В гостях у турок

— Ты не находишь, что онъ очень похожъ на итальянскаго пвца Котони?

— Кто? Кондукторъ-то? Вотъ ужъ ни сколько!

Подъхали къ станціи Сливница. На платформ стояли черномазые мужики и бабы въ пестрыхъ платкахъ. Бабы продавали молоко въ пузатыхъ глиняныхъ кувшинахъ. Глафира Семеновна и на нихъ начала умиляться.

— Ты посмотри, какія у нихъ добродушныя лица, указывала она мужу.

— Не нахожу. По моему такія-же, какъ у сербовъ, которыя теб не нравились.

— Да что ты, что ты! У сербовъ лица носатыя, насупившіяся брови дугой и смотрятъ они изъ-подъ лобья, а тутъ веселый, открытый взглядъ, Нтъ, ты это говоришь для того, чтобы только противорчить мн.

Глафира Семеновна купила даже у одной изъ бабъ кувшинчикъ съ молокомъ, заткнутый сномъ, но пить молоко не могла. Оно было или козье или отъ буйволицы, тянулось и, кром того, припахивало навозомъ.

— Вотъ тебя добродушная баба и поднадула на молок, подсмивался Николай Ивановичъ.

— Нисколько не поднадула. А я сама была виновата, что не спросила у нея, какое это молоко. Ну, да все равно, кувшинъ останется въ воспоминаніе.

За Сливницей начали спускаться изъ горныхъ ущелій въ равнину Софіи. Вотъ и Костинбродъ — послдняя станція передъ Софіей, о чемъ супругамъ сообщилъ болгарскій священникъ, вышедшій изъ своего купэ и остановившійся у окна въ корридор. Глафира Семеновна стала быстро собирать свои вещи и увязывать ихъ въ ремни. Николай Ивановичъ подошелъ къ священнику, поздоровался и началъ наблюдать его. Кром черной камилавки, священникъ этотъ ни по манерамъ, ни по одежд, ничмъ не отличался отъ нашихъ священниковъ. Та-же ряса съ широкими рукавами, та-же манера держать руки на желудк при разговор.

— Какія дивныя мста-то мы прозжали давеча, сказалъ священникъ. — Какія неприступныя горы! Когда-то эти горы кишли разбойниками.

— Да на кого тутъ было нападать-то разбойникамъ? усумнился Николай Ивановичъ. — И при желзной-то дорог очень мало движенія.

— На прозжихъ они не особенно много и нападали, но они цлыя села, цлые города держали въ страх и брали съ нихъ дань.

Когда въ корридоръ къ нимъ вышла Глафира Семеновна, священникъ указалъ въ даль, виднвшуюся изъ окна, и сказалъ:

— А вонъ ужъ купола и минареты Софіи виднются. До освобожденія Болгаріи это все были турецкія мечети.

— Ну, а теперь превращены въ болгарскіе храмы?

— Нтъ, болгарскій народъ не особенно религіозенъ и не заботится объ увеличеніи церквей. Въ Софіи одна мечеть превращена въ тюрьму, другая въ интендантскій складъ, третья еще во что-то. Одна мечеть оставлена туркамъ для богослуженія.

Глафира Семеновна начала его разспрашивать, что въ Софіи есть достопримчательнаго для осмотра, на что онъ отвчалъ:

— Да ничего. Софія городъ, только еще начинающій возрождаться. А по моему, даже и не возрождаться, а зарождаться, хотя и помнитъ онъ императора Трояна. Въ старину онъ назывался по-болгарски Средецъ, но обширностью и богатствомъ никогда не отличался. Брали его нсколько разъ турки, брали нсколько разъ венгры — вотъ и все. Отъ римскаго владычества, впрочемъ, тамъ остались остатки стнъ. Вотъ по Витошкой улиц подете, такъ остатки этихъ римскихъ стнъ тамъ, но интереснаго они изъ себя ничего не представляютъ. Улицъ хорошихъ въ Софіи только дв: Витошка улица, про которую я сказалъ, да Дондуковскій бульваръ.

— Стало быть, по вашему, въ Софіи и смотрть нечего? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Какъ вамъ сказать?.. развелъ руками священникъ. — Смотрть все можно.

— Нтъ, я спрашиваю только про интересное.

— И интересъ зависитъ отъ точки зрнія. Вотъ съ нами въ позд детъ одинъ англичанинъ, такъ онъ детъ въ Софію спеціально для того, чтобы посмотрть то мсто на улиц, гд былъ убитъ Стамбуловъ — вотъ и все.

Софія совсмъ уже была близко. Минареты мечетей ясно выдлялись вдали. Поздъ убавлялъ ходъ.

— А гд-бы намъ, батюшка, получше остановиться въ Софіи? спросила Глафира Семеновна священника.

— Въ Софіи теперь вс гостиницы хороши, вс заново отдланы. Остановитесь въ гостиниц Болгарія, въ гостиниц Одесса, Имперіалъ, Метрополь, у братьевъ Ивановыхъ въ номерахъ. Везд хорошо и не дорого, если вы будете сравнивать съ русскими или заграничными цнами. Ресторанная да тоже недорога. Понахали внскіе нмцы и всякихъ ресторановъ настроили и на внскій манеръ кормятъ.

— Если ужъ по-внски, то это совсмъ хорошо. Мн внская да лучше парижской нравится, сказала Глафира Семеновна. — Въ Париж можно по ошибк что-нибудь такое състь, отъ чего потомъ три дня не отплюешься, а въ Вн этого случиться не можетъ.

— Гмъ… улыбнулся священникъ. — А разв приходилось скушать что-нибудь неподобающее?

— Просто она боится, что ей вмсто цыпленка подъ блымъ соусомъ лягушку подсунутъ, а вмсто грибовъ — жареныя улитки, отвчалъ Николай Ивановичъ.

Минутъ черезъ пять поздъ подъхалъ къ платформ станціи Софія. Въ вагонъ еще на ходу вскочили два молодца въ бараньихъ шапкахъ, бжали по корридору и выкрикивали:

— Дрехи! Чемодани! Багажи!

За ними вбжалъ тоже молодецъ въ фуражечк съ надписью на околышк: «H^otel Metropol» и тоже выкрикивалъ:

— Отъ гостильница Метрополь! Добри одаи! Добри комнаты! Билиге циммернъ! Шамбръ мебле!

— Готель Метрополь! Сюда, сюда! Поманили его супруги.

Баранья шапка и фуражка съ надписью ухватились за ихъ ручной багажъ и потащили его изъ вагона.

XXI

Черезъ пять минутъ супруги Ивановы хали уже въ приличномъ фаэтон, направляясь отъ желзнодорожной станціи по Витошкой улиц въ гостиницу. На козлахъ фаэтона сидлъ кучеръ въ бараньей шапк, стоялъ багажный сундукъ, а на сундук торчалъ молодецъ въ фуражк съ надписью «Метрополь». Фаэтонъ былъ загроможденъ подушками, баулами, кардонками и саквояжами супруговъ. Лошади неслись быстро. Направо и налво мелькали старые убогіе домишки въ перемежку съ новыми домиками внской архитектуры. Движенія на улиц было куда больше, чмъ на улицахъ Блграда. Спшили куда-то военные въ форм почти тожественной съ нашей офицерской формой, попадались бараньи шапки, шляпы котелкомъ, цилиндры, прохали три-четыре фаэтона съ дамами попарно и въ одиночку.

— Посмотри, здсь совсмъ другая жизнь, чмъ въ Блград, обратилась Глафира Семеновна къ мужу.

— Маленькій Парижъ? улыбнулся Николай Ивановичъ.

— А что ты думаешь? Если ужъ тотъ блградецъ назвалъ свой Блградъ маленькой Вной, то, по моему, Софія куда больше похожа на маленькій Парижъ. Вонъ и раскрашенныя афиши, какъ въ Париж, налплены на забор.

И въ самомъ дл, чмъ дальше, тмъ движенія было больше, а когда подъхали въ гостиниц, находившейся въ торговомъ квартал, противъ мечети и турецкой бани, то на улиц ужъ стояли и бродили группы изъ трехъ-четырехъ человкъ. Здсь разнощики продавали мелкую рыбу въ плетеныхъ ивовыхъ корзинкахъ, на дверяхъ лавокъ были вывшаны бараньи туши, въ окнахъ пивной виднлись усатыя и бородатыя лица и въ нее и изъ нея, то и дло, выходили и входили постители, хлопая двернымъ блокомъ.

Фаэтонъ остановился у подъзда, находящагося на углу двухъ улицъ. Молодецъ, въ фуражк съ надписью, соскочилъ съ козелъ. Выбжалъ швейцаръ въ фуражк съ позументомъ и вдвоемъ они начали разгружать фаэтонъ.

— Говорите по-русски? обратился Николай Ивановичъ къ швейцару.

— Мало, господине. Вамъ номеръ? Има, господине.

— Да пожалуйста самый лучшій номеръ.

— Има, има.

Супруговъ повели по лстниц, уставленной запыленными искусственными растеніями въ горшкахъ и устланной недорогимъ, но свжимъ ковромъ, и въ корридор перваго этажа распахнули дверь. Число сопровождавшей ихъ прислуги увеличилось. Появилась черноглазая горничная, повязанная по русски расписнымъ ситцевымъ платкомъ русскаго-же издлія, стоялъ корридорный — рослый бородатый человкъ въ рыжемъ клтчатомъ пиджак и зеленомъ коленкоровомъ передник. Комната, которую показывали, была большая, въ четыре окна, съ балкономъ, съ внскою мебелью, съ кроватями на внскій манеръ и застланная посредин ковромъ.