В ожидании рассвета

Одна из нитей блестела немного ярче остальных. Фарлайт прикоснулся к приковывающей взгляд нити и ускользнул в неё. Он не понял, как это произошло — ему всего лишь мимолётно захотелось быть этой струной, но раздумывать было некогда — пространство снова исказилось, да так, что голоса в голове показались лишь крохотной каплей в море безумия, которое, почти достигнув своего апогея, прекратилось… и бесконечность обрела границы. Сначала почувствовались запахи, за ними ощущения, далее звуковые и визуальные образы, сложившиеся в просторный, мрачный, холодный и пустой (лишь в дальнем конце грозно высилась статуя горгульи) зал с высокими сводами, отражавшими эхом каждый звук.

Маг привык к обстановке и тут же поразился — он уже не был собой, он находился в чужом теле, и тело это не слушалось его. Он мог лишь принимать сигналы зрения, слуха и прочих чувств, воспринимать окружение таким, каким его воспринимало тело и человек, его обладатель — если он был человеком. Фарлайт понимал, что стоит ему только возжелать — и он снова окажется в своём тайном пространстве, но здравый смысл ему подсказывал, что такую возможность, какая ему представилась, упускать нельзя.

— Все в сборе? Начнём, — провозгласил сильный, хрипловатый голос.

«Тело» осмотрелось. В зале, кроме него, находились ещё двое мужчин — один из них, аккуратный и привлекательный, одетый в синее, задумчиво смотрел в окно, перебирая пальцами белоснежный платок с монограммой; лицо другого, облачённого в латы, было закрыто шлемом, оставлявшим для обозрения только широкий подбородок. Рыцарь переминался с ноги на ногу, не зная, куда девать природную подвижность и огромный топор.

— Тогда, может, мне кто-нибудь объяснит, зачем мы здесь собрались! — воскликнула хрупкая, но высокая женщина. Фарлайт готов был поклясться собой, что на этом месте только что стояла огромная горгулья.

— Ирмитзинэ, ваши штучки меня пугают! Не делайте так больше, — театрально произнёс мужчина в синем.

Женщина засмеялась и показала горгулью, лежащую у неё на ладони.

Фарлайт разочаровался — ни иллюзии, ни превращений не было. «Смортка. Вселилась в увеличивающуюся статуэтку», — подумал он. — «Конечно, мастерства ей не занимать, но мастерство это грязное. Мало того, что судьи по глупости дали Тьме плоть, так эта каста продолжает издеваться над нею, то разрывая, то сжимая».

— Пусть виновник сам объяснит, — снова прогремел властный голос, усиленный раскатившимся эхом.

«Тело» заговорило.

— Я не понимаю, почему я должен чувствовать вину.

Знакомый голос… «Неужели я стал одним целым с Великим Змееносцем?»

Громогласное эхо нового голоса прервало лаитормского судью.

— Дорогой наш Норшал, ваша вина в том, что у вас под носом происходили престраннейшие события, а вы ничего не предпринимали, пока над нами не нависла угроза.

— Вот как? — зазвенела Ирмитзинэ. — Почему у меня складывается ощущение, что в этом зале одна я ничего не знаю?

— Я сам узнал об этом только утром и принял срочные меры.

— Приняли? — мужчина в синем сощурил глаза. — Я ошибался, думая, что нас сюда позвали для того, чтобы спросить у нас совет… Вы уже всё решили. Кем вы себя считаете, Гардакар? Судьёй судей? Звучит неплохо. У меня в голове уже сложились первые строки для холавилеима: «Он считал себя высокомерно равным Тьме, но погряз в своих мечтаньях, словно в глупом сне. Судья судей, я б советовал тебе слететь с небес, если б вдруг забыл я, что ты лишь грязный бес…» Многие из нас любят эффектно появляться, — он взглянул на женщину, — но вы с появлением немного затянули.

— Ему нравится быть незримым, будто бы он — Тьма, — переливался голос Ирмитзинэ.

— Не вы ли говорили мне, что мой облик вас смущает? — захохотало эхо.

