В преддверии бури
Шрифт:
— Я всё равно пройду, хочешь ты того или нет! — пообещала я Лесу.
Вместо ответа зелёный великан бросил в атаку сразу несколько лиан, и мне пришлось волчком крутиться на месте, размахивая Поющими, точно мельница — лопастями. Отовсюду слышался хруст и чавканье, кроны шумели, будто их трепала буря, хотя небо, проглядывавшее иногда сквозь них, было безоблачным и чистым.
Медленно и тяжело я пробивалась вперёд. За моей спиной оставались груды обрубленных, высушенных и сожжённых ветвей, корней и лиан, но Лес тоже не сдавался, бросал в бой всё новые и новые силы: ядовитые споры, грибы, что при моём приближении взлетали навстречу из своих грибниц, подобно ядрам из катапульты, стаи обоюдоострых листьев, пытающихся пусть не убить,
Лес, точно сообразив, что встретил достойного противника, усилил напор. В ход пошли совсем уж невиданные и изощрённые приёмы, которым я в пылу схватки даже не могла подобрать подходящего названия. Вокруг постоянно что-то хлюпало, стонало, выло и шелестело, звуки сливались в невыносимую какофонию, перемежаемую едва слышной песней, выводимой Поющими. Я выпустила с рук последнюю из заготовленных конструкций — задрожали невидимые каналы запитки, прокачивая через себя неимоверное количество силы, — и вперёд понеслась полупрозрачная масса водянистых шариков. На лету они раскрывались, увеличиваясь в размерах и превращаясь в подобие полусфер с острыми треугольными краями, и закручивались вокруг собственной оси. Послышался стук, будто дровосек заработал топором — это первые звёздочки столкнулись с порождениями леса. Во все стороны полетели щепки и куски коры; с протяжным стоном накренился преграждающий путь молодой дубок, перерубленный почти у земли, заскрипел, зашелестел отчаянно кроной и рухнул на землю, образовав просвет в непроходимой древесной стене.
Что это там, прогалина? Похоже на то. И от неё так ясно тянет силой, что нет сомнений — я верно истрактовала агрессию Леса.
Я бросилась вперёд. В зелёное месиво веток полетели бесчисленные огненные шары, ледяные иглы и источаемые Поющими горячие, жгучие искры — время изящных конструкций закончилось, и настал черёд грубой силы.
Лес взвыл, как воет смертельно раненый зверь. Он проиграл, несмотря на сопротивление — я почти добралась до тайны, которую он хранил. И теперь он готовился к последней, самой опасной своей атаке.
Земля под ногами вспухла, стала подниматься бурлящими рыхлыми конусами. Они стремительно росли, рокоча, как волны, накатывающие на берег, и вдруг разом вскрылись, с громким хлопком выпуская вверх рой микроскопических чёрных пылинок. Меня тут же окружила пелена плотно сжатого воздуха — пылинки, попадая в него, замедлялись и прилипали, будто мухи к мёду. По поверхности щита скользнула волна гудящего всепожирающего огня, набросилась на покрывшие щит пылинки, лизнула их — и откатилась, поперхнувшись и закашлявшись. Я сжала зубы и создала ещё одну волну. На этот раз огонь затух не сразу, а слой песчинок в нескольких местах поредел. Обрадованная, я пускала волну за волной, перемежая их с воздушными конструкциями, пылинки, налипшие на щит, отваливались, но их место тут же занимали другие. И, конечно, в этом противостоянии кто-то должен был рано или поздно одержать верх.
На этот раз повезло Лесу.
Пылинки облепили щит непроницаемым слоем, полностью лишив меня обзора, и, уже вовсе не обращая совершенно никакого внимания на мои многочисленные попытки их сбить, начали давить. Щит взвыл, уплотняясь сверх меры, — под натиском, обрушенным на него, он заколебался и стал сжиматься.
По вискам потёк пот. Лес, почуяв близость победы, усилил натиск, не размениваясь более ни на что. Щит сжимался, грозя раздавить меня будто назойливое насекомое.
«Что же делать? — лихорадочно подумала я. — Ещё немного, и меня раздавит собственный щит. Но и отпускать его нельзя — кто знает, что сделают со мной дорвавшиеся до плоти песчинки — обглодают до костей, к примеру, или ещё что похуже».
