В родном углу
Шрифт:
«Опять незадача! — проскрежеталъ онъ зубами. — Больна она, что-ли?»
Сухумовъ пріхалъ къ концу обдни. Отецъ Рафаилъ, завидя его изъ алтаря, тотчасъ-же выслалъ ему большую просфору со сторожемъ. Принявъ просфору, Сухумовъ далъ ему нсколько мелочи на чай и спросилъ:
— А матушки Настасьи Сергвны здсь въ церкви нтъ?
— Въ своемъ излюбленномъ уголк стоять изволятъ, около свчной выручки, — почтительно отвчалъ сторожъ.
— А Раиса Петровна?
— Племянницы нтъ-съ. Племянница не пожаловала.
— Больна она?
— Не слыхать было, чтобы больны. Нтъ-съ… Вчера
«Прозвалъ, ворона! Вотъ когда надо было мн къ учителю-то създитъ, а я дома сидлъ и мучился», — выбранилъ Сухумовъ себя мысленно, постоялъ еще минуты три въ церкви и тотчасъ-же ухалъ домой.
«Господи, хотя-бы докторъ явился, хоть-бы дуракъ учитель Ивановъ пришелъ! Все-таки мн не было-бы такъ тяжело», — думалъ онъ, садясь за столъ завтракать.
Посл завтрака, чтобы хоть сколько-нибудь разсяться, онъ ршилъ създить къ предсдателю уздной земской управы Родимцеву съ визитомъ и познакомиться, для чего веллъ приготовить лошадей. Лошади были совсмъ уже готовы и позвякивали бубенчиками около крыльца, какъ въ спальню къ Сухумову вошелъ старикъ-камердинеръ и доложилъ, улыбаясь:
— Вы со двора, а къ вамъ гостья… Вотъ и помшаютъ вашему катанью.
Сухумова сразу ударило въ краску и онъ вздрогнулъ.
— Кто такая? — быстро спросилъ онъ.
— Да поповская племянница. Прикажете принять?
— Да конечно-же! Разв можно объ этомъ спрашивать! Зови, зови скорй! — закричалъ Сухумовъ и самъ бросился навстрчу Раис, съ которою столкнулся въ прихожей. — Милая моя, добрая, хорошая! Какъ я радъ васъ видть! Пойдемте, пойдемте скорй въ кабинетъ! — восклицалъ онъ радостно, забывъ, что тутъ стоитъ Поліевктъ, схватилъ Раису за об руки и повелъ ее изъ прихожей въ комнаты.
«Одна? Зачмъ-же одна? Отчего не съ Ивановой»?
Онъ былъ въ восторг и не зналъ, что говорить. А въ голов его мелькало: «забыла… не сердится на поцлуй… Иначе-бы не пришла»…
— Вы одна? — задалъ онъ вопросъ Раис.
— Одна, — отвчала она спокойно, снимая съ головы пуховый платокъ и шапочку и кладя ихъ на столъ.
— Голубка моя! И не побоялась придти ко мн, дерзкому! — восторгался Сухумовъ.
— Чего-же мн бояться-то?.. Если за прошлый разъ, то вдь вы ужъ дали общаніе, что загладите свою вольность и будете скромнымъ. Что-же, я врю вамъ…
«Вотъ какъ она поняла мое выраженіе „заглажу!“ — пронеслось у него въ голов. — Да это ангелъ по своей наивности и простот! А я-то, я-то мучился и длалъ догадки!..»
— Садитесь… Садитесь пожалуйста… Раисочка… Вотъ здсь въ кресл будетъ удобне… — предлагалъ ей Сухумовъ, усаживая въ спокойное кресло и спросилъ:- Вы не разсердились, что я васъ такъ фамильярно назвалъ Раисочкой?!
— Какъ ни зовите, лишь хлбомъ кормите, — дала она отвтъ тривіальной поговоркой.
— Ахъ, прелесть моя! Но, вдь, вы хотли съ Ивановой придти?
— Иванова не пошла. Къ нимъ пріхалъ гость къ обду — учитель изъ Смертина.
— Чмъ васъ угощать? Кофею, чаю, шоколаду? — предлагалъ Сухумовъ.
