В пепел

— Разумеется, Дари. Девочки из вас получились замечательные, но они свое уже отыграли и в Грансе со сцены сойдут.

— А тогда что мы обсудим прямо сейчас? — проявила понимание Лаис.

— То, что не успели в Прауте.

Девушка, напряглась, подозревая, что предметом обсуждения могут стать ее шалости с бочкой, но ошиблась.

— Документы того хорька? — откликнулся Пепел.

— Именно. Документы. Вторая папка — отчеты по использованию измененного.

— Странная формулировка, — удивилась Лаис.

— Нормальная, — пожал плечами ресс. — Измененные… они же не совсем люди. Они как инструмент. Их делают. Делали, верней. Как — никто больше не знает.

— Делали? А теперь нет? Они что, бессмертны?

— Никто не знает, — повторил он.

— Отец собирался выяснить, — вмешался Дари.

— Да, — подтвердил Ретен, — но не успел.

— В смысле? Как только он взялся за это, так его и подставили? Не думаю, что нужна ищейка, чтобы сделать из этого нужные выводы, — с удивлением глянула на него девушка.

— Сделали, конечно сделали, — кивнул ресс. — Потом. Вот только было уже поздно.

— Для него — да, — жестко припечатала Лаисса. — А для нас в самый раз. От этого мы и начнем. Что его насторожило? Почему он вообще полез ворошить тот муравейник?

— Твари слишком часто стали ему попадаться. Варан подозревал, что кто-то из кукловодов играет против него. Или готовится сыграть.

— Стоп. — Ищейка внутри Лаис на этих словах сделала стойку.

Все замерли и даже дышать перестали, опасаясь ей помешать.

— Не то… Не так… Нет! — внезапно встрепенулась она, сообразив, наконец, что ее зацепило во фразе ресса. — Не вокруг него много. Их вообще стало много, если даже в Прауте появился один из них.

Она задумалась еще на несколько секунд, а потом словно очнувшись посмотрела в глаза сначала Ретену, потом Эрдари.

— Их не делали. Их делают. Сейчас. Дари, то, что похоронено в твоей башке — об этом. Потому ты им так нужен. Точнее наоборот — не нужен. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы такая информация всплыла. Потому они и всполошились. И десять лет держали здесь эту тварь именно поэтому. Думай, мальчик. Ты должен знать!

— Возможно, все-таки архивы? — вмешался Ретен. — Может, Варан как-то сумел к этим… изготовителям подобраться? И оставил записи? Или бумаги на эту тему?

— Тогда думай ты, — развернулась к нему девушка. — Сам.

— Понимаешь, когда ты сказала, что начальник меня от чего-то берег, то была права. Я это теперь очень хорошо вижу. Слишком часто в последнее время меня отправляли с поручениями… ну, скажем, не моего уровня. Лишь бы подальше. Но думать я конечно все равно буду.

— По крайней мере, теперь не придется тыкаться вслепую. Знаем, что искать, — Лаис попыталась не утратить оптимизма.

— Слабое какое-то утешение получается, — хмыкнул Дари.

— Что опять голодный? — обернулся к нему ресс.

— Почему? — насторожился Пепел.

— Невеселый потому что.

— Точно! — обрадовался мальчишка. — Ужинать пошли. У них из кухни такими ароматами несло, что я слету готов был наняться туда тарелки мыть.

— Языком? — хихикнула Лаис.

— Конечно. Чем же еще? — Дари рванул к двери, на ходу натягивая ненавистный чепчик. Ради здешних деликатесов он готов был вытерпеть и не такое.

Вечер продолжился и после ужина, который и вправду оказался выше всяких похвал — в таких делах нюх Пепла не подводил никогда. Программа развлечений оказалась приятной, насыщенной и ненавязчивой. Для начала вниманию публики было предложено выступление некоей знаменитой оперной дивы, имя которой большинство присутствующих услышали явно впервые. Впрочем, прекрасно поставленное контральто никого не разочаровало, и следующий пункт программы — танцы, тоже смог похвастаться вниманием довольных пассажиров.

Именно к танцам выяснилось, что популярность Лаис не только не угасла, а наоборот, достигла немыслимых высот. Видать, скучающей публике нечем было себя занять кроме сплетен, вот они и посплетничали. От души. О хорошенькой провинциальной невесте, ее забавной сестре и деспотичном папеньке на дирижабле знали уже абсолютно все. И теперь вокруг девушки увивались не четыре, а добрых полтора десятка кавалеров разной степени потертости, решивших, что это совсем не плохой способ скрасить путешествие.

Лаис, поначалу ошалевшая от такого внимания, в итоге тоже решила им подыграть — дабы не выходить из роли. А заодно подразнить Ретена, пристально следившего за всем этим буйством с видом нахохленного коршуна.

Но больше всех наслаждался ситуацией Пепел: передавал сестричке любовные послания со стихами и приглашениями; распределял танцы; таскал следом веер и сумочку; приносил сладкую воду и пирожные, разумеется, не забывая о себе, и устраивал еще целую кучу полезных и крайне забавных вещей, причем одновременно. А самое главное, старательно и подробно докладывал обо всем «папеньке», про себя делая ставки, когда же тот все-таки сломается и пойдет эту влюбленную кодлу резать.

Вечер еще не закончился, а девушка уже имела в коллекции два предложения руки и сердца, с десяток предложений сбежать от деспота-родителя прямо сейчас (видимо, на проплывающие мимо облака) и одно предложение письменное — от очень серьезного господина — с вложенной крупной купюрой и обещанием гораздо большего, если прелестница согласится жить в его гостевом особняке. Последнее Ретена заинтересовало особенно, и было понятно, что здоровым этот серьезный господин с борта дирижабля не сойдет. Хорошо если живым.

Увы, но главный приз так никому из ухажеров и не достался. Ретен, в конце концов потерявший-таки терпение, сгреб обоих «дочурок» в охапку, вырвал из порочного окружения и запер в каюте. После чего все призы получил сам.

Пепла ресс сразу выставил в меньшую из спален, по идее предназначенную как раз для папеньки. И лицо у него в тот момент было настолько… интересное, что Дари понял: если из-за его двери донесется хотя бы звук — вычтут. Мгновенно и без размышлений.

Раскрасневшаяся, слегка навеселе Лаис, была необыкновенно хороша, а ревность лишь добавила особый привкус страсти Ретена. Он едва сдерживался, когда раздевал ее, чтобы не взять прямо так и не испортить момент. Ведь было все-таки нечто особенное в том, чтобы любить друг друга в небесах, и очень хотелось сделать эту ночь незабываемой. Так что он отнес ее сначала в ванную — на руках, несмотря на боль в ране и суматошное сопротивление своего сокровища. Хотел сразу же включить для нее воду, но замер, почувствовав, что Лаис оказалась у него за спиной, тонкими пальцами расплетая косу и… неведомыми чарами заплетая душу. Он мог видеть ее только в зеркале — легкую, нагую, с потемневшим от желания взглядом и это тоже было… необыкновенно.