В третью стражу. Трилогия

Дорога делала петлю в обход скального выхода, раз - и ты оказываешься на прямом участке: слева - овраг или что-то в этом роде, но в любом случае, туда не свернешь, поскольку падать высоко и больно, а справа - ледниковые валуны, скатившиеся с пологого, но непреодолимого склона холма. Ну, а впереди, метрах в ста, максимум, - шлагбаум, пастушья хижина, сложенная из сухих серых камней, и нарочито выставленная напоказ огневая точка, окруженная подковообразным бруствером из мешков с песком.

– Не нравится мне этот пост.

"Да, и мне тоже"

С утра, как отправились в путь, все время приходилось петлять и изворачиваться, доверяясь чутью Мигеля. Что он там чувствовал, и чем, сказать сложно, Баст своего проводника, почитай, и не знал. Встретились в условленном месте, сказали друг другу, что положено, вот и все, "что дано нам в ощущениях". Однако кроме первого - для знакомства - пароля, Мигель знал и еще одно "заветное слово", и, следовательно, за него поручились на "самом высоком уровне". Поэтому Шаунбург и не спорил: чувствует, значит чувствует. Делает, значит, знает, что и зачем.

Сначала они ушли с шоссе на проселок, по которому только на осликах кататься. Объехали Байлен с юга, не въезжая в город, и долго пылили второстепенными дорогами на Ленарес, но и его, в конце концов, оставили в стороне, свернув на север перед самой Убедой. И за все это время, ни поста, ни воинской части на марше, ни карабинера на коне. Дороги большей частью оказались пусты. Людей - даже в деревушках, прилепившихся к тонким ниточкам проселков - попадалось крайне мало, так что создавалось впечатление, что Испания обезлюдела. Но, возможно, так оно и есть. Впрочем, в их положении на отсутствие свидетелей роптать не приходилось. Чем меньше людей их увидит, тем лучше.

Но на этот раз счастье им все-таки изменило.

– Готовьтесь, товарищ Верховен, - Мигель снизил скорость, и Баст услышал шуршание гравия под колесами автомобиля.
– Эти нас так просто не отпустят.

Тем не менее, слова словами, а знать наверняка ничего нельзя. Баст видел двоих, одетых в шерстяные горные шапочки и пальто-накидки, сшитые из одеял. У них и шарфы цветные имелись... Яркие. В общем, несмотря на наличие винтовок с примкнутыми штыками, солдаты не казались Шаунбургу особенно опасными. Но вот сколько их еще там прячется, за бруствером и в пастушьей халупе, иди знай!

– Давайте, все же я попробую их распропагандировать, - предложил Баст, которому совсем не улыбалось ввязываться в перестрелку с неясным исходом и с минимум привходящей информации об "участниках соревнований".

– По-немецки?
– по интонации сложно понять, то ли Мигель так шутит, то ли просто уточняет для себя детали предстоящей операции.

– Я по-испански и не умею, - буркнул Баст в ответ и на всякий случай проверил свой парабеллум. Он был, разумеется, на месте, и Шаунбург поспешно - они уже подъезжали к шлагбауму - расстегнул кожанку, чтобы все видели висящую почти на животе кобуру. Авось, не обратят внимания на оттопыренные карманы...

– Ну-ну, - Мигель косо взглянул на приготовления Баста и кивнул, соглашаясь.
– Но будьте начеку... товарищ. Если что, падайте. Так надежнее.

– Хорошо, - но времени на разговоры уже не осталось. Скрежетнули тормоза, проскрипел гравий, и Баст неторопливо распахнул дверцу автомобиля.

– Здравствуйте, бойцы революционной Испании!
– заголосил он по-немецки еще из машины.
– Я рад приветствовать вас от лица революционного пролетариата Германии, изнывающей под жестокой властью коричневорубашечников!

Когда-то в молодости - ну, то есть в юности, разумеется, поскольку он и сейчас был еще совсем не стар - приходилось Шаунбургу слушать зажигательные речи Леова и Тельмана, Штрассера и Геббельса...

"А кстати, - подумал он мимолетно и не к месту, не переставая молоть языком.
– Леова-то - слух был - еще осенью арестовали..."

Солдаты, вернее, милиционеры, если судить по форме, реагировали на трескотню Баста вполне ожидаемо: опустили поднятые винтовки и раззявили рты. Шаунбург сознавал, что вполне узнаваем в своих галифе и кожане, и в фуражке "тельмановке", но начинал сомневаться, что "пауза" затянется. В дверях каменной хижины появился небритый офицер в форме карабинера и за бруствером из мешков с песком кто-то отчетливо пошевелился.

"Черт!"

– Это комиссар Верховен, - сказал по-испански Мигель, вылезший из машины с другой стороны.
– Закурить не найдется?

– А вы кто такой?
– строго поинтересовался офицер с порога хижины.
– Предъявите документы.

Все это, хоть и не без некоторого, впрочем, вполне естественного напряжения - все-таки акцент играет роль - Баст худо-бедно разбирал, не прекращая, однако, улыбаться, как идиот, и нести свою собственную агитационно-плакатную чушь. Однако следующую тираду Мигеля он понял буквально "с пятого на десятое". Того взорвало стремительными и мощно интонированными фразами, среди которых то и дело мелькали знакомые на слух "карамба", "миерда" и "пута". А еще через мгновение, выбрасывая в прежнем темпе фразы-скороговорки, Мигель начал стрелять, стремительно перемещаясь по ломаной траектории слева направо вдоль позиции республиканцев.

"Еть!" - Шаунбург не стал заморачиваться несвойственной ему "акробатикой", а выхватил из кармана пистолет и повалился на землю, то есть прямо на камни под ногами, начав стрелять даже раньше, чем упал на левое плечо и перекатился на спину, а потом снова на живот, гася таким нехитрым способом скорость падения.

Попал или нет, сказать трудно: упали, теряя винтовки, оба милиционера, а там вдруг грохнуло прямо в уши, и за бруствером поднялся клуб пыли и дыма.

"Граната..."

Офицера Баст, лежа на дороге, не видел, а потому скоренько, по дуге, пополз к шлагбауму, предполагая разглядеть карабинера оттуда. Стрелять больше пока не в кого: милиционеры лежали, кто где упал, над мешками с песком рассеивалось облачко недавнего взрыва, Мигель куда-то исчез, и Шаунбург героически полз по камням, все время ожидая, что кто-нибудь додумается стрельнуть по бензобаку "Фиата". Автомобиль оставался на данный момент самой серьезной опасностью, подстерегающей Баста на дороге. Он стоял слишком близко, и если рванет...

– Товарищ Верховен, вы живы?
– раздался вдруг откуда-то спереди голос Мигеля.

– Жив, - сразу же откликнулся Баст.
– А...?

– Все кончилось, - как-то буднично сообщил Мигель, в голосе которого совершенно не чувствовалось ажитации.
– Идите сюда.

Опасливо глянув на лежащих бойцов-милиционеров, Шаунбург встал и наконец увидел Мигеля. Тот споро, но как-то буднично связывал руки брыкающемуся и извивающемуся под ним офицеру.

– Идите сюда, - повторил, не оглядываясь, Мигель.
– Он жив, и сейчас мы узнаем, что происходит в стране и мире.