В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Но рядом с «евнухом» появляется «приятель подруги», «который бьет чашки, когда моет их»... Этот персонаж тоже, с одной стороны, выражает слишком сильную пенетративную активность аналитика, а с другой — интрузивную часть пациента, а также другие особенности функционирования наших психик на сеансе. Иногда маска (или марионетка) оживляется чем-то исходящим от пациента, иногда — от аналитика, а в других случаях это нельзя отнести ни к тому, ни к другому в силу высокой «скорости» их взаимодействия.

То же самое можно сказать и о других персонажах, появившихся (или рожденных) на сеансе: директор института... подруга Лаура... подружка-мещанка... подружка-феминистка... кузен-гомосексуалист... Таким образом, весь спектр текущих взаимоотношений проявляется в «формах функционирования» психик пациентки и ее аналитика. Это маски, наполняющиеся жизнью, но рискующие стать безжизненными, если ограничить взаимообмен частей и ролей, циркуляцию чувств и трансформаций, молниеносно возникающих или создающихся в результате долгих усилий и страданий. Ригидная интерпретация переноса закрыла бы им путь и задушила бы их постоянный процесс становления, их нарратив, их построение все новых и новых эмоциональных ситуаций.

Аналитик слушает рассказ пациента в убеждении, что «факты», приносимые на сеанс, становятся (особенно для него, аналитика) фактами, имеющими место в его кабинете. Они рождены при встрече и развитии отношений двух психических жизней, их взаимных проективных идентификаций. Но для аналитика это внутреннее слушание, следование за внутренним развитием: многоголосье группы его внутренних супервизоров... оркестр его аналитического опыта... В то же время внутренний диалог, постоянно возобновляющийся и затихающий, создает компас, который помогает не сбиться с пути, не потерять из виду «север» на карте отношений.

Аналитик участвует в игре, не снимая масок с персонажей сеанса, не заставляя их проходить через «таможню». И конечно, любая, самая «слабая» модуляция или интервенция аналитика оказывает влияние на поле, меняет сценографию и персонажей, т. к. его «высказывание» должно воплотить мысли пациента о том, что сейчас «высказывает» аналитик и чему дает определение... И пациент, в свою очередь, что-то добавляет...

Так что игра продолжается с постоянными трансформациями, с интервенциями аналитика, которые будут казаться незначительными, лишь слегка касающимися трансферентного смысла происходящего. Но, несмотря на кажущуюся незначительность, они провоцируют трансформации в биперсональном поле и стимулируют активность пациента. В какие-то моменты аналитик может почувствовать необходимость заморозить ситуацию, сделать снимок здесь-и-теперь в отношениях и положить его в архив... Или у пациента может произойти инсайт... а у аналитика — вспышка вдохновения, что сломает формирующуюся конфигурацию и изменит структуру поля, за чем сразу последуют новые трансформации.

Я убежден, что нашим главным принципом должен стать поиск отношенческого смысла во всем, что говорится в поле, именно потому, что все высказывания пациента на сеансе напрямую указывают на те чувства, которые относятся к его и нашему функционированию, когда мы вместе. История, жизнь, сновидения пациента всегда говорят нечто и об актуальном взаимодействии. И мы прекрасно знаем, что история, детство, «мама» и «папа» — это неизбежный перевод на язык времени и пространства всего того, что иначе осталось бы невысказанным в эмоциональном пламени двух тесно соприкоснувшихся душ (психик), для которых мышление — это всего лишь недавно приобретенная функция (Bion, 1978).

Из этого следует, что если Карла выводит на сцену своего «гомосексуального кузена», необходимо заострить внимание не только на моменте сеанса, когда это произошло, но и, мобилизовав свою внутреннюю группу супервизоров, попытаться понять, что значит слово «гомосексуальный» для этой сессии и какой тип взаимоотношений активировался в паре в данный момент. Это может быть непродуктивный тип взаимоотношений в том случае, например, когда аналитик насильно вводит интерпретации «в пациента», который не готов их услышать, или же пациент говорит с невосприимчивым аналитиком. Это может быть и тип слитных взаимоотношений , стремящихся к наименьшей дифференциации, без проникающих слов (и проективных индентификаций), без создания нового в отношениях, без рождения мыслей (детей в первичной сцене). Это может быть обусловлено трудностью функционирования двух психик по типу (восприимчивый аналитик вбирает в себя слова и проективные идентификации пациента, трансформирует их и возвращает пациенту при той температуре и в той форме, которые переносимы для пациента и которые пациент интегрирует с другими своими предположениями и ожиданиями и вновь возвращает аналитику). Такое функционирование требует создания психической пары, способной рождать новые мысли, не наталкивающиеся на препятствия, т. е. (-К). Все это не может не присутствовать во внутреннем диалоге и проработке аналитика и вне сеанса, когда он продолжает играть в «Лего», используя деталь «кузен-гомосексуалист» во всех возможных сочетаниях, которые могут развиваться на сеансе (Bezoari & Ferro, 1989, 1991b, 1994а).

