В родном углу

— мъ понемногу. Очень вестфальской ветчины тутъ какъ-то захотлось. Посылалъ нарочно въ городъ — привезли дрянь.

— Вотъ видите! Вкусовыя привередничанья даже начались. Это ужъ совсмъ хорошо. Я разсказывалъ вдь вамъ, что такъ вс наши вятичи, кривичи и древляне исцляются, прізжая въ деревню помирать посл неудачнаго больничнаго лченья.

— Какіе кривичи и древляне? — спросилъ Сухумовъ, не понявъ о чемъ говоритъ докторъ.

— А вотъ т, что въ Петербург и въ Москв на большихъ фабрикахъ работаютъ. Убгутъ изъ больницъ отъ лкарствъ, чтобы помереть спокойно въ деревн, а здсь отъ воздуха и поправляются.

Такія восклицанія доктора совсмъ окрылили Сухумова.

— Помню, помню, докторъ, и могу только благодарить васъ за ваши мудрые совты, — сказалъ Сухумовъ, уже весь сіяя отъ удовольствія.

Докторъ закурилъ папиросу, посадилъ его, слъ рядомъ съ нимъ и сталъ считать его пульсъ, смотря на свои серебряные часы луковицей.

— И пульсъ хорошъ, — проговорилъ онъ. — Повышенной температуры по вечерамъ за послднее время не было?

— Нтъ, не замчалъ.

— То есть только не замчали или измряли температуру градусникомъ и повышенія не было?

— Не было, не было.

— А галлюцинацій, безпокойныхъ сновъ, кошмаровъ?

— Тоже не было, хотя я позволилъ себ пробгать дневникъ бабушки и долженъ былъ нарушить вашъ запретъ и войти въ портретную комнату, — сказалъ Сухумовъ и нсколько потупился, какъ мальчикъ.

— Зачмъ-же вы это сдлали? Нехорошо. Впечатлительность у васъ слишкомъ велика. Это вдь проходитъ не такъ скоро.

— Обстоятельства такъ сложились. Были у меня здсь вечеромъ учитель Ивановъ съ женой… ну, и Раиса Петровна.

— Ахъ, были! Ну, что-жъ, это я хвалю, что вы начали окружать себя обществомъ. Одиночество для васъ вообще скверно. Зовите ихъ почаще… Ну, а при чемъ-же тутъ портретная комната? Вдь она у васъ была заперта? — спросилъ докторъ.

— Раиса Петровна просила меня показать эти портреты. Другіе подхватили. Оказывается, что она слышала о моемъ кошмар, о всемъ, о всемъ. И такъ просила, такъ настаивала.

— Понимаю. Ева соблазнила Адама, — улыбнулся докторъ. — Ахъ, женщины, женщины! А не правда ли, хорошая двушка эта Раичка?

— Прелесть! — воскликнулъ Сухумовъ. — Мн нравится въ ней наивность, простота.

— Ну, и собой кралечка. А слушаться-то ее все-таки не слдовало. Потерянъ, молъ, ключъ отъ портретной. Вотъ и все. А вы растаяли. Таять передъ ней все-таки не слдовало. Снимите-ка съ себя вашъ пиджачекъ и вашу жилеточку и прилягте на кушетку. Я васъ выстукаю и выслушаю. Сухумовъ повиновался. Докторъ Кладбищенскій вынулъ изъ кармана перкуторный молотокъ.

— Вдь вотъ вы деревню не любите, питерецъ, съ ногъ до головы питерецъ, а Раису хвалите. Раиса-же продуктъ деревни, — сказалъ онъ.

— И деревню полюблю, докторъ. Она мн ужъ и теперь начинаетъ нравиться, отвчалъ — Сухумовъ, лежа на кушетк.

— Вотъ он Раисы-то! Честь имъ и слава!

Докторъ сталъ постукивать и выслушивать сердце Сухумова, легкіе, прощупывалъ печень, селезенку.

— Кишки вздуты и вслдствіе этого діафрагма приподнята и вліяетъ на сердце. Сердце сегодня опять не того… Не ли-ли вы вчера насильно?

— Нтъ, докторъ.

— Можетъ быть и на лишнюю ду Раиса соблазнила? Вы не были вчера у священника? Вдь тамъ все пироги.

— Не былъ, докторъ. Отецъ Рафаилъ и Раиса будутъ у меня завтра завтракать. Очень радъ былъ-бы я, Нектарій Романычъ, если-бы и вы ночевали сегодня и остались завтра позавтракать.

