В родном углу

— Съ вареньицемъ… Вишневое и клубничное есть, — предлагала попадья. — Была у меня маленькая баночка персиковаго вареньица… Помщица Пещерина мн подарила еще по осени… Варенье рдкое у насъ… Все берегла его и хотла сегодня васъ угостить, да ужь извините, грхъ случился, съли его. Такъ зря стравили у насъ нкоторые люди, — прибавила она и улыбнулась.

Отецъ Рафаилъ тяжело вздохнулъ и произнесъ:

— И вообразите, старикъ-тесть сълъ. Охъ, крестъ это нашъ, великій крестъ! И вдь все до капельки сълъ, безъ остатка.

Сухумовъ, положивъ себ въ стаканъ чая ложку вишневаго варенья, недоумвающе смотрлъ на отца Рафаила.

— Сълъ-съ… — подтвердилъ-тотъ. — Самъ сълъ и ребятишкамъ нашимъ скормилъ. Вчера у насъ большая служба была съ водоосвященіемъ… Сами знаете, служилъ я… Раиса пла на клирос. Отправилась и она на воду… — кивнулъ онъ на жену. — А пока жена ходила въ церковь, тесть своевольно сходилъ въ чуланъ, взялъ оттуда банку варенья и сълъ ее вмст съ нашими ребятишками. Сегодня начали искать — нтъ банки… Да ужъ ребятишки покаялись. Да-съ… Это истинное насланіе на нашъ домъ! — заключилъ онъ.

— Ну, полно… не говори такъ… — снисходительно замтила отцу Рафаилу жена. — Вдь если-бы батюшка въ своемъ ум былъ, а то вдь онъ до малоумія, до дтства дошелъ.

— До малоумія дошелъ, однако, ключъ-то подобрать къ чулану съумлъ! Наказаніе! Истинное наказаніе такой старикъ!

— Да наказанія-то тутъ немного, — улыбнулась матушка-попадья. — Пусть кушаетъ, я не жалю… Но надо-же такъ случиться, что онъ именно на эту банку напалъ съ персиковымъ вареньемъ, а не на другую!

Сухумовъ слушалъ и не зналъ, что ему говорить въ отвтъ, съ чего начать. Онъ искалъ глазами Раису, но ея не было въ комнат.

— Свадьбы у васъ здсь въ приход не предвидятся? — спросилъ онъ наконецъ, чтобы что-нибудь сказать. — Очень я интересуюсь крестьянскую свадьбу въ деревн посмотрть.

— Какія свадьбы! — махнулъ рукой отецъ Рафаилъ. — Годъ отъ году меньше свадебъ. Молодые парни стали осторожны, не женятся, пока солдатскаго жребія не вынутъ. А попадетъ въ солдаты — онъ ужъ не нашъ, вернется посл службы только на побывку, а потомъ…

— Ну, не вс-же… — остановила его жена. — Есть такіе, которые, вернувшись съ солдатчины, и остаются въ деревн.

— Ну, да… есть… А все-таки, добрую половину какъ помеломъ выметаетъ изъ деревни… Городской жизни въ солдатахъ вкусилъ — ну, его и тянетъ въ городъ. Живетъ по мстамъ… — и стъ слаще, и спитъ мягче, а деревня забыта. Тамъ и женится на городской… — стоялъ на своемъ отецъ Рафаилъ.

Сухумовъ не зналъ, какъ продолжить разговоръ. Онъ отмалчивался. Въ голов его была только Раиса. Для нея онъ и пріхалъ. Отпивъ полъ-стакана чаю, онъ открылъ одинъ изъ альбомовъ, лежавшихъ на стол. Впереди всхъ оказалась фотографія архіерея…

— Нашъ преосвященный владыко… — отрекомендовалъ отецъ Рафаилъ, взглянувъ на портретъ.

— Не старый еще мужчина… — опять сказалъ Сухумовъ, чтобы что-нибудь сказать.

— И можете вы думать, изъ военныхъ. Когда-то въ военной служб, говорятъ, служилъ. Офицеръ… Драгунскій офицеръ.