Воздух посреди комнаты сгустился, обращаясь в туманные клубки, затем стянул в себя ближайшие частицы пространства и материализовался в такого отвратительного демона, какие снятся смертным только в самых страшных кошмарах. Единственное, что было на нём надето — набедренная повязка. Полувыкатившиеся мрачные глаза вращались под всевозможными углами, верхняя челюсть, выступая, обнажала длинные клыки. Кривые наросты на обнажённой груди шевелились в такт нервно бьющемуся хвосту. На внутренней стороне запястий сжимали зубы две зловонные пасти, намереваясь ухватиться за что-нибудь.

«Триглав», — подумал Фарлайт.

Женщина и мужчина в синем демонстративно отвернулись.

Демон снова засмеялся.

— Я понимаю Нельжиа — как никак, стремление к прекрасному. Но вы, Ирмитзинэ… Ваши эксперименты по изменению плоти не идут в сравнение с моими скромными опытами.

— Мы меняем только неживую материю. И только в лучшую сторону, — фыркнула смортка.

— Не буду спорить о вкусах. Для кого-то лучше — внешний облик, для кого-то — практичность этого облика.

— Вернёмся к делу, — пробормотал Норшал.

— Начнём сначала, просветим непросвещённых, так сказать. Да будет вам известно, дорогие мои братья (ну и сестра, конечно же), что мы не единственные восьмиранговые во Тьме… — сказал демон.

Нельжиа всплеснул руками.

— Что? Быть такого не может!

— Мы ещё не знаем, на что способна Тьма. Мы были наивны, полагая, что обуздали её.

— Было ясно, что Тьма не покорилась, ещё тогда, когда она создала Землю, — прощебетала Ирмитзинэ. — Вспомните притчу о земном крестьянине, который построил мельницу и посмеялся ветру в лицо, считая, что поработил его. А на следующий день ураган снёс его дом.

— Но мы считали, что Тьма успокоилась.

— Это так. Продолжайте, не буду перебивать вас, — попросила Ирмитзинэ демона.

— Недалеко от школы для кшатри, в Вершанте, что на юго-западе Северной области, произошёл необъяснимый случай… Мне удалось выяснить немного. Четверо малолетних кшатри, прогуливая занятия, наткнулись на хижину старой смортки Тевенры, поговаривают, она была не вполне в своём уме… Детишки нечаянно потоптали на её огороде редкие травы, и стали объектом её колдовства. Смортка бросила им в ноги набитую опаснейшими из этих трав куклу, которая не преминула взорваться и окутать всё туманом. Вернувшись в школу, кшатри помнили только, что ведьма кричала заклинание, на одном месте странно закашлялась, но продолжила. Вскоре дети услышали страшный крик, они сказали, что ведьма растворилась, и произошло, как я понял, непредсказуемоеискажение пространства. Никому об этом происшествии они не рассказывали, пока не заметили странность. Эти кшатри побеждали в любом тренировочном бою, хотя раньше их показатели были средними. Вскоре их поставили биться со старшими, но и в битве с ними они играючи одерживали победу. Дошло до того, что кто-то из них вызвал на бой учителя. Что вы думаете? Снова лавры победителей. Затем в школу заглянул проезжавший мимо шестиранговый рыцарь… Он дрался с этими детьми — им было тогда шесть, семь, девять и десять лет — они выступали против него парами. Прославленного рыцаря разбили в пух и прах. Учителя подали прошение судье Норшалу, который занялся этим делом… Он взял юных кшатри под своё крыло, и даже разгадал несколько их секретов. Например, то, что кшатри должны подпитываться живыми душами, чтобы поддерживать в себе эту силу… Судья не посмел красть людей, даже из темниц, потому выпускал своих кшатри на Землю во время затмений, когда всё живое там билось в страхе… Когда затмений не случались слишком долго, он пытался вызывать их сам, искусственно. А потом просил помощи у меня. Люди в Срединной земле пропадают постоянно, никто их не ищет…

Восхищённый взгляд Раутура, рыцаря с топором. Удивлённый взгляд Нельжиа. Возмущённый взгляд Ирмитзинэ.

— Какая мерзость… Это, вы говорили, человекоподобные кшатри? Точно не демоны?

— А как же иначе. Они бы умерли без подпитки энергией, — пожал плечами Норшал.

— Может, надо было действительно дождаться, пока они сгинут в муках? — усмехнулся Гардакар. — Уважаемые судьи, их амулеты показывают семь лун…

— И это у детей? — спросила смортка.

— Нет, они давно уже взрослые. Сейчас кшатри уже около триста двадцати — триста тридцати лет.