы не покраснеть: вот ядовитая старуха - знает же всё-таки немало!

– Мать, ты зачем меня сюда позвала?
– сказал он строго.
– Я одеваться буду.

– Потерпи, - буркнула цыганка, глядя в воск и став серьёзной.
– Хоть я не красна девка, но ради пользы дела посиди без твоей зачарованной одежды. А ещё лучше - покрути воду в чаше своей рукой. Смотри!

Бод склонился над водой: воск слился в женскую фигуру, женщина превратилась в чудовище и погналась за кем-то маленьким и неуклюжим, затем стала глотать, - Бод присмотрелся, - маленьких детей! Женская фигура располнела, и чародей узнал в силуэте, к своему ужасу, Мокошиху такой, какая она стала сейчас, на его памяти. Вторая форма отлилась в тонкую фигуру, но была эта женщина лохмата до безобразия, и кружилась-летала над крышами домов и церквей. Что потом показывал воск, Бод помнил как в полусне. Это удивило и раздосадовало его: кто-то вмешался в сознание, не давая рассмотреть картину будущего. Он немедленно собрал волю, закрылся от чужих мыслей, взглянул на старуху, как будто видел её впервые. По морщинистому лицу цыганки пробежала лёгкая тень - или смутилась, или испугалась чего-то Галла.

– Довольно!
– решительно оборвал гадание чародей.
– Я ухожу. Спасибо, что берегли коня. Спасибо за то, что предупредила, мать. Что-то тёмное собирается в полночной стороне. Буду знать. А пока - прощай. И он по-особому взглянул на старуху, пытаясь словить, зацепить её глаза своим взором.

Но цыганка неожиданно вскипела:

– Молод ты ещё! Не поймал ты меня ни на чём и не поймаешь! Я тебе как лучше хотела сделать, а ты не доверяешь, не даёшься. Гляди, как бы не пожалел об этом, умник!

Когда чародей ускакал на сером Навгуне, цыганка, посмотрев ему вслед, зло сплюнула в сторону, прошептала:

– А ведь сорвался с крючка хитрый бортник.

И ей стало жаль минувшей молодости и красоты, когда-то помогавшей ей получать власть над мужчинами...

Цыганка Галла решила, что сделает всё, чтобы встретиться с объявившейся молодой ведьмой.

"Она явно чует тебя, бортник. Чует, но пока не нашла. Так я ей помогу! Зло, говоришь, нельзя творить? А для чего тогда Умение даётся? Не для того ли, что бы пользоваться им по своему усмотрению? Или для того, чтобы похоронить его в себе? Да и что такое зло?

Мокошиха с юности разбиралась в людских болячках. А почему? Кто научил? А я знаю! Когда видела больное шелудивое дитя, крала его, и лечила в своей лесной избушке как придумает, как ей в голову стукнет. Скольких она вылечила, а скольких невинных младенцев загубила - "съела", как говорится? А-а?! Как наших рома в то время преследовали за кражу детей! Как пришлось претерпеть ни за что, ни про что, - мы тогда про Мокошихины дела не ведали. А дано было мне узнать про все её ухватки слишком поздно. К тому времени хитрая лекарка поднялась, славу заслужила. Теперь весь город ей кланяется, трудно её теперь ущемить.

Вот тебе добро, вот тебе и зло.

Я узнаю, чем молодая ведьма балуется и что из этого выйдет? Случится, и Мокошихе вспомню давнюю кривду. И бортника проучу: догадлив, смазливый кречет, не дал себя обмануть. А я так раздоить его хотела: богат же, богат - я не я буду, если ошибаюсь в том. От него прямо пахнет деньгами!"

**

Бод вернулся в город, зашёл в мастерскую при лавке Кондрата.

Вышли вместе на вольный воздух; ходили вдоль берега Днепра, говорили.