В третью стражу. Трилогия

". Мечталось о другом... Проснуться на рассвете, встать с солнышком, и чтоб нигде ничего не болело. И на сердце снова - легко и весело, как было еще совсем недавно... Проснуться... Вспорхнуть с кровати птичкой, и обрадовать доброго доктора - профессора Бергансу - своим отменным самочувствием, отсутствием опухоли в плече, и затянувшимся, наконец, "операционным полем". Но, увы. Вышло с точностью до "наоборот". Сначала полночи не могла заснуть, - курила в приоткрытое окно, глотала сонные таблетки (целых две штуки), даже стакан самогона на нервах "употребила" - зато потом никак не получалось проснуться. Так и промаялась в полузабытьи почти до десяти часов утра. Когда колокол на городской ратуше Эль-Эспинара пробил "одиннадцать", все-таки выдралась из липкого и тяжелого, как размокшая глина российских проселков, сна, но чувствовала себя при этом усталой и разбитой. Едва сил хватило, чтобы одеться и умыться. И аппетит, что отнюдь не странно, отсутствовал "как класс" и возвращаться обратно не желал "ни за какие коврижки". Все-таки Кайзерина выпила кружку чая, совой или, скорее, сычиком - то есть как-то боком, искоса - поглядывая то и дело на кусок темного пористого хлеба и тарелку тушеной фасоли, но вместо еды взяла еще чая, и вышла с горячей кружкой в руках на холодок. Вышла, облокотилась на каменную балюстраду, закурила, и начала приходить в себя по-настоящему. Вот тут она и обратила внимание на некоторые странности и неожиданности обстановки, царившей с утра в полевом госпитале республиканской армии.

Во-первых, наблюдался суетливый и неорганизованный процесс переноски раненых или их самостоятельного неспешного перемещения, коли "увечные" оказывались на то способны, из одного крыла просторной асьенды в другое. На первый взгляд - без какого-либо ясно улавливаемого в этом действе смысла или плана, одни раненые передвигались справа налево, тогда как другие - слева направо, то есть в обратном направлении. Но это всего лишь "во-первых". А во-вторых, в анфиладе первого этажа, как раз у входа в помещения правого крыла, возник, ни с того ни с сего, вооруженный пост: два бойца и командир или, скорее, сержант.

"Что за фантасмагория?"

И в довершение всего этого безобразия, как тут же обнаружила Кайзерина, посередине организованного с неизвестной целью хаоса, как раз в центре внутреннего двора асьенды, стояли несколько военных, врачей и легкораненых и жутко орали друг на друга. Только что морды не били, но, судя по накалу страстей, и до этого недалеко.

"Паноптикум..."

– Не правда ли, впечатляет?
– Тревисин-Лешаков, привычно оказался рядом, стоило Кайзерине вслух или "про себя" задаться каким-нибудь "интересным" вопросом.

Просто Вергилий какой-то, а не лейтенант-перестарок из 14-й интербригады.

– Да, пожалуй, - согласилась Кейт, кивнув "русскому".
– А что случилось-то?

– Поумовцы переезжают в правое крыло, а коммунисты, соответственно, в левое, - с готовностью объяснил Лешаков.
– Анархисты и прочие остаются пока на своих местах. Но, боюсь, такими темпами... ненадолго.

– А эти?
– кивнула Кейт на возникший из ниоткуда и совершенно бессмысленный, на ее взгляд, пост у входа в правое крыло.

– Это ПОУМ-овская охрана, - Лешаков достал из кармана пачку сигарет и положил ее на ладонь, как бы взвешивая.

"ПОУМ ставит персональную охрану к своим раненым... однако!"

– А ругаются о чем?
– спросила Кайзерина, испытывая чувство полной безнадежности: она никак не могла понять, что здесь произошло за то время, что она спала.

"Ну, проблемы... то есть, напряженность между "фракциями" имела место быть, но чтобы так?!"

– Вы проспали самое интересное, Кайзерина, - вероятно, это должно было стать усмешкой, но не стало. Лицо раненого лейтенанта просто перекосило, словно он съел что-то не то: кислое или горькое...

– И что же именно я проспала?
– устало вздохнула Кейт.

– Позавчера в Париже начался судебный процесс над агентом НКВД Марком Зборовским и еще семью чекистами...
– объяснил Лешаков.
– Там, представьте, даже Сергей Эфрон...

– Стоп!
– решительно остановила его Кайзерина, ощущавшая, что сердце готово вырваться из груди.
– Подробнее, пожалуйста, и, ради бога, с объяснениями. Я ведь ваших русских не знаю, Алекс.

