В сумерках веры

С трудом поднявшись с кушетки, я похромал к хранилищу, где цвет огонька сменился на зелёный. Теперь его никто не сможет открыть, кроме владельца моего психического отпечатка, преодолевающего сейчас целые световые года.

Всё это время псайкер молча валялся в своем кресле, едва подавая признаки жизни. Кажется, от скрытого за троном кодифера и силовых кабелей курился дымок. Очевидно, что после сегодняшнего сеанса мастеру Сантосу потребуется время на восстановление.

Мне же требовалось побыстрее прийти в себя. Запустив руку во внутренний карман пальто, я извлёк небольшой пластековый контейнер с аккуратно уложенными пилюлями разных цветов и размеров. Набор первой помощи, необходимый для любого оперативника.

Проглотив таблетку адмиладокса, я направился к выходу, с нетерпением ожидая, когда отступит боль.

Времени на промедление больше нет. Теперь, когда лорд Кайден и Конклав предупреждены, мне оставалось лишь до конца выполнить свой долг и предотвратить творящиеся злодеяния. Или хотя бы попытаться предотвратить…

***

— Какого черта их так много посреди ночи?! — гневно бросил я, когда Афелия вывела автомобиль на один из главных проспектов.

Проезжая часть и улицы были заполнены людьми в чёрных плащах, продрогших от холода, но медленно, едва заметно проталкивающихся в сторону радиальной площади. Ветер над головами обильно рассыпал снежное крошево и уносил вырывающиеся из хриплых глоток слова к темнеющим громадам шпилей.

С самого момента нашего появления в городе мне так и не удалось наладить связь с арбитрами или Августом. Казалось, будто все общественные сети сдались под натиском стихии, разрождаясь лишь шумным треском помех.

Несмотря на оглушительные гудки клаксона и мои крики о полномочиях, мало кто из паломников обращал внимание на тусклый блеск инсигнии. Немногие из них, осознав, что происходит, опасливо оборачивались и пытались оттащить знакомых, пребывающих в абсолютном трансе траурного действа, литургия которого разносилась над городом вместе со звоном колокола.

Сейчас эти люди не испытывали страха, потому что свято верили в праведность происходящего. Верили, что находятся под защитой самого Императора, а значит никакой агент Трона не может ни в чём их обвинить.

Зубы заскрипели от злобы и бессилия, отчего правая рука сама потянулась к ножнам.

— Трон, я сейчас начну рубить этих несчастных! — задыхался я от гнева, выглядывая из-за открытой двери автомобиля.

— Хальвинд, прошу вас! — силясь перекричать вой ветра, воительница схватила меня за рукав, обращая внимание к своим карим глазам. — Лучше бросить машину и проталкиваться так!

Захлопнув за собой дверь, я вернулся в кресло и пронзил её гневным взором.

— Это займет куда больше времени, сестра.

— О Бог-Император, взгляните вокруг. Эти люди не сдвинутся с места, даже если их начнут давить. Вы видите сколько их, думаете, машина справится?

Неожиданно циничный вопрос заставил меня взять себя в руки. Афелия права. Нет никакого иного способа, кроме как просто влиться в течение и двигаться дальше.

Тяжело вздохнув, я прикрыл уставшие глаза.

— Надеюсь, нам не придётся подниматься по южной лестнице?

— Боюсь, что там и вовсе не протолкнуться, — задумавшись, женщина повернулась к лобовому стеклу, где сквозь нарастающую белизну снега проглядывалась громада соборного города. — Но я знаю обходной путь. Главное только добраться до площади.

— Тогда ведите.

Чёрные фигуры. Бесконечные ряды чёрных фигур…

…облачённых в погребальные робы братьев Мортус, совершавших прощальные ритуалы над тысячами наших бойцов.

Из-за специфики войны и угрозы расползающихся инфекций мы не могли хоронить тела под землёй. Их приходилось сжигать. Сжигать в таких масштабах, что погребальные костры превращались в целые горы, методично расположенные на достаточно открытых пространствах. Полях или площадях.

Зачастую вместе с телами лояльных солдат СПО и гвардейцев оказывались изуродованные тела еретиков. Просто потому, что не хватало горючего для отдельных костров.

В первые годы войны целые поля становились местом упокоения сотен пепельных курганов, которые медленно и лениво развеивал протухший ветер.

Не раз я стоял среди своих братьев или вместе с бойцами Микорда, молча наблюдая за тем, как гигантские столбы пламени жадно пожирают сваленные в кучи тела, как столбы чёрного едкого дыма поднимаются в пасмурное зеленоватое небо, собираясь в непроглядные тучи.

И каждый раз среди рядов солдат мелькали чёрные фигуры, звенящие в колокольчики и размахивающие курильницами с ладаном…

…распевая глубоким голосом поминальную песнь о Друзе. Казалось, что священники специально бродят в толпе, внимательно следя за соблюдением ритуала, помогая пилигримам подпевать, ведь даже с радиальной площади тоскливый траурный гимн было невозможно расслышать целиком из-за ветра и громогласного звона.

И чем ближе мы становились, тем сильнее дрожало моё сердце, охваченное неприятным холодком…

Как и предполагала Афелия, южная лестница оказалась забита людьми ещё больше, чем подступы к ней, где уже образовались характерные течения стремящихся к Собору прихожан. Именно здесь стояли святые братья, выдавая всем длинные восковые свечи, которые надлежало донести до самых верхних ступеней.

Для того, чтобы свечей хватило на всех, Министорум пригнал к подножью лестницы десяток огромных телег, ежеминутно разгружаемых группами младших послушников. Здесь траурные литании терялись в воздухе вместе с зычными выкриками старших священников.

— Нам сюда… — воительница коснулась моего плеча и указала на проулок, загороженный одной из телег.

Едва вырвавшись из плотного потока чёрных фигур, мы нырнули в него, оставляя позади вой ветра и унылое пение.

Но лишь для того, чтобы столкнуться с толпой уже здесь и услышать проносящееся сквозь узкие стены многих уровней колокольное эхо. Бедняки, как и жители всего остального Санктинуса, натянув на себя чёрные тряпки, сбивались в смердящие группки и направлялись к ближайшей кафедре на относительно широкой улице. И там их уже ждали подготовленные экклезиархи, поющие ту же самую песнь, что разливалась сейчас наверху.

С трудом пробившись сквозь человеческий поток, Афелия потянула меня к неприметной двери, укрывающейся в тени каменной ниши. На низких ставнях переливалась серебром маленькая геральдическая лилия. Откуда-то в руках воительницы возник самый неприметный ключ, и спустя несколько щелчков замка мы оказались отрезаны от шума улицы благословенной тишиной, заполняющей пыльный коридор. Даже пресловутый колокольный звон будто бы не мог преодолеть сопротивление каменных стен.

— Давно же им не пользовались, — откашлявшись, подытожил я, касаясь вокс-передатчика в ухе.