— Да ужъ угощать, такъ угощайте шоколадомъ, если есть у васъ. Я его очень люблю…
И сказано это было такъ просто, такъ естественно, что поражало Сухумова.
— Все есть, все! Отличное печенье
есть! — воскликнулъ Сухумовъ и нажилъ кнопку электрическаго звонка, чтобы вызвать камердинера, не замтя, что тотъ еще продолжалъ стоять въ дверяхъ.— Здсь я, здсь, если вы меня, — откликнулся Поліевктъ. — Что прикажете?
— Скажите Ульян, чтобы она отпустила-бы шоколаду, а поваръ пусть сваритъ его. Да подать сюда съ печеньемъ, съ бисквитами. Ликеру подать. Раиса Петровна озябла, — отдавалъ приказы Сухумовъ.
— А лошадей-то откладывать или не откладывать? — спросилъ Поліевктъ.
— Какія ужъ тутъ лошади, если гостья пришла! Всегда създить успю.
Поліевктъ покачалъ головой, пробормоталъ про себя: «дуритъ баринъ» и вышелъ изъ кабинета.
Сухумовъ подслъ къ Раис и, заглядывая ей въ глаза, сказалъ:
— Вы не можете себ представить, ангелъ мой, какъ я радъ вашему визиту!
— Соскучились? — спросила она. — Но я не врю. Если-бы соскучились, то къ намъ пришли-бы…
— Я думалъ вы сердитесь за прошедшее? Помните, когда я не утерплъ?..
— И сердилась!.. Да что-же съ вами подлаешь! Но ужъ прошу васъ сегодня не вольничать. Вы дали слово загладить свой поступокъ и быть скромнымъ.
— О, восторгъ мой! — восклицалъ Сухумовъ. — Послушайте, Раиса Петровна, вы святая двушка!
Онъ совсмъ не ожидалъ такой встрчи при свиданіи.
— Ну, до святой-то мн еще очень далеко. Не говорите такъ… Вс мы гршницы… — отвчала она, перебирая дешевенькія разноцвтныя бусы у себя на ше, свсившіяся на грудь и тутъ-же задала вопросъ: — Ну чтожъ, какіе-нибудь журналы получили?
— Три журнала получилъ. Вчера получилъ, сегодня получилъ, третьяго дня получилъ и все ждалъ вашего посщенія. Одинъ, одинъ, одинъ! И можете вы вообразить, какая тоска была! Вотъ журналы.
Онъ поднесъ къ ней три книжки въ разныхъ обложкахъ и положилъ ей на колни. Она тотчасъ-же начала перелистывать ихъ. Онъ стоялъ противъ нея и пожиралъ ее глазами.
«Разв кончить все сейчасъ? Разв сдлать ей предложеніе? — мелькало у него въ голов. — Такая прелесть! Такая наивность! Такая незлобивость! Я увренъ, тысячу разъ увренъ, что буду съ ней счастливъ, Она не годится для свта, будетъ угловата въ Петербург, но здсь въ деревн — она дастъ рай»…
И онъ сталъ уже слагать фразы, съ которыми обратится къ ней сейчасъ съ предложеніемъ, но фразы какъ-то не клеились, не составлялись.
«Ну, тогда я это сдлаю при прощаніи, когда она будетъ уходить. Такъ лучше будетъ, лучше» ршилъ онъ.
А она, вынувъ изъ косы большую шпильку, разрзала ею листы книжки журнала. Онъ сидлъ около нея и любовался ея роскошной косой, длинными опущенными рсницами.
«Какая дивная двушка!» — беззвучно шептали его губы.
Показался Поліевктъ и сталъ накрывать столикъ блой скатертью, приготовляясь сервировать на немъ шоколадъ.
— А вы дадите мн сегодня одну какую-нибудь книжку, чтобы взять домой? — спросила Раиса Сухумова.
— Вс дамъ… Вс берите… Вс для васъ выписалъ. Я уже просмотрлъ ихъ, — бормоталъ онъ, любуясь Раисой, и когда Поліевктъ удалился, его такъ и стало подмывать схватить Раису въ объятія, крпко прижать къ груди и цловать, цловать долго.