В Россию с любовью
Шрифт:
— Ваши высочества? — встретила нас дамочка по гражданке, в которой отчётливо чувствовалась армейская выправка, имеющая на груди большой, выбивающийся из гражданского образа крест. — Нам сказали, что вы придёте пешком, меня послали встретить вас.
Поскольку наша охрана безмолвствовала, она та, за кого себя выдаёт. Мы кивнули и двинулись следом.
Что могу сказать об этом сооружении? Гигантский храм, никак не меньший, чем ХСС (Храм Христа Спасителя) мира «я». Скорее больше. И тут не было бассейна — он сразу строился величественным и крутым. И строился в мире, в котором есть магия, а как мои сестрички умеют пуляться стихиями я видел. А есть
Тут строение тоже в несколько ярусов, все поверхности, по которым ходишь, мощены белым камнем. Красиво, пафосно. Ах да, сегодня же воскресенье — куча людей пришли на богомолье, на молебен. Молебен уже к концу подходит, основная масса с утра стоит, но и тех, кто заходит и выходит, много. Мы же ко всем не пошли, обошли храм с другой, обратной стороны, и обходили довольно долго.
— Красивый храм! — вырвалось у меня. — Величественный.
— Ну, не просто же так, а в честь Святой Ксении Московской! — довольно проговорила сопровождающая — её приятно задела моя похвала.
— Я только не понимаю смысла святости Ксении, — озвучил я давно мучавший вопрос. — Она была просто правительницей. Гениальной, да. Смелой. Но… Почему к святым причислили?
— Ой, царевич, — вздохнула церковный клерк, — матушка поведала мне о твоём недуге. Что ты память терял, и теперь ходишь, как пришибленный. Если б не это, я бы на тебя обиделась. Может царевна Марья нам поможет? — бросила она хитрый взгляд на сестрёнку, всю дорогу идущую тихо и почти без эмоций. Машка была замороченная — боялась меня, боялась того поцелуя, и это хорошо, что я лежал в больничке и мы вчера не пересекались. Накрутила себе незнамо что, и сейчас шла на исповедь раскаиваться, как Христос на Голгофу. До моего ли ей трёпа?
— Она сделала всё так, что когда пали древние скрепы и устои, — как по-заученному ответила сестрёнка, -когда во всём мире мужчины и женщины начали друг друга резать, вспоминая старые долги и своё «право на доминирование» — это она покривила мужчин, — у нас на Руси дар был объявлен даром божьим, церковь его благословила, и мы не пролили той ужасной крови, какую пришлось заплатить в качестве цены всем государствам как Востока, так и Запада. Мы полвека были островком стабильности и безопасности во всём мире, беженцев принимали. Не вели войн. Закончили все гражданские войны, какие были. Утвердили новый порядок наследования и новые правила в обществе — что теперь женщины главные. И всё — мирно. Остальные пришли к тому же, и тогда же, но потеряв до половины населения. И это только на старте, когда ещё не ясно было, как сделать так, чтобы оно не падало.
— А оно долго падало? Население? В мире? — нахмурился я. Что-то прочёл, что-то Алла рассказала, но знаю я далеко не всё, что нужно и что хочется.
— Да со столетие, — пожала плечами провожающая. — Многие страны совсем исчезли. Мы — выжили. И даже неплохо устроились. Потому и святая, ваше царское высочество. Заслужила.
— А не пройди по небу комета, — усмехнулся я под нос, — Ксению бы оприходовал Лжедмитрий, который Гришка Отрепьев. За шлюху бы держал. А потом в монастырь бы сослали — чтобы остальным проходимцам не мешала, не претендовала на корону. А страна бы как раз потеряла половину населения, если не больше, в отличие от соседей.
— Откуда нам ведомо, что было
бы, а чего нет? — нахмурилась Маша. — Саш, это фантастика, писать, как было бы, если бы не. Ты всегда любил фантастику, это здорово. Но надо жить в реальном мире.— Да, в реальном… — согласился я, без энтузиазма рассматривая кресты куполов собора.
