В гостях у турок

— Вотъ неотвязчнывй-то жидюга! — сказалъ онъ жен. — А удивительное дло, Глаша, что за границей меня многіе за генерала принимаютъ. Должно быть моя физіономія…

— Брось… махнула ему рукой Глафира Семеновна. — Ты видишь, что еврей теб льститъ, въ душу влзаетъ, а ты ужъ сейчасъ и за настоящую монету принимаешь. Ну, однако, я сть хочу. Надо отыскать какой-нибудь ресторанъ, перемнила она разговоръ.

— Да и у меня въ живот словно кто на контрбас играетъ, отвчалъ супругъ и приказалъ возниц:- Братушка! Теперь вези насъ въ ресторанъ. Но чтобы добре ресторанъ, самый добре… Понимаешь?

— Есте, есте, господине. Добре гостіоница треба, отвчалъ возница, погоняя лошадей.

Прохавъ дв улицы, Глафира Семеновна увидала еще двухъ нарядно одтыхъ дамъ и двочку и раскритиковала ихъ накидки, будто-бы ужъ старомодныя. Наконецъ, возница завернулъ за уголъ и остановилъ лошадей около благо каменнаго дома.

— Эво гостіоница… сказалъ онъ.

Въ окнахъ нижняго этажа виднлись сидвшіе за столами усатые и бородатые мужчины.

— Смотри, братушка, добре-ли этотъ ресторанъ? проговорилъ Николай Ивановичъ возниц.

— Наиболій (т. е. лучшій) ресторанъ, господине. Излазти (т. е. входите).

Супруги вышли изъ экипажа и вошли въ ресторанъ.

Ресторанъ представлялъ изъ себя большую комнату со стойкой, за которой стоялъ совсмъ блокурый человкъ съ рденькой бородкой и представлялъ изъ себя рзкій контрастъ съ сидящими за столиками смуглыми и черноволосыми, какъ вороново крыло, мужчинами. На стойк стояли дв запыленныя искусственныя пальмы въ горшкахъ, а среди нихъ помщалась группа бутылокъ, лежали на тарелкахъ оливки и копченая рыба, а также стоялъ пивной боченокъ на подставкахъ, окруженный пивными стаканами. Накурено было до невозможности. Въ сторон помщался французскій бильярдъ безъ лузъ и два человка, одинъ коротенькій въ гороховомъ пиджак, а другой длинный въ сромъ пиджак, играли на немъ карамбольную партію. Мужчины за столиками больше пили пиво или сидли за маленькими чашками кофе, чмъ ли. За двумя столами играли въ карты.

— Да это портерная какая-то, сказала Глафира Семеновна и остановилась, не зная, идти-ли дальше, но къ супругамъ подскочилъ блокурый человкъ, выскочившій изъ-за стойки, и заговорилъ по-нмецки:

— Битте, мадамъ, битте, мейнъ герръ… (т. е. пожалуйте, пожалуйте).

— Дасъ истъ ресторанъ? спросила Глафира Семеновна.

— О, я, мадамъ, о, я… Битте…

— Ессенъ-то гутъ здсь? въ свою очередь задалъ вопросъ Николай Ивановичъ, мшая русскія и нмецкія слова.

— Аллесъ васъ нуръ иненъ гефелигъ… (т. е. все, что вамъ угодно).

И блокурый человкъ сталъ усаживать супруговъ за столикъ.

— Митагъ-то есть у васъ? Хабензи? сказалъ блокурому человку Николай Ивановичъ.

— Нтъ, нтъ. Не стану я сть митагъ (т. е. обдъ), перебила его Глафира Семеновна и отдала, приказъ:- Бульонъ и бифштекъ…

— О, я, мадамъ, поклонился блондинъ.

— Ну, а я съмъ чего-нибудь эдакаго сербскаго, посербисте, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Надо-же сербскую кухню попробовати. Гебензи карте.

Блондинъ придвинулъ ему карту и отошелъ къ себ за стойку, приставивъ къ супругамъ черномазаго слугу въ свтломъ запятнанномъ пиджак и въ зеленомъ калинкоровомъ передник.