— А что у васъ завтра за праздникъ?

— Панихиду по бабушк служу, по отц, по матери. Вс говорятъ, что надо.

— И Раиса тоже? — покосился на Сухумова докторъ и прибавилъ:- Дло хорошее. Отчего не помянуть предковъ. Древнія религіи прямо основаны на поклоненіи предкамъ.

— А здсь хочу молебенъ… Надо-же дать причту доходъ. Ну, и учитель придетъ съ хоромъ пвчихъ изъ своихъ учениковъ. Можетъ быть съ женой придетъ. Хотла и матушка-попадья.

— Такъ. Повернитесь-ка на животъ. Я нажимаю сбоку на селезенку, не больно?

— Нтъ, такъ есть легкая боль.

— Гмъ… Обухши. Ну, авось всосется.

— Къ завтраку заказалъ блины. Послалъ въ городъ за икрой.

— Тризны во вс вка и во вс времена существовали, да и теперь еще существуютъ, если люди не мудрствуя лукаво живутъ, говорилъ докторъ, садясь въ кресло и пряча въ карманъ молотокъ. — Тризны всякія я люблю, а съ блинами даже въ особенности. Это во мн поповская кровь длаетъ. Остаться ночевать у васъ сегодня не могу. Дло есть. Къ одной больной прохать надо. Тамъ и заночую. А на обратномъ пути завтра я къ вамъ съ удовольствіемъ блинковъ пость пріду, но вамъ не дамъ ихъ сть.

— Да я и самъ не буду ихъ сть, — сказалъ Сухумовъ.

— Ну, въ общемъ у васъ все сносно, хотя кое-какіе изъянишки и есть, — закончилъ докторъ и прибавилъ:- А теперь поите меня чаемъ.

XXIX

Въ воскресенье, посл поздней обдни въ сухумовской сельской церкви, отецъ Рафаилъ служилъ панихиду, заказанную Сухумовымъ. Плъ хоръ учениковъ земскаго училища подъ управленіемъ учителя Иванова. Поминали болярина Платона, болярина Василія, болярина Леонида, боляринъ: Елизавету, Клеопатру, Софію, Зинаиду. Перечислялся поименно весь родъ Сухумовыхъ. На панихид Сухумовъ былъ во фрак и въ бломъ галстук. Кром него, присутствовали на панихид управляющій Сидоръ Софроновичъ, попадья Настасья Сергевна, Раиса и жена учителя Иванова. Сухумовъ пріхалъ въ церковь въ большихъ, парныхъ саняхъ, покрытыхъ хорошимъ ковромъ. Кром того, были еще двое саней въ одиночку для священника съ супругой и для учителя съ женой, при чемъ дьяконъ помстился на облучк. Пвчіе пошли пшкомъ. Учительницы Хоботовой на панихид не было.

Сухумовъ несказанно былъ радъ, что ему пришлось сидть въ саняхъ рядомъ съ Раисой и весь сіялъ отъ удовольствія, тогда какъ она очень смущалась, что сидла съ нимъ и говорила ему:

— Лучше-бы вы дяденьку, отца Рафаила, съ собой посадили.

— Я приглашалъ его, но онъ сказалъ, что подетъ съ Настасьей Сергвной, — отвчалъ Сухумовъ, хотлъ продолжать говорить съ Раисой и, какъ мальчикъ, не зналъ о чемъ.

Онъ минутъ пять смотрлъ на тощую спину дьякона и его поднятый дыбомъ мховой воротникъ изъ красныхъ лисицъ и, наконецъ, спросилъ:

— Что вы теперь читаете, Раиса Петровна, изъ тхъ книгъ, что взяли отъ меня?

— Разсказы Гребенки. Очень смшные разсказы. Какіе у него забавные чиновники выведены! Прямо уморительные, — сказала Раиса.

— Это современникъ и подражатель Гоголя. Вы Гоголя-то читали-ли?

— Очень немного. Только что въ училищ давали. «Сорочинскую ярмарку», «Шинель», Мертвыя души" не вс… Негд достать.

— Я выпишу для васъ Гоголя. Теперь его сочиненія стоятъ пустяки. А Пушкина читали?

— Тоже немного… Отрывки… Что въ училищ давали… Гд-же достать-то? Тутъ у насъ ни у кого нтъ.