В гостях у турок

— Вотъ эту-то мстность, должно быть, нашъ сербскій брюнетъ и называлъ маленькой Вной.

Показалась площадь съ большимъ зданіемъ.

— Университетъ, указалъ извощикъ.

хали дале. Показалось двухъ-этажное красивое зданіе съ тремя куполами, стояли будки и ходили часовые.

— Кралевъ конакъ, отрекомендовалъ опять извощикъ.

— Конакъ — это дворецъ! Королевскій дворецъ, пояснилъ жен Николай Ивановичъ и спросилъ возницу: — Здсь и живетъ король?

— Не… Овзде краль. Малы конакъ, — указалъ онъ на другое зданіе, рядомъ.

— Вотъ видишь, у нихъ два дворца — большой и малый. Король живетъ въ маломъ, сказалъ Николай Ивановичъ и указалъ на слдующее зданіе, спросивъ возницу:- А это что?

— Кролевско министерство, былъ отвтъ.

— Дама, дама идетъ! Даже дв дамы! воскликнула Глафира Семеновна, указывая на идущихъ имъ на встрчу дамъ. — Ну, вотъ посмотри на нихъ. Разв у нихъ перья на шляпкахъ ниже моихъ? спросила она.

— Да, тоже двухъ-этажныя, но у тебя все-таки выше. У тебя какой-то мезонинъ еще сверху.

— Дуракъ, обидлась Глафира Семеновна. — Не понимаешь женскихъ модъ. Слушайте, извощикъ, свезите насъ теперь посмотрть Дунай. Понимаете: рка Дунай. Такъ по вашему она зовется, что-ли? обратилась она къ возниц.

— Есте, есте. Найпріе (т. е. прежде) треба твердыня пазити (т. е. крпость смотрть), отвчалъ тотъ.

— Ну, твердыню, такъ твердыню, сказалъ Николай Ивановичъ, понявъ, что твердыня крпость, и прибавилъ:- Слова-то у нихъ… Только вдуматься надо — и сейчасъ поймешь…

Возница погналъ лошадей. Экипажъ понесся въ гору и опять сталъ спускаться. Стали попадаться совсмъ развалившіеся домишки, иногда просто мазанки. У нкоторыхъ домишекъ прямо не хватало сбоку одной стны, то тамъ, то сямъ попадались заколоченныя досками окна. Въ боле сносныхъ домишкахъ были кофейни съ вывсками, гласящими «Кафана». Надъ дверями висли колбасы, попадались цирульни, въ отворенныя двери которыхъ были видны цирульники, бреющіе подбородки черноусыхъ субъектовъ. Народу стало попадаться по пути больше, но все это былъ простой народъ въ опанкахъ и бараньихъ шапкахъ, бабы въ ситцевыхъ платкахъ. То тамъ, то сямъ мелькали лавченки ремесленниковъ, тутъ-же на порогахъ своихъ лавченокъ занимающихся своимъ ремесломъ. Вотъ на ржавой вывск изображены ножницы и надпись «Терзія» (т. е. портной), а на порог сидитъ портной и ковыряетъ иглой какую-то матерію. Дале слесарь подпиливаетъ какой-то крюкъ.

— Стари турски градъ, отрекомендовалъ возница мстность.

— Старый турецкій городъ, пояснилъ Николай Ивановичъ жен.

— Понимаю, понимаю. Неужто ужъ ты думаешь, что я меньше твоего понимаю по-сербски, отвчала та, сморщила носъ и прибавила:- А только и вонища-же здсь!

Дйствительно, на улиц была грязь непролазная и благоухала какъ помойная яма.

XIII

Ина мнози турки здсь? спрашивалъ Николай Ивановичъ возницу, ломая языкъ и думая, что онъ говоритъ по-сербски.

— Мало, господине. Свагдзе (т. е везд) србски народъ. Стари туркски градъ.

— Теперь мало турокъ. Это старый турецкій: городъ, опять пояснилъ жен Николай Ивановичъ.

— Пожалуйста не объясняй. Все понимаю, отвчала та. — Вотъ еще какой профессоръ сербскаго языка выискался!

