В ожидании рассвета
Шрифт:
— Глупости какие. Мы ведь знаем, что в нашем времени он жив и преступил закон. Этого нельзя отменить.
— То есть, вы даже не пытались попробовать? — спросил он у Ламаша.
Тот посмотрел на Фарлайта, как на врага народа. Вскоре Ламаш обнаружил, что уж засиделся у своего наигостеприимнейшего друга, и засобирался. Ведь в Срединной земле оставалось так много не распятых и не растянутых на дыбах преступников!
А Фарлайт, оставшись в одиночестве, пришёл в крайнее возбуждение. Бесовица, пролетавшая мимо его окна, видела, как новый фраок мечется в своей комнате, что-то записывает, листает книги… Её подмывало остаться подсмотреть, но крылья быстро отяжелели и потянули
Сколько ни пытался Фарлайт снова встретиться с владыкой демонов, его каждый раз ждал от ворот поворот. Бес Асаг, судейский секретарь, что обычно сидел на карнизе нужной башни, свесив ноги, всегда говорил ему:
— Я передам, что вы прилетали.
И Асаг что-то черкал в своем журнале, увесистом, с обложкой из неразвоплощённой кожи — видать, человеческой.
Фарлайт подозревал, что Асаг ничего не записывает, а только с умным лицом рисует чёртиков на полях. Но, когда он пытался заглянуть в писанину беса, тот захлопывал журнал и возмущённо смотрел на посетителя. В эти моменты Фарлайту неудержимо хотелось стукнуть Асага по его плешивой башке, или даже треснуть кулаком по кривым зубам, что торчали даже из закрытого рта.
На шестой раз Фарлайта осенило.
— Скажи бэлу, что я знаю, как убить его конкурентов.
— У бэла нет конкурентов, — важно проронил Асаг, лупоглазо глядя на неумного фраока.
— А ты всё равно передай.
Асаг лениво кивнул, оправляя алый плащик.
Мирт стоял посреди благоухающего сада, окружённый сладким цветочным запахом. Откуда-то тянуло яблучной кислинкой, тонкой, свежей. Покойно шелестели ветки над головой. Мирт был один — и ему было хорошо.
Меж шорохов пробилась печальная песня. Смутно знакомый голос, смутно знакомая колыбельная. Мирт заслушался. Таинственная женщина пела о юноше, что оседлал ветер, словно коня, и поднялся так высоко, что стал мерцалкой.
Мирт пошёл на голос, который всё удалялся и удалялся, заставляя его углубляться всё дальше в сказочный сад, сладко-прекрасный, куда более чудный, нежели Ведьмина Пуща или тот лес, что отражался в земном зеркале…
Наконец, Мирт догнал голос. Перед ним дрожало тонкое деревце с белым — но с чёрными вкраплениями — стволом. Песня закончилась, и внутри Мирта будто что-то оборвалось. Невысказанная мечта, такая, которую даже страшно было озвучить, боясь, что кто-то подслушает и надругается над нею.
Мирт сел на землю и обнял дерево.
— Мама, — прошептал он, поглаживая пальцами ствол. — Мама, я думал, что совсем тебя не помню… Даже твой голос.
Нежность накатила на него ласковой волной, и он прижался к стволу всем телом.
Кто-то грубо тряхнул Мирта за плечо, и он обернулся, испуганный. То была целительница Ольмери. Он не мог узнать её лица, скрытого туманом его отвратительного зрения, но всё равно понял, что это именно Ольмери. Сон испарился.
— Будем шисменять. Это единственный способ её спасти, — сказала женщина.
— Ши что?
— Шисменять. Трансформировать ши, плоть. В той области, где вы пытались проводить… операцию. Я уже позвала сморта.
— Разве это сейчас возможно? Ведь закон судей запретил… — ужаснулся Мирт.
— У этого сморта есть древние инструменты, созданные до закона, — отозвалась Ольмери.
Мирт притащил Нефрону к целительнице несколько часов назад. Он и не подозревал, что в его окостлявившемся теле ещё осталось только сил.