Зашевелился страх, отброшенный было куда-то назад в запале боя. Чтоб заглушить его, я сдавленно выругалась.
Конструкции выстраивались
одна за другой, обрушивая на мерзкую пыль все четыре стихии в самых их невероятных сочетаниях и формах и… откатывались бессильно, не сумев причинить ей ни малейшего вреда. Щит сжимался всё сильнее, лишая движения и возможности помогать себе жестами. Я глухо рычала от бессилия, спелёнутая каменно-твёрдым воздухом, точно младенец. Должно же быть что-то, что возьмёт эту дрянь, обязательно должно! Ищи, Аэр, ищи, соображай! Но сколько я не пробовала, ничто не способно было отогнать пыль от щита, который уже пребольно давил на плечи и вплотную подступал к лицу.«Вот теперь точно конец», — пискнул предательский голосок внутри и испуганно замолк, услышав мой разъярённый рык.
Щит коснулся кончика носа, надавил — и прорвался. Потоки сжатого воздуха со свистом ринулись в стороны, растолкав на время даже ринувшиеся внутрь пылинки. Я обессилено рухнула на колени и тут же вновь потянулась к воздушной стихии. Доли мгновения — вот всё, что мне оставалось, чтоб восстановить защиту.
Пылинки остановились на миг, замерли облаком чёрных точек, затем неторопливо, точно уверенные в победе, вновь поплыли ко мне — и вдруг расступились, порскнули испуганно в разные стороны, будто перепуганные птахи, прячась за деревьями, вползая обратно в свои норы. Пространство вокруг очистилось, зазеленела трава под ногами, зашелестели вполне миролюбиво листья на неподвижных ветвях. Лес замер в покое, будто и не было только что жестокой схватки, в которой он почти одержал верх.
Не веря, что Лес отступил (скорее уж, задумал нечто совсем уж коварное), я приготовилась к худшему.
— Тебя за каким каргом в Живой Лес понесло? — вдруг раздалось сзади.
Я застыла от удивления, узнав голос. Вовремя! Ещё бы чуть-чуть, и…
— Сам сказал как можно скорее к границе Гардейла пробираться, — заявила я, складывая Поющих и оборачиваясь. — С чего мне было в обход идти, время тратить?
И всё же, несмотря на недовольный тон, я была рада, что он меня нашёл.
Влад глядел на меня сверху вниз, восседая на невысокой лохматой лошадке светло-серой масти и явно номадских кровей, но вместо обычной усмешки лицо его было перекошено от негодования.
— Ты что, не знала, что через Живой Лес идти всё равно что смерти искать? — прорычал он. — Да кто тебя надоумил на такое? Не поспей я вовремя, эти споры от тебя один костяк бы оставили!
— Что ж не предупредил? — рявкнула я, чувствуя, как поднимается из сердца ответная злость — кто дал ему право отчитывать меня, точно неразумного ребёнка?
Влад не ответил, коротко, с досадой, махнул рукой, отворачиваясь, кивком головы указал куда-то в сторону.
— Буян! — воскликнула я, проследив за его взглядом. Вскочила и бросилась к коню.
Рыжий жеребец довольно всхрапнул и толкнулся мордой в протянутые ладони.
— Живой, рыжая ты бестия, — приговаривала я, гладя его по шее. Конь настороженно прядал ушами, не очень веря, что всё закончилось, но от моих прикосновений потихоньку успокаивался.
Когда он, наконец, присмирел, я подхватила его под уздцы и, демонстративно не обращая внимания на молчавшего Влада, зашагала в сторону прогалины.
— Десять шагов, Аэр, — настиг меня его оклик. — Десять шагов от меня — и Лес снова нападёт.
— Так останови его, — упрямо бросила я через плечо, но шаг на всякий случай замедлила.
Сзади послышалась приглушенная ругань, а затем шаги — надеяться на моё здравомыслие он не стал. Догнал, зашагал рядом с недовольным видом. Следом, точно привязанная, зацокала копытами его лошадь.
— Так что ты там говорил про десять шагов? — поджав губы, напомнила я.
— Лес не трогает меня и тех, кто рядом. Но стоит тебе отойти дальше — и он снова нападёт.
— Почему?
Влад смотрел вдаль, будто не хотел встречаться со мной глазами, и молчал — только едва заметно двигались желваки на скулах. Наконец, он ответил.