В ожидании рассвета

— Ответь на вопрос! Или мне заколотить окно? Посадить на карниз тат-хтара с дубиной?

— Подкуплю твоего тат-хтара, и меня пропустит, и доски дубиной сломает, — бесовица улыбнулась. Она взяла в руки один из горшочков на окне. — А я гляжу, ты не прислушался к моему совету? Насчёт еды, что приносит Ламаш…

Фарлайт вспылил. Он вскочил на ноги, метнулся к непрошеной посетительнице и втащил её в комнату за связанные коконом ноги. Та сама не ожидала такого поворота событий и засмеялась. Фраок же не был настроен на веселье.

— Я знаю, зачем ты прилетаешь, — выпалил он. — Что ж, я выполню твоё желание.

Фарлайт, не найдя в спешке конец этого длинного полотна, за которое можно было бы потянуть, чтобы распеленать бесовицу, потянулся за кинжалом. Надо же, это тот самый кинжал Мирта… Он пережил нападение в Лаиторме, суд и даже превращальный шкаф. Мирт до сих пор его, наверное, ищет.

Нинур поняла, к чему всё идёт, и спокойно сказала:

— Всё, поиграли, и хватит. Ты меня убедил, что способен на действия.

— Что, расхотела? Поздно!

Бесовица, чего Фарлайт не ожидал, вдруг укусила его за руку, встрепенулась, взмахнула крыльями. Фарлайт не успел даже подумать, продолжает ли Нинур с ним играть, или она и вправду «расхотела», и рассёк одежды бесовицы — от груди до колен.

В комнате повисло молчание.

— Дай мне что-нибудь прикрыться, — сказала Нинур и, глядя на растерянного Фарлайта, уточнила: — вон, штору хотя бы сними…

Через минуту она уже летела прочь, завёрнутая в штору, а Фарлайт всё никак не мог избавиться от омерзительного воспоминания. Теперь он понял, что все байки о том, что горничные замотаны в тряпки как младенцы, чтобы не бегать по своим делам — ложны. Они же уродки, сущие уродки ниже пояса…

Фарлайт уткнулся в книжку — что-то скучно-художественное о «славных» деяниях беса Умвиоха в смортских землях. На страницах ему то и дело мерещились вместо букв кривые, когда-то сломанные-переломанные и неправильно сросшиеся, оплывшие обрубки.

«Ты милый», — сказал в его голове голос Нинур. Надо же, «милый». А он о ней — «уродка»… Но что же это, неужто совесть?

Фарлайту не нравилось это чувство.

Он полетел к Асагу.

— Где живёт Нинур?

— Там же, где и другие горничные, а что?

— И где живут горничные?

— Нижний этаж башни, соседней с твоей. Но зачем…

Фарлайт уже исчез.

Множество штор, ламбрекенов — абсолютно ненужных, зато красивых — вот что такое была комната горничных. Ткань била Фарлайта по лицу, крылья то и дело цеплялись за рюши, и он возненавидел эту комнату уже через несколько шагов.

Откинув очередную завесу, он наткнулся на незнакомую бесовицу. Та сидела на круглом стульчике перед зеркалом и наводила красоту с пудреницей и кисточкой в руках.

— Привет, — сказала ему та, широко улыбнувшись. Фарлайт, позабыв о приличиях, уставился на её замотанные ноги, гадая: у этой всё так же плохо, как у его знакомой, или лучше.

— Нинур здесь? — спросил он.

— Если не работает, то здесь. А что? Она что-то испортила? Нагрубила?

— Нет.

— Вы говорите прямо, мы её накажем, если что…

— Да не провинилась она!

И Фарлайт потащился дальше, сражаясь с драпировкой.

Он нашёл Нинур в дальнем углу тканевого лабиринта. Та уже почти запеленалась заново.

— Неожиданно, — проговорила Нинур. — Неужто ты прилетел извиниться?

Фарлайт открыл рот, но слова, которые он собирался сказать, не слетели с языка. Тогда он сказал:

— Я прилетел спросить: вы как поссать-посрать садитесь, с такими-то ногами?

— А мы не садимся, мы парим над сортирной дыркой, — невозмутимо ответила бесовица.

— Я должен был догадаться.

Они помолчали.

— Это всё?

— Ага.

Обратный путь оказался куда короче.

* * *

— Мне не нравится твоё выражение лица, — сказал Ламаш, когда они с Фарлайтом добрались до нужного места в пустыне. Оба они были облачены в белые ритуальные одежды, с косами наперевес. Внизу морем стелилось огромное столпотворение: всюду люди, до самого горизонта на все стороны света, со скарбом и зверьём.

— Я должен научиться делать такую же каменную морду, как Каинах?

— Такой морде, как у него, никому не научиться, — усмехнулся Ламаш. — Кстати, в такой-то толпе он нас точно не слышит, как думаешь?

Фарлайт не ответил.

— А правда, что ты состоял в секте, которая хотела всех убить?

— Освободить и уничтожить — разные вещи.

— Одно и то же. Они станут переработанной энергией, а потом уйдут в никуда. Что было до творения? Такое же ничто.

— Тогда было не такое ничто. Была Тьма. Вот она была тем ничем.

— А стала всем.

— И была всем.

— Так она была ничем или всем?

— Давай не будем, — отрезал Фарлайт. — Ненавижу пустые философские споры.

— Потому что тебе нечего ответить, — заметил Ламаш.

— Есть, но я экономлю своё время и силы.

Фарлайт решил не говорить Ламашу, что в последнее время он и вовсе начал крупно сомневаться в своих старых верованиях… после того, как Тьма покинула его. Та старая уверенность начала казаться ему такой же несуразной, как искорёженные ноги Нинур.

— Портал открылся!

Людское море заволновалось.

Неподалёку от Ламаша с Фарлайтом завис в воздухе Каинах. Он поманил Фарлайта к себе рукой.

— Я почувствовал твоё сомнение, — сказал он. — И я его понимаю. Когда-то я был таким же. Но теперь я смотрю на них не то что как на скот, а как на пыль под ногами. Ты ведь не запоминаешь каждую пылинку? А их, людей, я повидал больше, чем ты топтал пылинок. Я участвовал в стойких войнах, столько раз убивал — ради правосудия, крови или развлечения… Этих всего-то сто сорок четыре тысячи, такая мелочь пред ликом вечности. Вот что я тебе скажу: не сомневайся. Просто делай свою работу. Это нам всем на благо. В конце концов, разве не ты сам всё это придумал?