Энергия утекала из его возлюбленной, как вода из дырявого кувшина, так что у Мирта не оставалось выбора.— Я могу побыть с ней, пока не придёт сморт?
— Конечно.
Тридан зашёл в палату, ту самую, в которой когда-то Ольмери лечила его руку. Сферы под потолком теперь были тусклыми, как полагается. Их вялый свет почти не освещал девушку, лежащую на столе в углу, под плотным одеялом.
Мирт взял её за руку — почему-то серую — и сидел так, пока Ольмери снова не нарушила его покой:
— А я знаю, это вы мне подбросили ту записку про сферы, — сказала целительница. — Хотела сказать спасибо. Проверка пришла буквально на следующий день, как я их заменила…
Как будто это сейчас важно — говорить про потолочные сферы!
В палату прошуршал чей-то контур. Сморт, догадался Мирт.
— Уступите-ка место, — сказал вошедший, и Мирт вскочил со стула, чуть не опрокинув его.
Сморт уселся перед пациенткой, отбросил одеяло. Мирт вздрогнул. Он не видел грубо зашитой раны на животе возлюбленной, но представлял её так живо — и в его воображении этот кровавый шов был ещё страшнее, чем в реальности.
— Более хренового аборта я ещё не видел, — усмехнулся сморт. — А практикую я, между прочим, больше ста двадцати лет.
— Это не аборт! — возмутился Мирт. — Это…
Он даже не знал, как сказать.
— Не аборт? — повторил сморт. — Хм…
Мирт бы многое отдал, чтобы увидеть, что сейчас творит этот незнакомый врач с Нефроной. А тот что-то шуршал, шуршал над её телом.
— Вот это да! — удивился сморт. — Кажется, я понял… я всё понял…
Мирт съёжился, ожидая обвинений в свой адрес, но сморт больше ничего не говорил, только продолжал свои неведомые манипуляции.
А берёза больше не пела. Хорошо ещё, что позволяла сыну обнимать себя, пока тот удивлялся, почему душа его матери решила поселиться в дереве…
— …или ребёнка? — вырвал сморт Мирта из его грёз.
— Что?..
— Кого, говорю, спасать будем, её или ребёнка? — повторил тот.
— Её, конечно!
— Жаль.
— Почему?!
— Магичек много. А я б хотел вырастить эмбрион без матки. Но, как скажете… Идите-ка домой. Это надолго.
Мирт подумал, что надо сказать, мол, нет, он должен быть рядом со своей подругой, но молча повиновался. Выйдя за ворота, он понял, что не знает, как добраться домой через вездесущий теперь туман. Сюда-то он пришёл, ведомый не то интуицией, не то самой Тьмой… Он даже не думал, куда идти, ноги сами несли его. А теперь — всё, потерялся.
— Вы не могли бы довести меня до дома? — спросил он у стражника-кшатри. — Я живу в квартале Славы…
— Мне нельзя покидать пост, — сказал тот. — Слушай… это ты не ты тот парень, что давно спрашивал меня про Ихритт?
— Ага, — проронил Мирт с надеждой. Вдруг он ему поможет, по старому знакомству, пусть и такому беглому…
— Видать, в дорожке тебя всё-таки потрепали, — хохотнул кшатри. — Выглядишь унылее, чем человечье дерьмо.
Мирт не нашёл в себе сил на остроумный ответ, развернулся, и побрёлв сторону дома. Когда-то он жалел людей, но люди избили его, как только он оказался беззащитен. Тогда он начал думать, что люди — и вправду не больше, чем скот для право имеющих…но ведь это неправда. Право имеющие сами ведут себя как скот. Стражник насмехался над его бедой. Сморт был готов пожертвовать жизнью пациентки ради интересного опыта. Нефрона, его любимая, почти святая Нефрона, убила девицу из ревности. И пусть девушка была тогда под воздействием амулета, но ведь она и потом не раскаялась, даже выбросив его…