– А! Ну, да...
– смешался Лешаков.
– Вот же я какой, а еще интеллигент! Этот Зборовский - чуть ли не правая рука Льва Седова. Кто такой Седов вы ведь знаете или...?

– Знаю, - отмахнулась Кайзерина.
– Дальше!

– Оказывается, Седов каким-то образом узнал, что Зборовский - агент НКВД...

"И я даже знаю, как он это узнал. Вернее, от кого".

– И что случилось потом?
– спросила она вслух, имея в виду, что теперь январь, а памятный разговор с сыном Троцкого состоялся еще в ноябре.

– Не знаю, право, что они с ним сделали, - Лешаков все-таки закурил и спрятал сигареты в карман.
– Можно, разумеется, предположить... Мне, знаете ли, приходилось...
– чувствовалось, что он с огромной осторожностью выбирает слова.
– Хвастаться нечем, баронесса, но... в Марокко, Парагвае... да и в России, в гражданскую...
– снова поморщился он.
– Я думаю, Кайзерина, вы понимаете, как это случается... В общем, оказывается, в начале декабря Зборовский сам сдался французской полиции. Ну, то есть, это они так сказали, французы, я имею в виду. Позавчера ... На открытии процесса.

– Они, что же - скрывали подготовку процесса почти полтора месяца?
– не поверила своим ушам Кайзерина.

Вот, кажется, взрослая женщина, опытная, и не сентиментальная, а гляди-ка, и ее оказывается можно удивить.

– Но это же противозаконно!
– в сердцах воскликнула она.

– Вероятно, вы правы, - кивнул Лешаков.
– Но... Как вам сказать, мадемуазель? Когда очень хочется, можно даже то, чего нельзя.

– Это русская поговорка?
– подняла бровь Кайзерина.

– Не столько русская...
– Лешаков усмехнулся, и на этот раз усмешка у него получилась вполне сносная.
– Но в нашем бытии... Впрочем, неважно. Министр юстиции Франции сделал специальное заявление... Сам я не слышал, разумеется, но ребята притащили стенограммы ночных радиопередач из Парижа. Он сказал, что в виду крайней деликатности предмета, рассматриваемого судом, и в интересах безопасности...

– Понятно, - ей, и в самом деле, все стало понятно.

Итак, Седов ее послушался, в чем она нисколько и не сомневалась, ведь очевидно, что троцкисты ведут себя сейчас совсем не так, как это случилось в известной ей истории. Однако сын Троцкого пошел куда дальше, чем она могла ожидать, сообщая ему "некоторые подробности заговора". Сам ли он это придумал, или кто подсказал, но, судя по результатам, карту Зборовского левые коммунисты разыграли более чем грамотно. А французы... Что ж, откуда ей знать, в чьи именно руки попал этот "золотой ключик"? И если Франции, как государству, большой конфликт с СССР в нынешних геополитических обстоятельствах ни к чему, то кое-кому в Третьей Республике - персонально и коллективно, имея в виду партии и группировки - доставило немалое удовольствие "подергать тигра за усы". Ну, и дать понять Сталину, "кто есть кто" на континенте - тоже, по-видимому, входило в их планы. Тонко, ненавязчиво... и по существу.

– Он признался?
– спросила она о главном.

– И не он один, - подтвердил Лешаков.
– Названы имена тех, кто отдавал приказ о ликвидации Троцкого и Седова, озвучены планы по физическому уничтожению оппозиции... ПОУМ...

– Они назвали ПОУМ?

"Час от часу не легче! Это же война!"

– Информация, как вы, вероятно, догадываетесь, поступает к нам с опозданием... Да ведь и не Мадрид... В общем, когда дошли первые известия... Уже вчера, как я догадываюсь... А ночью в штабе по этому поводу возникла ссора... и командир-коммунист застрелил командира-поумовца.
– Лешаков выбросил окурок в пепельницу и полез за новой сигаретой. Чувствовалось, что, даже не желая, русский переживает возникшую в госпитале и вокруг него ситуацию, как собственную беду.
– ПОУМ поднял свои войска. Требуют расстрела убийцы... У коммунистов тут сил немного, но зато целая дивизия красных...

– Дела...
– Кайзерине такой поворот событий не нравился. "Междусобойчик" левых и правых коммунистов мог закончиться большой кровью... и, в частности, ее собственной...

3.

Себастиан фон Шаунбург

,

шоссе Хаэн-Убеда, Испанская республика, 17 января 1937

,

четыре часа пополудни

– Не нравится мне этот пост, - Мигель среагировал раньше, чем Баст разглядел детали.

Очень быстрый человек, очень резкий.