В ритме сердца

Я опять возгораюсь чем-то жгучим, испепеляющим, заполняющим каждую клетку тела жидкой лавой. Это не ревность! Не ревность! Как вообще можно ревновать к событиям многолетней давности? Как можно ревновать кого-то, кого не любишь? Как можно ревновать, когда сердце принадлежит другому?

— Какие люди! Неужели среди всего этого напыщенного столпотворения толстосумов я нашёл кого-то из своих?

Блокирующую зрение алую поволоку неревности разом сбрасывает низкий голос со знакомой хрипотцой, которую мой мозг не успевает до конца распознать, в то время как тело вмиг каменеет, точно превращаясь в одну из ледяных статуй зала.

— О-о-о, ничего себе! Уж кого-кого, а тебя так точно не ожидал здесь встретить! Ещё и при полном параде! — отвлекаясь от неприятного разговора Тони, восторженно здоровается с высоким брюнетом.

Не может быть! Только не это! Умоляю, пусть мне просто снится кошмар!

— Да, похоже, что в этом особняке сегодня собрались все, — следует комментарий Эрика.

— Однозначно! Если даже я здесь… — слышу надменную усмешку и понимаю — это всё реальность, из которой во что бы то ни было мне необходимо исчезнуть!

Сейчас же!

Адам

— Мне нужно выйти на воздух, — просит Николина, чересчур резко поворачиваясь спиной к братьям-близнецам и подошедшему к ним парню.

— В чём дело?

Я чётко улавливаю повышенную вибрацию её голоса, а внезапную скованность в теле чувствую, даже не прикасаясь.

— Ничего. Просто здесь в самом деле очень много людей. Хочу немного проветриться, — заверяет она, глядя на меня в упор своими синими озёрами, что сразу же вносят для меня всю ясность — опять лжёт.

Я уже успел отметить весьма смешную закономерность — когда эта неисправимая лгунья врёт, никогда не разрывает зрительного контакта, зато стоит только вывести её на правду, сразу же потупляет или отводит в сторону взор.

Честное слово — уникальная девчонка.

— Нет, — безоговорочно отказываю.

— Адам… но мне очень нужно…

— Нет.

— Ты серьёзно?! Может, ты меня и в дамскую комнату не отпустишь? — вмиг вскипает она, но в непоколебимых нотах я слышу больше тревоги, чем возмущения.

— Ты никуда не пойдёшь, — повторяю я и, замечая её порыв ретироваться наперекор моему решению, схватываю её за руку, отрезая всякую возможность побега.

— Адам, пожалуйста… — её голос резко меняет тон на жалобный.

— Ты остаёшься здесь, — приглушённо, но от того не менее строго чеканю я. — Мне кажется, ты хочешь не столько выбраться на воздух, сколько спрятаться от кое-кого.

И, учитывая то, как от её лица мгновенно отливают все краски, я понимаю, что попадаю в яблочко.

Чувствую, будет интересно.

— Не знаю, знакомы вы или нет, но перед тобой как раз стоит хозяин дома, — торжественно произносит Тони, указывая своему другу на меня.

— Нет, ещё не довелось лично познакомиться, — парень подходит ближе, попутно смакуя коктейль. И, судя по его развязной улыбке, явно далеко не первый. — Адам Харт, если правильно помню?

Дождавшись моего утвердительного кивка, он первый протягивает руку для рукопожатия, на которое я невозмутимо отвечаю.

— Должен признаться, прийти сюда меня заставил мой папаша. Сам я обычно терпеть не могу мероприятия подобного плана, но то количество отменного алкоголя и шикарных женщин, которые здесь собрались, полностью убеждают меня в том, что мой вечер сегодня пройдёт гораздо приятней, чем я предполагал вначале.

А у парнишки, как погляжу, полностью отсутствует как чувство такта, так и инстинкт самосохранения. В отличие от всех предыдущих уродов, что пытались незаметно от меня пускать слюни на дикарку, этот вконец охреневший кадр даже не думает скрывать своего интереса: он впивается похотливым взглядом в спину Николины, плавно оценивая каждый её выдающийся задний изгиб.

Моя ладонь на руке дикарки непроизвольно сжимается, а в ушах гудит до красных всполохов перед глазами от жуткого желания сейчас же раздробить его смазливую физиономию, но, естественно, никому из присутствующих о моих мыслях я узнать не позволяю.

— Как, ты сказал, тебя зовут? — сдержанно задаю вопрос, прерывая его мысленное поедание Николины, которая совсем не торопится оборачиваться к нашим собеседникам лицом.

— Ох, простите мне мои никчёмные манеры. Буду также рад представиться — Марк Эндрюз.

От меня не ускользает то, как лихо дикарка пытается скрыть от меня эмоциональную реакцию на его имя, чем лишь сильнее склоняет к определённому выводу, который мне предстоит прямо сейчас проверить.

— Эндрюз? Ты случайно не сын Гарри Эндрюза? — спрашиваю исключительно для поддержания разговора, будучи заведомо уверенным на девяносто девять процентов, что передо мной стоит непутёвый отпрыск одного из немногих близких друзей моего отца и наследник крупной машиностроительной компании, с которой «Heart Corp» сотрудничает уже далеко ни первый год.

— Он самый, — неохотно подтверждает малец, стаскивая с подноса мимо проходящей официантки следующий бокал спиртного.

— Тебе бы притормозить немного, Марк, — предостерегает Эрик. — Ты и трезвый буйный, а когда выпьешь, тебя бывает совсем не остановить. Мне кажется, скандал, заслуживающий кричащих заголовков первых страниц всех новостей, тебе ни к чему.

— О-о, я тебя умоляю, Мэрроу, тебе ли меня не знать? Думаешь, мне есть какое-то дело до общественного мнения? Да и что это за приём без скандалов? — парирует Марк, с притворным сожалением добавляя: — Ты только не подумай ничего плохого, Адам, нарочно я не собираюсь как-либо портить ваш изысканный вечер. Просто сообщаю, что хорошего поведения за мной никогда не наблюдалось, поэтому если вдруг что-то натворю, то заранее прошу понять и простить меня.

Этому идиоту удаётся сорвать с моих губ усмешку.

— Не поверишь, но я буду только рад, если ты подпортишь программу этого фальшивого акта великодушия и щедрости моего отца, но, боюсь, тебе нужно вставать в очередь, Марк. Одна обладательница выдающегося таланта устраивать проблемы уже заверила меня, что непременно сотворит сегодня нечто невообразимое, — мой голос звучит вполне серьёзно, в то время как взор, устремлённый на Николину, полон откровенной насмешливости.

И, наверное, не хватит всех известных мне эпитетов, чтобы описать тот арктический лёд в её ответном остром взгляде, которым она разрезает меня пополам. Моя кошечка в бешенстве. Я прямо-таки чувствую, как её коготки уже нещадно впиваются и раздирают мою кожу в порыве праведного гнева.