В третью стражу. Трилогия

Роберт неторопливо - спешить и суетиться нельзя - спустился по боковой, служебной, лестнице, миновал просторный вестибюль, заполненный шумными мельтешащими людьми, и вот она - привокзальная площадь. Осталась самая малость - выйти из здания вокзала, закуривая остановиться на крыльце, и перевесить сумку с инструментами с правого плеча на левое - большой латунной застёжкой к себе.

"Вот и всё. И не надо никому звонить. Что знают двое - знает и свинья, как говорил наш управляющий имением, а он постоянно встречался с ними... и чаще всего в зеркале", - с этой мыслью Роберт спустился по немногим гранитным ступеням и в несколько шагов достиг края тротуара, где и остановился, словно раздумывая, переходить ли ему улицу, или нет.

Впрочем, кареглазому брюнету - невысокому, но крепко сбитому - в одежде рабочего недолго пришлось стоять у края тротуара. Через "полсигареты", урча мотором и стреляя выхлопом, подкатил маленький трёхколёсный фургончик, - сотни подобных, построенных на основе мотоциклов, колесили по всему Турину, - приглашающе распахнулась фанерная дверь кузова, и вот уже тротуар пуст, лишь непогашенный окурок, брошенный около решетчатого люка сливной канализации, испускает тонкую струйку сизовато-серого дыма.

2.

Атташе посольства СССР в Испанской республике Лев Лазаревич Никольский, Мадрид

,

Испания, 19 января 1937

,

полдень

– Ситуация под контролем, - еще раз повторил Никольский. Его нервировала взвинченная, "истерическая", обстановка, царившая в посольстве, но сказать этого вслух он не мог.

Во-первых, старший майор Государственной Безопасности Никольский прекрасно понимал, что в сложившихся обстоятельствах посол не мог не нервничать. На Полномочного Представителя СССР в Испанской Республике давила Москва и, возможно, не просто "Москва", а сам "хозяин". А во-вторых, Никольский знал - и, вероятно, лучше всех присутствующих - кем на самом деле являлся Марсель Розенберг. Впрочем, командарму Якиру это, по-видимому, тоже было известно. Никольский уже успел обратить внимание, как выстраивает свои отношения с послом командующий армейской группой. Весьма неординарно, следует отметить, и где-то даже изящно.

"Умеет, - отметил про себя Никольский.
– Недаром на ПУ РККА выдвигался... Не солдафон..."

– Итак, - Розенберг был высок и хорошо сложен. Двигался легко. По-русски говорил без акцента, хотя родным языком для него был то ли польский, то ли немецкий. Биография его не афишировалась, и даже сотруднику НКВД Никольскому трудно было судить, что в ней правда, а что ложь. Но то, что этот европейски образованный и аристократически воспитанный человек уже двадцать лет выполняет весьма деликатные разведывательно-дипломатические миссии высшего партийного руководства, он знал.

– Итак, - разумеется, это был вопрос, хотя и не обозначенный интонацией.

– Ситуация под контролем, - ответил Никольский.

– Я бы хотел услышать более определенный ответ, - сказал от окна командарм. Он простецки присел на подоконник и следил за разговором оттуда.

Сидел, крутил в пальцах спичку. Спокойный, внимательный. Слушал, демонстрируя отменную выдержку, но тоже нервничал. Теперь вот заговорил.

– Проводится работа по агентурному вбросу информации, компрометирующей троцкистов вообще, и ПОУМ в частности, - Никольский решил, что в нынешних обстоятельствах наиболее уместна такая - несколько "казенная" и обезличенная по форме речь.
– Намечены и осуществляются оперативные мероприятия, направленные на недопущение...

– Лев Лазаревич!
– неожиданно улыбнулся Розенберг.
– Не надо "мероприятий"! Скажите лучше, как вы считаете, ПОУМ выступит? Я имею в виду вооруженное выступление.

– При определенных обстоятельствах, несомненно, - врать не следовало. Розенберг и сам, наверняка, умел "читать" расклад сил.

– Почему же они не выступили до сих пор?

– спросил Якир.

– Потому что существует мнение, что вооруженное выступление будет на руку националистам, - Никольскому не хотелось этого говорить, но в этом кабинете трескучие фразы из передовицы "Правды" не пройдут. Другой уровень осведомленности и ответственности, да и власти...

"Власть кружит головы? Хорошо, если так..."

– Ну, что ж, - кивнул Розенберг.
– В этом заключено гораздо больше правды, чем нам хотелось бы.

Знать бы еще, что он имел в виду...

– Да, - согласился Якир.
– Это серьезный довод. Одно дело сломать их сразу и бесповоротно, и совсем другое - ввязываться в долговременный вооруженный конфликт.

– Красной Армии в нынешних обстоятельствах делать этого категорически нельзя, - Розенберг отошел к письменному столу и открыл портсигар. Курил он, как заметил Никольский, не папиросы, а сигареты. Он и вообще выглядел европейцем, вел себя как европеец, говорил, одевался... Возможно, и думал. Портрет дополняла молодая жена - фактически официальная любовница - красавица-балерина Марьяна Ярославская.

– Как долго будет себя сдерживать руководство ПОУМ?
– спросил он, закуривая.

– Будет зависеть от того, как поведет себя компартия, - сразу же ответил Никольский.
– Чью сторону займут анархисты. Что скажет завтра на суде в Париже Зборовский...

"Или кого еще арестуют в Москве..." - но этого Никольский, естественно, вслух не произнес. Он много лучше других представлял себе, что сейчас происходит в Москве. Знал, например, что второй открытый процесс над троцкистами, который должен был состояться еще в декабре, так и не состоялся. Но и это, если подумать, ни о чем еще не говорило. Теперь могло случиться все, что угодно. Абсолютно все...

– Много переменных, очень сложно предугадать, кто и как вмешается в развитие событий, - вот что он сказал вслух.

– Я приказал не вмешиваться в дискуссии и держать видимость нейтралитета, - Якир потянулся было к карману - хотел, наверное, достать папиросы - но руку остановил на полпути. Сдержался.
– Нам открытый конфликт ни к чему. Во всяком случае, не сейчас.

– Согласен с вами, Иона Эммануилович, - аккуратно выдохнув дым, подал свою "реплику" Розенберг.
– Троцкий, к слову, тоже старается сгладить конфликт. В "Вестнике оппозиции" громы мечет, но в шифротелеграммах просит "товарищей из ПОУМ" не спешить, чтобы, как он пишет, "не погубить дело революции".

"Интересно, - сделал заметку Никольский.
– Это он специально мне намекнул, что и помимо меня каналы имеет?"

– Террор, однако, на убыль не идет, - возразил он.

– А террор к делу не пришьешь, - усмехнулся в ответ Розенберг.
– Никто ведь ответственности на себя не берет.

– Да, - кивнул Якир.
– Не эсеры...

– Не эсеры...
– задумчиво повторил за Якиром Розенберг.
– В восемнадцатом году...

Никольский знал, что происходило в 1918 году, но он был не Дзержинский, и заходить так далеко, как зашел "Железный Феликс", себе позволить не мог.

– Мы работаем над этим вопросом, товарищ Розенберг, - сказал он.

"Но повод просто замечательный..."

– Однако, - добавил Никольский, едва только уловил искру понимания, промелькнувшую в глазах посла.
– Пока мы не создали более благоприятных обстоятельств... было бы крайне желательно, чтобы товарищ командарм 1-го ранга переговорил с военным руководством поумовцев и вообще с военными... Выехать с инспекцией в войска, произнести речь...

– Неплохая идея, - согласился Якир.
– Но в данной ситуации мой выезд в войска может быть интерпретирован в отрицательном смысле.