— Да и… Не позволила бы Ксения шлюхой себя сделать! — фыркнула Маша. — Не тот она была человек.
Я не стал спорить. Ибо в истории «я» царевне не повезло. Несколько раз подряд не повезло — ряд несостоявшихся вариантов замужества, а после — шлюха, о которую новый царь вытирал ноги. А потом кто угодно вытирал, правда, в переносном смысле (хотя скорее всего не только). Но хотя бы не убили, как отца и брата. И неизвестно, что лучше.
Но здесь Ксения Годунова по сути родоначальница династии. Правившие до неё отец и брат — основатели, но она — первая царица, и после неё были исключительно царицы — сменилась эпоха. И я её прямой потомок, по самой высокой и главной линии. Да, сам я третий, вместе с Марьей, первую линию продолжит Ольга, но я и так хорошо устроюсь, и к власти уж точно не рвусь! Слишком там геморроя много, и подсидят — как два пальца об асфальт. Так или иначе, мы все — её потомки, и не дело это, оскорблять сколько раз пра-бабушку, даже в сравнении с миром, которого здесь не знают.
Спустились на ярус ниже. Боковой вход. Первыми вошли девочки охраны. Потом сама тётка Настасья — видно пошла вперёд, к боевой подруге, они втроём с царицей и матриархом в Уйгурии воевали (ага, Алла рассказала, хотя это явно не секрет, потому другие и не говорили — общеизвестно). Затем мы с провожающей. Внутри нас ждала другая, встречающая, в монашеской рясе с огромным крестом на пузе.
— Прибыли, отроки? — приторно, насквозь фальшиво, но протокольно улыбалась она.
— Прибыли, матушка, — склонила голову Маша.
— Да какие прибыли, матушка! — тяжело вздохнул я. — Одни убытки пока.
— Шутишь, царевич? — бесстрастно осведомилась встречающая. — Это хорошо. Мне сказали, что ты болезный на голову, но хорошо, что не сдаёшься, руки не складываешь, юморить пытаешься.
Сука! Я чуть не взбесился, но сам дурак. Так красиво меня идиотом ещё не выставляли. И так технично, что предъявить нечего. Надо завязывать с юмором в этих стенах. Тутошние тётки таких как я на завтрак пачками едят. Обитель матери-патриарха, тут такой змеючник, что простой смертный сдохнет от яда за пять минут нахождения! А я шутить пытаюсь.
— Стараюсь, матушка, — бесстрастно парировал наезд я и даже немного улыбнулся. — А можете ответить? Матушка-патриарх часто сама службу ведёт? — указал я в сторону, с которой доносился гул богослужения.
Мы находились в неких подсобно-вспомогательных помещениях, не в самом храме. В каких-то хоромах под главным молельным залом, ярусом ниже. Над нами шла служба, пели певчии, народ подпевал. А народа было так много, что фоновый шуб проходил сквозь стены. Здесь тоже пахло ладаном, воском, чем-то ещё, в целом атмосфера навевала благость, но я нутром ощущал, что вокруг не обитель добра, где тебя утешат, а серпентарий, где с удовольствием закопают. Так что не проникся.
— Та по праздникам, отрок. Но сегодня не праздник, сегодня матушка изволила отдыхать. Вас, вот, принимает. Кто первый, о ком доложить?
— Я первая! — подняла сестрёнка руку. — Ты, Саш, после всё равно гулять. А мне на занятия.
«А заодно первая с проблемами разделаешься»
— Так я не против, — пожал я плечами. — А присесть можно тут где-то? Только из больницы я, стоять тяжко. Тело ломит.
— Пойди, усади царевича в горнице, — кивнула головой встречающая провожающей. Та махнула головой и повернулась ко мне: