В Россию с любовью

— Рабство? — хмурился я.

— Нет, не совсем. Раб — вещь, которая должна работать и приносить прибыль, — грустно улыбнулась Марья Ильинична. — У любой вещи есть индивидуальный хозяин. У мужчин в Салеме не было персональных хозяек, они принадлежали коммуне, сестринству. В которой не занимались более ничем, кроме размножения.

— Их было очень мало, один мужчина на тридцать-сорок ведьм, — подсказала Маша.

— Да, ваше высочество. Те, которых они захватили на контролируемых территориях перед отплытием, плюс матросы кораблей, на которых переправлялись — ведьмы поступили… Как ведьмы, пленив и забрав всех с собой.

Но и этого оказалось мало, и ведьмы начали экспансию, или проще говоря пиратскую деятельность. Они все были сильными одарёнными, в отличие от мирных виргинцев, а потому их команды куролесили по Карибскому морю, и целью были не только ценные товары, которых не хватало в суровом Массачусетсе, и не золото и серебро, которые всё ещё ценились в Европе, но и мужчины. Они похищались, покупались на рабских рынках, просто захватывались. Участь захваченных была незавидна — беспрекословные вещи, у которых нет прав. Да, убивать их нельзя — это ценность, но коммуны научились ломать своих жертв психологически, превращая сильных духом здоровых ранее парней в сломленные овощи. И спасения не было — куда убежишь из тех краёв? Да ещё от сильных одарённых?

— М-да, — поёжился я.

— У нас в России такого не было и не могло быть. У них же… Они выросли в шовинизме, только теперь женском, и когда остальные государства плавно перешли на однотипную плюс-минус систему социально-политического устройтва с мудрыми одарёнными женщинами во главе, ведьмы представляли собой дикие коммуны амазонок, с нравов которых сейчас снимают фильмы ужасов. И самое скверное, их стратегия выживания, несмотря на бессердечность и запредельную жестокость, оправдалась, привела к тому, что Массачусетс рос и развивался, захватывая у ослабленных Катастрофой индейцев территорию за территорией. И разделился в итоге на федерацию из пяти колоний, названной Союзом Новой Англии. Это территория самых сильных одарённых на нашей планете, Александр, ибо теперешнее население Содружества — их потомки с соответствующими генами, выпестованными эволюцией, отбором тех лет. Бостонские ведьмы — спаянные жизнью в суровых коммунах, закалённые пиратскими рейдами и войнами с индианками, их было много, и они стали костяком для объединения остальных колоний вокруг себя. Виргинцы не смогли за ними угнаться, и стали частью Содружества на чужих условиях. И пусть со временем нравы смягчились, и классических коммун а-ля Салем больше не осталось, и мужчины там обрели хоть какие-то права, поверь, Александр, ты не хочешь оказаться в тех краях окружённый менее чем взводом десантниц.

— Так всё плохо? — Да, не по себе. А как же. Не каждый день узнаёшь, что тишь и благодать вокруг тебя потому, что ты попал удачно. А мог попасть в тело паренька из тех мест? Мог. И если Саша свалил в закат, впустив сюда меня вместо себя, будучи принцем, которого реально любят сёстры и мать, кого никогда не дадут в обиду, то что же творится среди бедного населения да той же России? А Европы? И, наконец, Содружества, а также упомянутых ранее Персии и Аравии? Жесть! Как жить после этого?

— Всё гораздо хуже, Александр, — покровительственно покачала головой преподавательница. — Они до сих пор воруют мужчин по всему свету. Работорговля там цветёт и пахнет, импорт рабов, которых поставляют им все возможные и невозможные криминальные структуры со всего земного шара. Твоя старшая сестра как раз и занимается в том числе этим — совсем недавно в Ревеле задержали судно со ста тридцатью молодыми мальчиками не более двадцати пяти лет. Вся страна была в шоке, по всем новостям показывали. И это одно рядовое судно, из одной только нашей страны. А сколько их отправляется всего?

М-да. Снова не по себе и хочется выть. Ненавижу попаданцев! И попаданчество, как жанр. Грёбанный мир!

— При этом потомки ведьм сплочённы, спаяны, в своё время походя опрокинули английскую королевскую власть в оставшемся под пятой короны Мэриленде, англичанки даже не пытались воевать всерьёз. Имеют ресурсы — железо, уголь. Хорошие земли, с которых давным-давно согнали индейцев, плюс огромные рыбные запасы — Бостон до сих пор один из крупнейших в мире центров рыбопереработки. Ведьмы создали тяжёлую и обрабатывающую промышленность, и как одна готова умереть за сестёр и коммуну, из которой родом.

— Их коммуны — замена наших боярских родов?