Николай Ивановичъ сталъ разсматривать карточку, какъ вдругъ надъ его ухомъ раздался возгласъ:

— Сретьянъ данъ (т. е. добрый день)! Велику радость има видть васъ, господине и мадамъ.

Передъ супругами стоялъ брюнетъ въ очкахъ, сосдъ ихъ по вагону, и улыбался, скаля блые зубы.

XV

Супруги привтствовали, въ свою очередь, брюнета въ очкахъ. Онъ подслъ къ ихъ столику и началъ разспрашивать, довольны-ли они Блградомъ, гостинницей, гд остановились.

— Ничего, отвчалъ Николай Ивановичъ. — На нашъ Ярославль вашъ Блградъ смахиваетъ, только тамъ все-таки оживленне на улицахъ.

— На Ярославль? Гмъ, гмъ… какъ-бы обидлся брюнетъ и поправилъ золотыя очки на глазахъ.

— Да, да, — подхватила Глафира Семеновна. — А вы намъ сказали, что Блградъ — маленькая Вна. Вотъ ужъ на Вну-то нисколько не похожъ. Скажите, и отчего такъ мало публики на улицахъ? Чистой публики… Въ особенности дамъ, спросила она брюнета.

— Мало публикумъ? О, это простой день. Данаске петокъ (т. е. сегодня пятница), а молимъ васъ посмотрть, сколько публикумъ въ праздникъ, въ неджеля (т. е. въ воскресенье)!

— Но дамъ, дамъ отчего на улицахъ совсмъ не видать — вотъ что насъ удивляетъ, сказалъ Николай Ивановичъ.

— О, наши дамы… Какъ это по-русски? Наши дамы — добри хозяйки. Наши дамы съ свои дти… разсказывалъ брюнетъ, мшая русскія и сербскія слова и ломая послднія умышленно, будто-бы для удобопонятности.

Тоже длалъ и Николай Ивановичъ.

— Однако, что-же я обдать-то себ не закажу! спохватился онъ. — Вотъ что, господинъ, братъ-славянинъ, обратился онъ къ брюнету въ очкахъ. — Молимъ васъ, скажите, какое-бы мн сербское кушанье себ заказать? Только такое, чтобы оно было самое сербское.

— Србски? Есте, есте. Это листья отъ грозде съ фаршъ отъ овечье мясо и соусъ отъ лукъ.

— Это значитъ, виноградные листья съ бараньимъ фаршемъ. Грозде — виноградъ.

— Есте, есте. Ее… указалъ брюнетъ на кушанье, значащееся въ карт.

— Добре, добре… Такъ вотъ мы и закажемъ. Кельнеръ! Два бульонъ, два бифштексъ и одну порцію вотъ этого сербскаго добра. Тащи! отдалъ Николай Ивановичъ приказъ стоявшему около него слуг въ зеленомъ передник и тотчасъ-же ринувшемуся исполнять требуемое. — А вино? Есте какое нибудь сербское вино? спросилъ онъ брюнета въ очкахъ.

— Есте, есте. Неготинско чермно вино.

— Неготинско? Ладно. Это самый лучшій сербско вино?

— Есте, есте. Наиболій вино, добро вино.

— Кельнеръ! Бутылку неготинскаго! приказалъ Николай Ивановичъ другому слуг.

Появилось вино, появился бульонъ. Николай Ивановичъ налилъ вина въ три стакана, чокнулся со стаканомъ брюнета, отпилъ изъ своего стакана и поморщился.

— Отчего это такой чернильный вкусъ? Словно чернила, спросилъ онъ брюнета и сталъ смотрть вино на свтъ. — И такое же темное, какъ чернила.

Брюнетъ не понялъ вопроса и отвчалъ, смакуя вино:

— Добро чермно (т. е. красное) вино! Добро… Наиболій вино.

— Ну, не скажу. По нашему это скуловоротъ, а не вино.

— Како?

— Скуловоротъ. А какъ это по вашему, по-сербски — не умю перевести.

Морщилась и Глафира Семеновна, скушавши дв ложки бульона.

— Ну, и бульонъ тоже стоитъ вина! сказала она. — Сальный какой-то… будто тоже изъ овечьяго мяса сваренъ.

— Есте, есте. Съ овечье месо, кивнулъ брюнетъ.