В родном углу

— Ахъ, да… Въ самомъ дл, вдь мы не разыграли преферансъ, который начали при моемъ первомъ визит къ вамъ съ докторомъ, — вспомнилъ Сухумовъ. — Но я боюсь стснить васъ всхъ, — вотъ отчего я и хожу къ вамъ рдко. А вы, Раиса… вы дло другое… Если вы считаете неудобнымъ приходить ко мн одной — ну, приходите съ Ивановой, приходите съ Хоботовой… Тащите вашего дядю…

— Ну, хорошо, хорошо. Мн въ самомъ дл васъ жалко, что вы совсмъ… какъ есть… одинокій человкъ, — сказала она. — Никого, никого у васъ, кром старика-камердинера… А онъ такой страшный у васъ.

— Это только видъ у него такой суровый, а онъ добрый, преданный человкъ. А вы приходите почаще, хорошая моя, правдивая моя…

— Что это какъ вы упрашиваете! Мн даже совстно слушать. Я вдь сказала вамъ, что буду приходить, но приходите и вы… Если тетка занята, вы не обращайте на нее вниманія, когда придете. Она всегда занята… Дти, стряпня да и хозяйство… У насъ только слава, что кухарка есть… А какая она кухарка? Я тоже ей помогаю во всемъ, но я стряпать не умю, какъ отецъ Рафаилъ любитъ. Хотлъ онъ мн выписать повареную книгу, чтобы я по повареной книг… но только сбирается. У васъ нтъ повареной книги въ библіотек? — спросила Раиса.

— Очень можетъ быть, что и есть у бабушки въ библіотечныхъ шкапахъ… Наврное даже есть… Приходите поискать. Приходите завтра-же… — говорилъ Сухумовъ. — Завтра, очень можетъ быть, привезутъ съ почты какой-нибудь одинъ изъ толстыхъ журналовъ, на которые я для васъ подписался.

— Да вдь не для меня одной, а для всхъ… И для другихъ… — возразила Раиса.

— Для васъ… только для васъ… Все остальное для меня… обстановка и ничего больше.

— Ну, какъ-же для меня одной… Говорите о правд, а сами что?.. Мн даже совстно слушать отъ васъ такіе комплименты… Вдь это называется — комплименты…

— Раиса Петровна! Это не комплименты, а правда… чистйшая правда! Клянусь вамъ, что правда! — воскликнулъ Сухумовъ, забывъ о прислушивавшемся къ ихъ рчамъ возниц.

— Странно, что вы считаете меня за такую особенную, если это правда. А я самая обыкновенная.

— Богъ ты мой, да вотъ за это-то вы мн и нравитесь, что вы самая обыкновенная! Безъ прикрасъ. Обыкновенная, безъискусственная, цльная натура!

— Ахъ, какія похвалы! Даже слушать совстно! — тихо бормотала Раиса, а сама рдла отъ удовольствія.

Онъ опять взялъ ея руку въ шерстяной перчатк и долго держалъ въ своей рук. Она не отнимала руки, но говорила:

— Послушайте… Зачмъ это вы?.. Такъ не надо, такъ нехорошо.

Вотъ и Сухумовка. При свт звздъ обозначились темные силуэты церковныхъ главъ. Възжали на церковную площадь. Вотъ и фонарь, горящій на воротахъ постоялаго двора лавочника Неумытова. Сейчасъ будетъ училище. Сухумовъ и Раиса пріхали раньше семьи учителя. Черезъ площадь виднлся домъ причта и въ окн мелькалъ маленькій огонекъ.

— Меня ждутъ… Это должно быть лампочка въ сняхъ… — проговорила Раиса.

— Я васъ до самыхъ дверей провожу и сдамъ съ рукъ на руки, — сказалъ Сухумовъ и дрожалъ, какъ въ лихорадк.

Онъ замышлялъ что-то.

— Къ священнику? — спросилъ его возница, поровнявшись съ училищемъ. — Или въ училище?

— Да, да… Къ священнику.

Вотъ и крыльцо въ дом священника. Въ сняхъ сквозь оконце брезжился свтъ лампочки. Лошади остановились.

— Ну, прощайте… Спасибо вамъ… — сказала Раиса, вылзая изъ саней.