— В целом да. Но боярские рода — это вассалитет, отношения, в которых мерилом выступает владеемая родом земля. Коммуна же — нечто более сложное, монолитное и суровое. А совет коммун — вещь, которую сложно представить по мощи и влиянию, ибо у них нет государыни, которая бы соблюдала баланс и сдерживала бы горячие головы. Пока ведьмам, а именно они у руля Содружества, не даёт развиваться Республика, которая за Луизиану их если не помножит на ноль, то устроит сладкую жизнь, но вот Испания и её бывшие и текущие колонии с каждым годом всё беззащитнее. Это чтобы ты понимал место, где, возможно, через четыре-пять лет окажешься, и почему именно эта тема для тебя очень важна.

— Много ещё мест в мире, где мне лучше не находиться без взвода сопровождения? — в очередной раз поёжился я, и совсем даже не мысленно.

— Есть места, где и полк не спасёт, — усмехнулась она. — Где ты просто вещь с детородным органом, и плевать на статус принца. И не дай бог тебе там схватить импотенцию и не мочь ублажить местных стерв! Тогда ты превратишься в вещь ненужную, и хуже участи не придумаешь. Бостон был их политической и экономической столицей, но Салем, в котором до сих пор собирается совет коммун — центр идеологический, и там лучше не появляться даже принцам.

— Задумался? — вывела из состояния созерцания Машка. Мы вернулись в мою комнату, и, поскольку предмет был сдвоенный, больше никуда идти не надо — скоро обед.

— Да, — кивнул в ответ я. — Как всё сложно.

— Это да. Мы живём в неплохой стране. — Она подалась ко мне, нежно обняла. — Не переживай, ты здесь, не там. У нас нет этого ада, спасибо святой Ксении. Она защитила вас, сделав этим сильнее нас. Мы живём в мире и гармонии. Создаём семьи, венчаемся.

— Но больше половины населения размножается через ЭКО, — парировал я. — А до этого использовали тупо искусственное осеменение.

Она пожала плечами.

— Люди должны выкручиваться. Понимаешь, когда это случилось, появились общества альфа-самок, которые как гориллы, победили соперниц, забрали у всех мужиков и сделали себе мужской гарем. Особенно сильно так было популярно в Африке и в Аравии. Вот только вскоре выяснились два прискорбных факта — альфа-самка много не родит, её ресурс конечен. А иногда она много рожать и не хочет. А толпа из сотен подданных без мужиков родить тем более не может — не от кого. И они вымирали, целыми племенами и государствами. Те, кто уцелели — умерили аппетиты, не создавали больше мужских гаремов, ограничивались одним-тремя мужиками, остальных отдавали на размножение поданным… Но тут новый фактор — инбридинг. Когда один мужик на сто баб, все дети от него, во втором же поколении возникают такие мутации, что закачаешься. И снова началась повальная волна вымираний. Потому комету и называют Катастрофой — несмотря на дар, что мы стали сильнее, знаешь, сколько людей на планете вымерло, пока человечество не подобрало правильную технологию взаимодействия полов в новых условиях?

— Нам повезло, мы не умничали, пошли дальше по законам феодального права, и это оказалось выигрышной стратегией? — понял я. — В отличие от них, экспериментаторов?

— Да. Нас спас клановый уклад. По законам Ксении, влиятельные роды обязывались иметь по пять-шесть жён, можно и больше, на одного мужчину, и рожать не менее двух детей. Глава рода — старшая жена, остальные — помощницы.

— Это усиливает боярские рода, — нахмурился я. Блин, эврика! Вот оно! Почему у нас махровый феодализм с князьями и боярами, и этот уклад не рушится, несмотря на вертолёты, танки и «Шилки»! Да демография же! Способ сохраниться! Тут не забыкуешь и на месте государыни, да и кланы будут вести себя тихо, не чета Семибоярщине, о которой знает «я».

— Не без этого. Но иначе мы просто вымрем, — подтвердила она. — Все мы, Саш, как вид. Простолюдинки это понимают и не бузят, хотя жизнь у них прямо скажем не сахар и не мёд. И все эти рабочие движения против клановых эксплуататоров, или выступления за равноправие мужчин — от лукавого, спонсированы Республикой, ловящей рыбу в мутной воде. Всё очень сурово в мире, просто ты забыл эти уроки. Даже сейчас, с ЭКО, мы на грани вымирания, что говорить о прошлом. Мужчины — ценность, выше любого золота и бриллиантов. Они — будущее. У кого они есть, и кто их будет правильно использовать — у того будущее есть. Кто экспериментирует со свободами и правами — уходит в утиль истории. Альтернатива феодализму — коммуны Салема, выбор не велик.