— Да, это рдко бываетъ. Хотя я знавалъ одного архимандрита изъ прокуроровъ… Онъ за границей проживаетъ, состоитъ въ одномъ небольшомъ город при тамошней православной церкви настоятелемъ.

— Васъ заливнымъ поросеночкомъ съ сметанкой нельзя-ли попотчевать, Леонидъ Платонычъ?

— Нтъ, благодарю васъ… Не могу… Я очень плотно позатракалъ, — отвчалъ Сухумовъ.

— Ахъ, какіе-вы! Зачмъ-же вы это въ гости покушавши прізжаете?

Матушка-попадья укоризненно покачала головой.

— Наливочки рюмочку не прикажете-ли? — угощалъ Сухумова священникъ. — У насъ есть особенная, на морошк… Морошковая…

— Не пью… Запрещено… Вдь докторъ Нектарій Романычъ все еще держитъ меня на діэт.

— А вдь морошка-то ягода цлительная. Она и отъ водянки, она и отъ почекъ, она и…

— Спиртъ… алкоголь… А алкоголь онъ считаетъ для меня ядомъ… Да и вообще…

— Ну, много-ли тамъ спирту!

— Нтъ, я прибавила и спирту… — созналась попадья. — Ягода-то водянистая, она очень ужъ разжилила водку, такъ я спирту…

— А мн каждая капля спирта вредна, — говорилъ Сухумовъ.

Отецъ Рафаилъ улыбнулся и сказалъ:

— Хорошій онъ человкъ докторъ Кладбищенскій, и лкарь онъ хорошій, и рука у него легкая… Нашъ братъ семинаристъ онъ, но очень ужъ на водку нападаетъ. А иногда водка и исцляетъ.

— Онъ, какъ лкарство, ее признаетъ… Да, признаетъ… Но въ рдкихъ случаяхъ.

Сухумовъ говорилъ, а самъ думалъ о Раис.

«Когда-же я съ ней объяснюсь? Когда-же я сдлаю ей предложеніе? Хозяева меня совсмъ заполонили», — мелькало у него въ голов.

Онъ допилъ свой стаканъ чаю.

— Еще стакашекъ? Теперь съ клубничнымъ вареньемъ или съ медкомъ? — заговорила матушка-попадья, видя, что стаканъ пустъ.

А ужъ изъ сосдней комнаты въ это время показалась Раиса съ подносомъ и подошла къ столу, чтобы взять пустой стаканъ гостя.

XLII

Сухумовъ не вытерплъ. На лиц его изобразилось страданіе и онъ поднялся съ дивана.

— Простите, пожалуйста, отецъ Рафаилъ, но я долженъ переговорить съ Раисой Петровной, — сказалъ онъ. — Я за тмъ къ вамъ и пріхалъ.

— Съ ней? — удивленно спросилъ священникъ. — Говорите, говорите.

Попадья тоже широко открыла недоумвающіе глаза.

— Можетъ быть, вы хотите съ ней по секрету, такъ намъ слдуетъ уйти? — сказала она.

— Нтъ, Настасья Сергвна. Какой тутъ секретъ. Все равно вы должны узнать. Но я хочу кончить, чтобы знать — да или нтъ. Раиса Петровна, могу я?.. Я пріхалъ возобновить нашъ прежній разговоръ, который происходилъ съ вами у меня дома третьяго дня, но сегодня уже на оффиціальной почв. Помните?

Раиса стояла блдная и на глазахъ ея показались слезы. Она хотла что-то сказать, но не могла.

Сухумовъ вышелъ изъ-за переддиваннаго стола и взялъ ее за руку, повыше кисти. Она опустила подносъ и держала его за одно ушко другой рукой.

— На дв-три минуты… А затмъ разговоръ будетъ общій, — проговорилъ Сухумовъ.

Не выпуская ея руки, онъ отвелъ ее отъ стола въ противоположную сторону комнаты, къ окну, гд стоялъ трельяжъ и завивался запыленный, темнозеленый плющъ, цпляясь по карнизу къ простнку надъ зеркаломъ и спускаясь оттуда внизъ длинной плетью.