В сумерках веры

Но стоило только лучам лампады встретить стены, как те тут же заискрились золотом, вызывая неприятную рябь в глазах. Мы оказались в протяжённой галерее, выполненной из сплошного чёрного камня и украшенной гравировками на высоком готике.

Каждая надпись на стене проповедовала покаяние и очищение души через боль.

— Что это за место? — не удержался я от вопроса, когда по лицу скользнул неприятный холодок.

— Обитель покаяния, — в голосе женщины слышалось нечто большее, чем просто название очередной церковной инспекции. — Сюда сестринство отправляет особенно строптивых послушниц, которым не хватает дисциплины. Здесь их учат вести себя скромно и сдержанно.

Не знаю, осознавала ли палатина мрачный подтекст своего объяснения, но моё чувство тревоги лишь усилилось. Здесь почти не было слышно траурной музыки, которая до этого пронизывала практически все помещения соборного холма.

Афелия прошла вперёд до конца галереи и остановилась у мощных деревянных дверей. Здесь располагалась конторка, окружённая длинными деревянными шкафами. На массивном столе до сих пор тлела одинокая свеча, почти достигшая бронзовых обводов подсвечника.

И что-то в этой обстановке привлекло моё внимание.

— Сегодня молебен, инквизитор. А на праздниках не принято наказы… — но её слова оборвались, стоило только мне поднять руку в останавливающем жесте и приглядеться к беспорядку на столе.

Мерцающий огонёк выхватил из наступающего мрака раскрытый молитвенник, небрежно повёрнутый относительно края столешницы. Но куда сильнее меня беспокоило нечто тёмное и маслянистое, ещё не успевшее засохнуть.

— Здесь кровь, — осторожно обмакнув пальцы в субстанцию, я поднёс их к свече.

Кожа окрасилась багровым, развеивая сомнения и вселяя в нас обоих гнетущее чувство опасности.

Первой мыслью было выхватить стаббер и обернуться к Афелии, чтобы потребовать ответов. На мгновение моя подозрительность обострилась настолько, что уже и палатина виделась мне тайным врагом.

Она заманила меня в ловушку?

Однако, встретив мой взгляд, палатина была готова принять удар, будто только подтверждая мои опасения. Рука сама собой потянулась к кобуре, но вдруг из-за массивных дверей раздался хлёсткий свист, тут же потонувший в вопле, похожем на стон наслаждения.

— Похоже, кто-то пренебрёг наставлениями, сестра… — мрачно подытожил я, оголяя оружие и сокрушая ногой двери.

Стоило только створам с грохотом разойтись, как в лицо ударила духота, напитанная отвратительно знакомым зловонием. Свет лампады потускнел, уступая место какому-то лиловому сиянию, проникающему в помещение извне.

Теперь мы оказались в просторном зале, украшенном двумя рядами колонн, за которыми скрывались неприметные деревянные двери. Часть из них оказались открыты, демонстрируя аскетичные тесные кельи.

И лежащие там тела.

Неверное сияние скользило по обнажённой бледной коже, стремясь очертить выступающие формы, покрытые кровью и уродливыми рунами. Мимолетный взгляд вызвал приступ тошноты и заставил меня отвернуться.

— О Трон… — услышал я голос Афелии, за которым вновь последовал свист, но на этот раз сменившийся разве что тяжёлым звуком падения.

— Афелия, не смотрите! — бросил я, пытаясь обернуть женщину к себе.

Она поддалась, но на лице уже отразилась скорбь от увиденного.

Впереди, примерно в центре прямоугольного зала, лежали ещё тела. Все они оказались обнажены и связаны в извращённой манере, будто бы главной целью было не только удерживать жертву, но и унизить её, доставляя дискомфорт на груди, шее и между ног.

Каменный пол в этом месте терял свою черноту, уступая багровому блеску, дрожащему от каждого движения фигуры, величественно стоявшей посреди всего этого ужаса.

Её чёрный доспех изрядно покрывала кровь, но это не было следами ожесточённой схватки. Воительница сама нанесла её на керамит, бережно выводя проклятые руны, в неверном свете обретающие некое потустороннее свечение.

Единственное, что осталось незапятнано кровью, — бордовая плащаница, сверкающая золотой вышивкой.

Стоило только этой детали попасться на глаза, как из груди Афелии вырвался сдавленный вздох.

— Мираэль?! — в голосе женщины смешалось обвинение и недоумение. — Что ты творишь?!

Стоявшая к нам спиной девушка будто бы не сразу расслышала чужой голос, после чего бросила взгляд из-за плеча.

— Ах, моя дорогая госпожа… — слова, вырвавшиеся из вокс-приёмника шлема, дрожали от возбуждения. — Какое счастье, что вы решили присоединиться к нам!

Воительница обернулась полностью, демонстрируя ещё больше нечестивых знаков, аккуратно покрывающих её нагрудную пластину.

— Уйди с дороги, — ствол стаббера поднялся в сторону девушки. — Иначе я убью тебя.

Слегка пошатываясь, сестра битвы повернула голову в мою сторону, будто до этого не обращая внимания на моё присутствие. Несколько долгих секунд она молча пожирала меня своими багровыми линзами, прежде чем вновь содрогнулась. В царящем лиловом безумии отчетливо можно было рассмотреть, как из фильтра шлема вырывается тяжёлый выдох, сопровождаемый характерным звуком.

— Старый козёл смеет что-то блеять своим нечестивым ртом… — возбуждённое воодушевление сменилось едва сдерживаемой яростью. — Как жаль, что ты не сдох тогда на параде!

— Я спас тебе жизнь, — внезапно, царящее зловоние пряностей вокруг стало совсем невыносимым, вынуждая меня даже тряхнуть головой.

— О да… жизнь…

Выронив окровавленную плеть, Мираэль потянулась рукавицами к голове. Щёлкнули магнитные замки, и тяжёлый керамитовый шлем рухнул на пол, заставляя меня и Афелию лишиться дара речи.

В странном лиловом сиянии на нас смотрело здоровое ангельское лицо, лишённое каких-либо изъянов, сочетающее в себе мужские и женские черты. Казалось, что оно никогда не страдало от ожогов…

И это лицо улыбалось нам, демонстрируя острые клыки.

Наполняя зал своим звонким смехом, Мираэль сделала шаг вперёд, а её доспех начал трескаться. Кусок за куском чёрный керамит падал на пол, открывая взору совсем не поддоспешник…

— Кровь Императора… — в голосе Афелии чувствовалось ужасное отчаяние.

Та, кто всего несколько дней назад была праведной воительницей, готовой отдать жизнь за Императора и кардинала, шла на нас, жадно облизывая губы раздвоенным языком.

Я с ужасом наблюдал, как под длинными светлыми волосами на лбу девушки стала набухать кожа, как искажалась с отвратительным треском плоть левой руки, принимая знакомые формы клешни.