В гостях у турок

Николай Ивановичъ улыбнулся.

— Полно, милая, сказалъ онъ. — Прокуроръ разсказывалъ, что Константинополь въ своихъ европейскихъ кварталахъ совсмъ европейскій городъ.

— Мало-ли, что прокуроръ съ пьяныхъ глазъ говорилъ! Какъ прідемъ на станцію, сейчасъ спросимъ, нтъ-ли какого нибудь Готель де Пари или Готель де Лондонъ — и въ немъ остановимся. Непремнно чтобы была европейская гостинница и съ европейской прислугой.

— Да вотъ спросимъ сейчасъ англичанина. Онъ человкъ въ Константинопол бывалый. Гд онъ остановится, тамъ и мы себ комнату возьмемъ, предложилъ Николай Ивановичъ.

— Пожалуйста, ужъ только не выдавай себя въ Константинопол за генерала. Узнаютъ, что ты самозванецъ, такъ вдь тамъ не такъ, какъ у славянъ, а, пожалуй, и въ клоповникъ посадятъ.

— Да что ты, что ты! Зачмъ-же это я?..

Они стали разспрашивать англичанина, какія въ Константинопол есть лучшія европейскія гостинницы и гд онъ самъ остановится.

— Пера Паласъ, — отвчалъ онъ, не задумываясь. — Готель перваго ранга.

— Такъ вотъ въ Пера Паласъ и остановимся, сказалъ Николай Ивановичъ.

— А лошадинымъ бифштексомъ тамъ не накормятъ? задала англичанину вопросъ Глафира Семеновна.

Англичанинъ сначала удивился такому вопросу, но потомъ отрицательно потрясъ головой и пробормоталъ:

— Жаме…

Промелькнула станція Яримъ-Бургасъ, при чемъ англичанинъ опять указалъ на развалины древняго римскаго моста черезъ рку Зинаръ, промелькнула станція Крючукъ-Чекмендже, отъ которой можно было видть вдали полоску Мраморнаго моря, и наконецъ, поздъ остановился въ Санъ-Стефано.

— Здсь 3 марта 1878 года вы, русскіе, подписали съ турками знаменитый Санъ-Стефанскій договоръ, покончившій войну 1877 и 1878 годовъ, сказалъ англичанинъ по англійски и прибавилъ по-французски: «бравъ рюссъ».

— Да, да… Санъ-Стефанскій договоръ! вспомнилъ Николай Ивановичъ, какъ-то понявъ о чемъ ему англичанинъ разсказываетъ, и обратилъ на это вниманіе жены, но та отвтила:

— Ахъ, что мн до договора! Лучше спросимъ его, можно-ли въ Константинопол найти проводника, говорящаго по-русски. И она принялась разспрашивать объ этомъ англичанина.

Но вотъ и станція Макрикіой, послдняя передъ Константинополемъ. Вдали на откос холма виднлись красивые домики европейской и турецкой архитектуры. Поздъ стоялъ недолго и тронулся.

— Черезъ полчаса будемъ въ Константинопол, сказалъ англичанинъ, вынулъ изъ чехла свой громадный бинокль и приложилъ его къ глазамъ, смотря въ окно.

— Сейчасъ вы увидите панораму Константинополя, разсказывалъ онъ Глафир Семеновн.

Та тоже вынула бинокль и стала смотрть. Вдали начали обрисовываться купола гигантскихъ мечетей и высокихъ стройныхъ минаретовъ, упирающихся въ небо. Мстность отъ Макрикіой ужъ не переставала быть заселенной. Промелькнулъ веселенькій, ласкающій взоръ городокъ Еникуле, показался величественный семибашенный замокъ. Началось предмстіе Константинополя.

Вскор поздъ сталъ убавлять ходъ и въхалъ подъ высокій стеклянный навсъ Константинопольской желзнодорожной станціи.

XLV

На станціи кишла цлая толпа турокъ-носильщиковъ съ загорлыми коричневыми лицами, въ рваныхъ, когда-то синихъ курткахъ, въ замасленныхъ красныхъ фескахъ, повязанныхъ по лбу пестрыми бумажными платками. Они бжали за медленно двигающимся поздомъ, что-то кричали, махали руками, веревками, которыя держали въ рук, и кланялись, прикладывая ладонь ко лбу, стоявшимъ въ вагон, у открытаго окна супругамъ Ивановымъ. Виднлись, стоявшіе на вытяжк турецкіе жандармы въ синихъ европейскихъ мундирахъ, высокихъ сапогахъ со шпорами и въ фескахъ. Но вотъ поздъ остановился. Носильщики толпой хлынули въ вагонъ, вбжали въ купэ и стали хватать вещи супруговъ и англичанина, указывая на нумера своихъ бляхъ на груди. Они выхватили изъ рукъ Николая Ивановича даже пальто, которое тотъ хотлъ надвать.

— Стой! Стой! Отдай пальто! Куда вы тащите! Намъ нужно только одного носильщика! — закричалъ онъ на нихъ, но сзади, надъ самымъ его ухомъ, раздался вопросъ по-русски:

— Позвольте узнать, не господинъ-ли Ивановъ вы будете?

— Я. А что вамъ нужно? — обернулся Николай Ивановичъ и увидалъ пожилого человка съ горбатымъ носомъ и въ сдыхъ усахъ, одтаго въ срое пальто, синій галстухъ и феску.

— Получилъ отъ господина прокурора Авичарова телеграмму изъ Филипополь, чтобы встртить васъ и предложить вамъ своего услуги, — продолжалъ тотъ съ замтнымъ еврейскимъ акцентомъ. — Я проводникъ при Готель Пера Паласъ и имю свидтельства и благодарность отъ многаго русскихъ, которыхъ сопровождалъ въ Констаетинопол по городу.

Произнеся это, срое пальто поклонилось и по-турецки приложило ладонь къ феск.

— Вамъ прокуроръ телеграфировалъ, что мы демъ? — спросилъ Николай Ивановичъ.

— Точно такъ, господинъ, и предлагаю своего услуги быть вашимъ проводникомъ… Вотъ телеграмма прокурора.

— Ахъ, какъ это любезно со стороны прокурора! — проговорила Глафира Семеновна. — Ну, что-жъ, будьте нашимъ проводникомъ.

— Да, да… Пожалуйста… — прибавилъ Николай Ивановичт. — Но у насъ носильщики растащили вс наши вещи и даже мое пальто унесли.

— Успокойтесь, все будетъ цло. Турки народъ честный и у васъ булавки вашей не пропадетъ. Пожалуйте за мной, ваше благородіе… приглашалъ супруговъ проводникъ. — Или можетъ быть я долженъ величать васъ превосходительствомъ?

— Нтъ, нтъ! испуганно воскликнула Глафира Семеновна. — Мы самые обыкновенные люди и никакого чина не имемъ. Пожалуйста оставьте… Мы купцы…

— Ваши паспорты позвольте для прописки и квитанцію отъ вашего багажа, который будетъ досматриваться здсь на станціи, попросилъ у супруговъ проводникъ и, получивъ требуемое, повелъ ихъ изъ вагона.

— Остановиться мы ршили въ Готель Пера Паласъ… сказалъ ему Николай Ивановичъ, шествуя за нимъ.

— Да, я при этого самаго гостинница и состою проводникомъ. Вотъ мой знакъ. О, это первая гостинница въ Константинопол! Она содержится отъ Американской компаніи спальныхъ вагоновъ… Wagonslits… Въ Париж такого гостинницы нтъ. Проводникъ вынулъ изъ кармана мдную бляху съ надписью и нацпилъ ее на грудь своего пальто.

— Деньги турецкія у васъ есть? продолжалъ онъ. — Позвольте мн одного турецкаго меджидіе на расходъ. Здсь въ турецкихъ владніяхъ надо давать бакшишъ направо и налво, а если вы будете сами разсчитываться, то васъ замучаютъ да и дороже вамъ это обойдется. О, русскаго на чаекъ пустяки передъ турецкаго бакшишъ! Но гд въ Россіи нужно подать пятіалтыннаго, для турка и пятачокъ довольно. Есть у васъ турецкія деньги? А то надо размнять.

— Вотъ…

И Николай Ивановичъ вытащилъ изъ кармана пригоршню турецкаго серебра, намняннаго ему англичаниномъ. Проводникъ взялъ большую серебряную монету и сказалъ:

— Здсь въ Турціи мелкія деньги очень дороги и на промнъ вотъ такой монеты на мелочь надо заплатить около пятнадцати копекъ на русскаго деньги…

Онъ подошелъ къ окошку тутъ-же на станціи, за которымъ виднлась красная феска въ усахъ, съ громадными бычьими глазами и черными бровями дугой, сросшимися вмст, и размнялъ монету на мелочь.