— Нтъ, нтъ. Я васъ провожу въ сни. Гусаръ залаетъ, вамъ отворятъ, тогда я и удалюсь.

Они вошли въ сни. Въ сняхъ коптла маленькая жестяная лампочка. Заслышавъ шаги въ сняхъ, чуткая собака Гусаръ залаяла изъ прихожей. Раиса хотла взяться за ручку звонка.

— Погодите… Два слова… — пробормоталъ Сухумовъ, обхватилъ Раису за шею, прижалъ къ себ и запечатллъ на лиц ея поцлуй…

Она вздрогнула, не отдала поцлуя, отшатнулась и прошептала:

— Зачмъ-же это? Этого ужъ совсмъ-бы но надо… Нехорошо…

— Не утерплъ… Простите… Это дерзость, но я заглажу ее… Скоро заглажу… — слышалось изъ устъ Сухумова.

Раиса звонилась. Гусаръ лаялъ. Слышны были шаги босыми ногами. Отворила босая работница въ рубах и кацавейк, накинутой на голову. Раиса юркнула въ прихожую.

— До свиданья… А я заглажу… Помните: заглажу… — донеслись ей вслдъ изъ сней слова Сухумова.

И онъ, дрожа всмъ тломъ и почти шатаясь, направился обратно къ своимъ санямъ.

XXXV

Прихавъ домой и пройдя къ себ въ кабинетъ, Сухумовъ слъ въ кресло у письменнаго стола и задумался, соображая о томъ, что сейчасъ случилось въ сняхъ у священника. Совсть корила его. Онъ упрекалъ себя за поцлуй Раисы. Это была дерзость!

«И что я наговорилъ этой двушк въ свое оправданіе, оставляя ее? — разсуждалъ онъ, повторяя въ ум свои слова „заглажу, заглажу“. Вдь чтобы загладить дерзость, надо сдлать предложеніе и жениться на ней, если она согласится выйти за меня замужъ. А я этого не только еще не ршилъ, но даже и не обсудилъ обстоятельно. — Вдь это шагъ въ жизни, большой шагъ, крупный шагъ для меня, хотя Раиса и нравится мн».

— Долгонько вы сегодня загулялись, ваша милость… — проговорилъ Поліевктъ, стоявшій въ дверяхъ, — ложитесь-ка скорй на покой… Пойдемте въ спаленку и я васъ раздну.

— Уходи и ложись спать… Я самъ разднусь, — сказалъ Сухумовъ, какъ-бы очнувшись.

— Зачмъ-же вамъ самимъ? На то я есть. Надо будетъ и здсь свчи загасить. А вы извольте перейти въ спаленку, надть халатикъ и туфельки. Тамъ въ спаленк и посидите и помечтаете, пока молочка выпьете на сонъ грядущій.

«А все это вдь стаканъ шампанскаго надлалъ, котораго я такъ давно не пилъ! — продолжалъ укорять себя Сухумовъ за поцлуй, — Вино ударило въ голову, подняло нервы — вотъ и необдуманный поступокъ. Это ничего не значитъ, что я часъ прохалъ по морозу… Нервы все равно были подняты вслдствіе вина, да и сейчасъ они подняты»…

Въ спальн Сухумовъ съ помощью камердинера раздлся, надлъ халатъ и туфли и слъ въ кресло около бабушкина туалета, который ему замнялъ въ этой комнат письменный столъ и гд стояли небольшая чернильница, два бронзовыхъ подсвчника, маленькіе часы, бьющіе четверти часа и лежали письменныя принадлежности. Кабинетъ былъ еще только на Рождеств включенъ въ число жилыхъ комнатъ. Сухумовъ не усплъ еще привыкнуть къ нему и очень рдко сидлъ въ немъ. Сегодня ночью онъ зашелъ въ него, чтобы запереть въ письменномъ стол бумажникъ съ деньгами, кошелекъ, записную книжку и карманные часы, которые бралъ съ собой къ доктору. Поліевктъ уже не спалъ больше съ Сухумовымъ въ одной комнат на кушетк, какъ было раньше, но застилалъ себ постель рядомъ, въ гостиной на диван. Лампа по-прежнему всю ночь горла въ спальн.