Сон о пузатом глобусе

Именно это и происходит с Габриеллой. Пациентка получает от непрерывных и слишком близких интерпретаций переноса не утешение, а мастурбаторное возбуждение, из-за которого она впоследствии чувствует себя виноватой. Таким образом, я сталкиваюсь с фантазиями обольщения и смогу далее изменить темп моих интервенций в соответствии с потребностями пациентки. Габриелла, в свою очередь, сможет вступить в контакт со своими страхами и желанием обольщения и в будущем увидеть сон, в котором, наконец, девочка начинает ориентироваться на глобусе, где обозначены параллели и меридианы, а взрослая женщина получает от любимого мужчины глобус и кладет его себе под грудь. Отношения вновь становятся плодотворными.

Пенис, или страдания Марты⁴⁸

Я вспоминаю еще одну ситуацию, в которой мне на помощь пришел контртрансферентный сон: Марта была в отчаянии оттого, что ее жених не хотел заниматься любовью. Во сне я увидел себя в туалете с Мартой: мы мерялись пенисами, у нее он был почти такой же, как у меня.

Этот сон наводит меня на мысль о том, что, следуя за своей интепретативной идеологией, я не слышал потребностей пациентки, не ощущал ее желания установить со мной отношения, на которые в тот момент я был способен. Этот сон указал мне также на угрозу возникновения фаллически-нарциссического соперничества между мной и пациенткой. Я изменил свой интерпретативный подход и через несколько сеансов получил отклик: Марте приснился сон, в котором она отказывается от своих фаллических требований, становясь донором на операции по пересадке «пениса» (=страданий). После этой операции она смогла заняться страдающей девочкой, о которой никогда не хотела заботиться.

Пересадку «пениса» (=страданий) можно рассматривать под двумя углами зрения: с одной стороны, это признание существования «кого-то», способного перенести и трансформировать ее страдания, с другой — принятие «кого-то», чью мужественность она признает в тот самый момент, когда принимает собственную женственность. Эта женственность также в течение долгого периода была закамуфлирована и скрыта: либо по причине мучительного отказа от сексуального всемогущества, либо от страха «Белоснежки» перед «матерью-ведьмой», сходящей с ума от ревности к просыпающейся женственности дочери. Таким же образом аналитик мог бы ревновать к развивающимся способностям и плодотворности Марты.

Проникающий или непроникающий?

Джанни снится сексуальный акт с другом типа «пенис» против «пениса». Боясь, что первая пришедшая мне в голову интерпретация продиктована тем, над чем я сейчас с ним работаю (фокусирую его страх, что между нами может возникнуть взаимная оппозиция как следствие противопоставления страданий одного страданиям другого... страданий, связанных с запуском нашего проекта в скором времени окончить анализ, то есть недостаточно внимательное слушание обоих), я отвергаю ее. Я отвергаю также «школьные» интерпретации относительно гомосексуальности и концентрируюсь на проблеме эволюции. По сути, это значит, что пациент больше не находит в анализе того, что ищет, что анализ становится стерильным, непродуктивным и что нового теперь нужно ждать извне...

В ответ на сеансе с Джанни случается почти панический припадок, он воспринимает мои слова так: «До сих пор я был с тобой, но теперь ты пойдешь один». Я улавливаю его тревогу и говорю, что он боится, что я приму предмет разговора как руководство к действию. Джанни с облегчением вздыхает.

Следующий сеанс начинается пересказом сна: к нему в кабинет приходят три девушки. У одной девушки сердечный приступ, и его друг Коломбо⁴⁹ сразу же начинает ее лечить... Девушке становится легче... Затем друг Коломбо должен уйти. Пациенту приходится преодолеть внутреннее сопротивление, пойти посмотреть, что там происходит и, возможно, заняться этим... Он также чувствует сексуальное желание по отношению к девушкам... Решается войти в комнату и заняться страдающей девушкой... Затем приближается к двум другим...