В ритме сердца

— А если я что-нибудь натворю? — мой голос звучит слабо, глухо, надтреснуто, а сердце, наоборот, бешено и громко колотится мне в рёбра.

Его губы изгибаются в чуть ироничной, но, как всегда, обворожительной улыбке, что разбавляет его мрачную красоту мальчишеским задором.

— Поверь мне, даже если ты по случайности убьёшь человека или спалишь весь дом дотла, я сумею это уладить, — он бросает слова в воздух так твёрдо и уверенно, что я вновь впадаю в ступор.

— Ты сейчас шутишь? — я потрясённо округляю глаза, и, наверное, моё лицо выглядит настолько нелепо и глупо, что Адаму не удаётся сдержать свой мелодичный смех, который уже не раз сотрясал подо мной всю землю. Как и сейчас: жаром обдаёт моментально, соски затвердевают, губы пересыхают, а то, что внизу давно его хочет, лишь сильнее увлажняется.

— А ты что, в самом деле планируешь устроить нечто подобное? — смеётся он, откидывая голову назад, а я на мгновенье зависаю, любуясь им и понимая, что теперь его смех действует не только сокрушительно для тела, но и завораживающе для разума. Не просто обхватывает в заразительные объятья веселья, как это происходит с Остином, а, будто загораясь в самом центре естества, пробивает сознание золотым светом счастья.

— Нет… конечно, нет… — от переизбытка магии Адама в крови даже не замечаю, как начинаю улыбаться, но тут же поджимаю губы в попытке это исправить.

— Я всё видел, — сияя белоснежной улыбкой, он наклоняется ко мне ближе, сокращая расстояние между нашими лицами до нескольких сантиметров.

— Что? — я опускаю ресницы, вновь покрываясь румянцем с головы до ног. Это смешно, но с ним я не могу это никак контролировать. Полуголые танцы на коленях у клиентов не вызывают во мне и доли того смятения, что одна секунда его сумрачного взора.

— Ты наконец улыбнулась мне, — его довольный голос будто доносится со всех углов моего сознания, пока я, оторопев, наблюдаю, как он плавно перемещает пальцы с моей ладони к чувствительной коже запястья.

Вены наливаются кровью, а его вибрирующая сила обвивает каждую косточку тела палящим огнём, но неожиданно для самой себя я осознаю, что за всё время нашего общения с Адамом мой внутренний аварийный сигнал впервые хранит абсолютное молчание.

Мне нечего бояться? Я в самом деле могу ему доверять?

Но почему тогда я по-прежнему полна сомнений?

Была бы я наивной девушкой, как Эми, повелась бы на обаяние и сегодняшнее гостеприимство Адама без всяких колебаний, но я-то знаю, что просто так ничего не бывает, и мне остаётся лишь гадать: что же на самом деле побуждает его быть со мной таким любезным и милым?

Всё ради того, чтобы переспать с той, кто ему отказала? Так это он мог сделать ещё вчера без всяких проблем и каких-либо моих сопротивлений.

Я просто ему нравлюсь, и таким способом он хочет сменить мой гнев на милость? Возможно, и так, но мне всё равно что-то мешает до конца в это поверить.

Из-за странного ощущения какого-то подвоха я не могу отпустить себя с ним окончательно, даже несмотря на то, что мои чувства к нему кардинально изменили свой характер.

Не знаю, что это? Откуда? Как? Почему? Адам взрывает мой мозг тысячей различных вопросов, среди которых нет ни одного внятного ответа и есть лишь одна твёрдая, непоколебимая ясность — я по-прежнему безмерно, всем сердцем люблю Остина. И это не сможет изменить ни мистическое воздействие Адама, ни моё явное влечение к нему, что выводит все мои системные программы из строя.

— Посмотри на меня, — он выдыхает короткий приказ в опасной близости от моего рта, и я послушно выполняю, но лишь потому, что сама желаю установить с ним зрительный контакт. Зачем? По плану — хочу убедить себя, что ничего, кроме возбуждения, к нему не испытываю. На деле — только усугубляю своё положение, тая под пылким прицелом его тёмных бездн, как лёд под воздействием солнца.

— Что тебя постоянно так смущает, Николина? — бархатным шёпотом интересуется Адам, ежесекундно переводя свой пламенный взор с моих глаз на губы и обратно.

— Ты меня смущаешь, — честно признаюсь я, не находя других вариантов ответа.

— И что же я делаю такого непристойного, к чему не привыкла опытная стриптизёрша? — слегка склонив голову набок, томно произносит он, и я практически перестаю дышать в момент, когда он притрагивается к моей щеке, убирает светлую прядь с лица за ухо и зарывается рукой в мои волосы, проводя сквозь пальцы всю длину идеально уложенных волн. Нежно. Трепетно. Осторожно. Будто не хочет спугнуть или сделать мне больно. Совсем не в духе опытного, требовательного и даже немного жёсткого любовника, которым Адам явно является, учитывая, какие отпечатки на моём теле он оставил после нашего эпизода в клубе.

Но сейчас он не такой, и всего одним этим ласковым движением, как по мановению волшебной палочки, Адам превращает весь мой благоразумный настрой в пыль.

— Ты вынуждаешь моё тело жить отдельной жизнью, с которой я категорически не согласна, — тихо отвечаю я, хотя буря неизвестных чувств к нему истошно воет об обратном.

— Этого я никак понять и не могу, — задумчиво протягивает Адам. — Что тебе мешает согласиться со своим телом? Я не вижу ни одной причины, которые обычно заставляют женщин проявлять сопротивление.

— Ты же говорил, что тебе ни одна не отказывала, — отмечаю максимально сдержанно, хотя мысль о его «богатом жизненном опыте» сдавливает мне грудь, как под металлическим прессом.

— Да, это так, но на некоторых женщин, бывало, приходилось потратить пару минут, чтобы убедить в том, что все преграды, мешающие им получить желаемое, существуют исключительно в их сознании. Но в твоём случае — я не нахожу этих преград. Ты определённо традиционной ориентации и, учитывая твою работу, явно не приверженка строгих нравственных устоев. Ты не замужем, не находишься в отношениях и даже среди клиентов «Атриума» не имеешь любовников. Тогда что тебя останавливает? Или правильнее спрашивать — кто? Возможно, я упустил из внимания кого-то ещё, к кому ты неровно дышишь?

Страх перед разоблачением вмиг подстёгивает все реакции, вытягивая на поверхность необходимые навыки держать свою любовь к Остину за семью печатями. Я не могу допустить, чтобы Адам узнал о моих чувствах к нему, тем самым вызвав к Остину ещё больший интерес. Им обоим нельзя ничего друг о друге не знать. Ничего!

— Ты слишком хорошо осведомлён о моей жизни. Я бы сказала: чересчур хорошо. Откуда тебе так много известно? — собрав всю волю в кулак, полностью поворачиваюсь корпусом к Адаму и изящно перекидываю ногу на ногу, что вынуждает его тут же проложить плотоядным взглядом медленную дорожку от моего бедра до самой щиколотки, что вылезает из пикантного разреза платья.

— Хорошая попытка, но не переводи тему. Ты не ответила на мой вопрос, — нейтральным тоном отмечает он и, подправляя бабочку на шее, что будто начала сдавливать ему горло, возвращает пристальное внимание к моему лицу.

— Ответь сначала ты, — я выстреливаю в него немигающим взглядом и аккуратно прикладываю руку к его крепкой груди. Сама не понимаю, для чего в первую очередь это делаю. Пытаюсь отвлечь от нахлынувшего на меня волнения или просто желаю потрогать? — Ты наводил обо мне справки?