В ритме сердца

Прекращая хлопать, он кладёт руки на мои плечи, но я не могу заставить себя расслабиться, до сих пор ожидая какого-то подвоха.

Тони — впечатлён?

Моим выступлением?

Я точно ещё жива, а не убита им же несколько секунд назад, когда он только вошёл в гримёрную?

Никто из нас никогда не слышал хвалебных слов от Тони. Если он оставался доволен нашей работой, то в знак награждения просто избавлял нас от его обычных криков.

И сейчас я, мягко говоря, в тотальном шоке и совершенно не знаю, как реагировать на его слова. Что, впрочем, можно сказать и о всех остальных стриптизёршах, что, разинув свои смачно накрашенные рты, продолжают изумлённо стоять на месте.

— Да расслабься ты, Аннабель, всё в порядке, — сжимая крепче мои плечи, говорит Тони. — Но в следующий раз сделай всё возможное и невозможное, чтобы сообщить мне о случившейся проблеме. Я больше не хочу видеть неожиданные сюрпризы на сцене.

— В следующий раз? Значит, я не уволена? — вскидываю брови в изумлении, до конца не веря, что мне удалось выбраться сухой из воды.

— Не уволена… но при одном условии.

Вместо облегчения меня охватывает дурное предчувствие, но, затаив дыхание, я всё же хочу услышать продолжение.

— Курицы, что встали? Вы какого хрена ещё не в зале? Быстро все вон отсюда! — разразившись громким криком, Тони в один миг размораживает всех любопытных девушек. — Я удивляюсь, почему Эрик ещё не появился здесь и за волосы вас не выволок к клиентам. Проваливайте!

Имя Эрика лишь сильнее будит недоброе ощущение в моей груди. Если Тони чудесным образом закрыл глаза на мою выходку, то Эрик сегодня всю душу из меня вытрясет, пока не добьётся согласия на предоставление интимных услуг клиентам.

Дабы избежать новую порцию яростных криков Тони, девушкам хватает пары минут, чтобы исчезнуть из гримёрной, оставляя нас одних.

— Что за условие? — Я оборачиваюсь к хореографу, чтобы посмотреть ему прямо в лицо, а не в отражение зеркала.

— Ты хоть представляешь, что тебя сегодня там ждёт? — Тони отходит от меня к столику напротив и, присев на край, указывает в сторону зала.

— Представляю. Именно этого я и боялась. Я никогда не хотела танцевать заключительный танец шоу, — признаюсь я, совершенно не зная, как выпутаться из сложившейся ситуации так, чтобы не потерять работу.

Как бы я ни ненавидела то, что мне приходится делать в «Атриуме», я не смогу найти место с хоть приблизительно похожей зарплатой.

— Ты уже должна была понять, что меня не интересуют чьи-то пожелания, — строго напоминает Тони, стирая несуществующие пылинки со своего пиджака.

— Так что за условие? — вновь повторяю вопрос, что интересует меня больше всего.

— Ты понравилась моему другу, и он хочет приват.

— Нет! — без колебаний отвечаю и вскакиваю со стула.

— Сядь и дослушай до конца! — сдержанно проговаривает мужчина, хотя я вижу, какие усилия он прикладывает, чтобы не повысить голос.

— Нет, Тони, мне даже слушать не надо. Я не предоставляю приват, и ты это знаешь!

— Знаю, и мне всегда было на это плевать. Для меня главное — иметь лучших танцовщиц в своём шоу, а вот Эрику важно, чтобы каждая из вас приносила клубу максимальный доход. Он не позволит тебе сегодня отвертеться, как бы ты ни пыталась. И в этот раз я тоже не стану выслушивать его надоедливые монологи о том, что тебе тут не место. Не спорю, ты хороша, но незаменимых нет. Сама видела, какая длинная очередь стоит из желающих работать у нас.

— Тогда у меня нет выбора — мне придётся уволиться, — уверенно заявляю я.

Даже если я буду помирать с голода или замерзать на улицах, ночуя среди мусора под мостом, ни за что не начну продавать себя незнакомым мужчинам.

— Я тебе предлагаю выбор. Вместо всей кучи клиентов, что не могут дождаться, когда накинутся на тебя, сегодня ты развлекаешь только моего друга и Эрик тебя не трогает.

— С чего это вдруг Эрик согласился на подобное?

По серьёзному голосу Тони я чувствую, что он не шутит, но что-то всё равно вызывает подозрение.

— Десять тысяч.

— Чего? — не до конца понимаю, что он имеет в виду.

— Мой друг платит за тебя десять тысяч.

На миг я теряю дар речи от озвученной суммы. Я таких денег за всю жизнь не держала в руках, но всё равно твёрдо отвечаю:

— Нет!

— Половина — твоя.

— Нет!

— Совсем дура?! Ты столько не зарабатываешь даже за месяц.

— Нет!!! — Мне кажется, я почти выкрикиваю свой отказ.

— Никто не говорит о сексе, — тут же добавляет он, подходя ко мне ближе. — Он просто хочет, чтобы ты станцевала только для него.

— И ты хочешь сказать, он платит целых десять тысяч просто за танец?

— Для него это не деньги! — пожав плечами, уверяет Мэрроу.

— По-твоему, я совсем идиотка, Тони? — У меня больше не получается скрывать раздражения.

— Ты будешь идиоткой, если не согласишься на его предложение. Чего ты боишься? Никто не станет тебя насиловать. Не захочешь интима — всегда можешь отказать. Я же видел, с какой осторожностью и изяществом ты отшиваешь клиентов каждую ночь. Ты в этом мастер.

— Это всё понятно… Я только не понимаю, зачем ты своему другу подсовываешь стриптизёршу, которая не готова пойти до конца? — задаю резонный вопрос, немало сбитая с толку столь усердными уговорами Тони.

За все месяцы работы здесь, мне кажется, это наш первый разговор вне зеркального зала, в котором Тони именно общается, а не разрывается диким ором.

— Я никого не подсовываю. Он сам выбрал тебя. А я пообещал ему сегодня исполнение всех его желаний.

— Тогда это однозначно не ко мне! — напрочь забывая, с кем разговариваю, вконец не контролирую ни тон, ни громкость голоса, но плотно сжатая челюсть и активно играющие желваки на щеках Тони мгновенно отрезвляют меня. — Прости, я не хотела кричать… Просто… Сам понимаешь… — От переизбытка нервов я запускаю руки в волосы, взлохмачивая свои крупные локоны.

— Да что за паника такая? Будто ты первую ночь здесь! Что лучше: один мужик или сотни, что ждут тебя в зале?

Ничто из этого не лучше… Ничто!

— Но всем понятно, для чего уединяются в приватных комнатах, — испускаю почти что стон от безысходности.

— Господи! Честное слово, ты меня достала! — теряя терпение, сквозь зубы шипит Тони. — Думаешь, я ему не сказал, что ты у нас единственная из всех с нравственным «приветом»?

— И он всё равно согласился? — Пристально рассматриваю лицо хореографа, чтобы попытаться понять: врёт ли он мне сейчас, лишь бы я согласилась, или говорит правду?