Начали снова подниматься въ гору. Поперекъ стояла крпостная стна, начинающая уже сильно разрушаться. Прохали ворота съ турецкой надписью надъ ними, оставшейся еще отъ прежняго турецкаго владычества. Стали появляться солдаты, мелкіе, плохо выправленные. Они съ любопытствомъ смотрли на экипажъ, очевидно, бывающій здсь рдкимъ гостемъ. Опять полуразрушенныя стны, небольшой домикъ съ гауптвахтой. На крпостныхъ стнахъ виднлось еще кое-гд забытое изображеніе луны. Опять прохали крпостныя ворота. Около стнъ везд валяется щебень. А вотъ оврагъ и свалка мусору. Виднются черепки битой посуды, куски жести, изломанныя коробки изъ-подъ чего-то, тряпки, стоптанный башмакъ. Дорога шла въ гору террасами. Наконецъ открылся великолпный видъ на дв рки.

— Сава… Дунай… указалъ возница на впадающую въ Дунай Саву.

— «На Саву, на Драву, на Синій Дунай», сказалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Это въ какой-то псн поется.

— Кажется, ты самъ сочинилъ эту псню, усумнилась Глафира Семеновна.

— Ну, вотъ… Почему-же мн рка Драва-то вспомнилась?

— Въ географіи училъ.

На Дуна и на Сав виднлись мачтовыя суда и пароходы, стоявшіе на якоряхъ, но движенія на нихъ и около нихъ, по случаю ранней еще весны, замтно не было.

Стали подниматься еще выше. Показались казармы, затмъ еще зданіе.

— Госпиталь, пояснилъ возница. — Ключъ, кладенацъ (т. е. колодезь), указалъ онъ на третье облупившееся и обсыпавшееся зданьице. Прохали еще. Стояла часовня.

— Русьица црква… сказалъ опять возница.

— Какъ: русская? воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Глаша! Русская церковь. Зайдемъ посмотрть?

Но Глафира Семеновна ничего не отвтила. Ей не нравилось, что мужъ по прежнему продолжаетъ переводить сербскія слова.

На пути была башня «Небойся». Возница и на нее указалъ, назвавъ ее.

— Такъ она и называется — Не бойся? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Есте, господине.

— Отчего такъ называется? Почему? Зачмъ?

Возница понялъ вопросы и сталъ объяснять по-сербски, но супруги ничего не поняли. Глафира. Семеновна тотчасъ-же уязвила мужа и спросила:

— Профессоръ сербскаго языка, все понялъ?

— Нтъ. Но вольно-жъ ему такъ тараторить, словно орхи на тарелку сыплетъ. Все-таки, я теб скажу, онъ хорошій чичероне.

Достигнувъ верхней крпости, начали спускаться внизъ къ Дунаю.

— Ну, теперь пусть свезетъ въ мняльную лавку, — сказала Глафира Семеновна мужу. — Вдь у тебя сербскихъ денегъ нтъ. Надо размнять да пообдать гд-нибудь въ ресторан.

— Братушка! Въ мняльную лавку! — крикнулъ Николай Ивановичъ возниц. — Понялъ?

Тотъ молчалъ.

— Къ мнял, гд деньги мняютъ. Деньги… Неужели не понимаешь? Русски деньги — сербски деньги.

Въ поясненіе своихъ словъ Николай Ивановичъ вытащилъ трехрублевую бумажку и показалъ возниц.

— Вексельбуде… пояснила Глафира Семеновна по-нмецки.

— А Пара… Новце… (т. е. деньги). Сарафъ… (т. е. мняла). Добре, добре, господине, — догадался возница и погналъ лошадей.

Возвращались ужъ черезъ базаръ. Около лавченокъ и ларьковъ висли ободранныя туши барановъ, бродили куры, гуси, утки. По мр надобности ихъ ловили и тутъ-же рзали для покупателя. На базар все-таки былъ народъ, но простой народъ, а интеллигентной, чистой публики, за исключеніемъ двухъ священниковъ, и здсь супруги никого не видали. Къ экипажу ихъ подскочила усатая фигура въ опанкахъ и въ бараньей шапк и стала предлагать купить у нея пестрый сербскій коверъ. Подскочила и вторая шапка съ ковромъ, за ней третья.

— Не надо, не надо! — отмахивался отъ нихъ Николай Ивановичъ.

Глафира Семеновна смотрла на народъ на базар и дивилась:

— Но гд-же чистая-то публика! Вдь сидитъ-же она гд-нибудь! Я только двухъ дамъ и видла на улиц.

Наконецъ, возница, остановился около лавки съ вывской: «Сарафъ». Тутъ-же была и вторая вывска, гласившая: «Дуванъ» (т. е. «табакъ»). На окн лавки лежали австрійскіе кредитные билеты и между ними русская десятирублевка, а также коробки съ табакомъ, папиросами, мундштуки, нсколько карманныхъ часовъ, дв-три часовыя цпочки и блюдечко съ сербскими серебряными динаріями.