В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

Увидим, что даст нынешнее. <...>

1851

29 апреля. <...> Жуковский в письме к Плетневу говорит: "Хвала света

есть русалка, которая щекотаньем своим замучивает хохотом до смерти". <...>

1854

16 октября. Швейцария. Веве. <...> На возвратном пути я зашел в Verne

искать дом, в котором Жуковский провел одну зиму. И эта попытка была удачнее.

Он жил в доме Pillivet, который теперь хозяином того же дома. Первый дом на

левой руке, когда идешь из Веве. Он тут с семейством Рейтерна провел зиму 1831

на 1832 год. Тут делали ему операцию (кажется, лозаннский лекарь), чтобы

остановить его геморроидальное кровотечение, угрожавшее ему водяною

болезнью. Помню, как выехал он больной из Петербурга. Опухший, лицо было

как налитое, желто-воскового цвета. Хозяин сказал мне, что у него долго

хранилась в шкапе доска, на которой написано было что-то по-русски рукою

Жуковского, и что выпросила себе эту доску великая княгиня Анна Федоровна.

Полно, она ли? Не Елена Павловна ли или Мария Николаевна! В Женеве разыщу.

В этом доме Жуковский, вероятно, часто держал на коленях своих маленькую

девочку6, которая тогда неведомо была его суженая и позднее светлым и теплым

сиянием озарила последние годы его вечеревшей жизни. Этот романтический

эпизод хорошо вклеивается в местности, сохранившей живую память Руссо.

Жуковский был очищенный Руссо. Как Руссо, и он на шестом десятилетии жизни

испытал всю силу романической страсти; но, впрочем, это была не страсть, и

особенно же не романтическая, а такое светлое сочувствие, которое освятилось

таинством брака. Я был в Verne 10 октября 1854 года, но не видал комнаты, в

которой жил Жуковский: жильца-англичанина не было дома, и комната была

заперта ключом. <...>

ИЗ СЕДЬМОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

(дополнение)

1828

3-го июля. <...> Пушкин уверял, что обвинение в развратной жизни моей в

Петерб<урге> не иначе можно вывести как из вечеринки, которую давал нам

Филимонов и на которой были Пушкин и Жуковский и другие. Филимонов жил

тогда черт знает в каком захолустье, в деревянной лачуге, точно похожей на

бордель. Мы просидели у Филимонова до утра. Полиции было донесено, вероятно

на основании подозрительности дома Филимонова, что я провел ночь у девок1.
– -

Вслед за перепискою Голицына, Жуковский вступился за меня, рыцарским пером

воевал за меня с Бенкендорфом, несколько раз объяснялся с государем2. <...>

1829

5-го августа. Что есть любовь к отечеству в нашем быту? Ненависть

настоящего положения. В этой любви патриот может сказать с Жуковским: "В

любви я знал одни мученья"3.

Какая же тут любовь, спросят, когда не за что любить? Спросите

разрешения загадки этой у строителя сердца человеческого. За что любим мы с

нежностию, с пристрастием брата недостойного, сына, за которого часто

краснеем? Собственность -- свойство не только в физическом, но и в

нравственном, не только в положительном, но и в отвлеченном отношении

действует над нами какою-то талисманною силою.

ИЗ СТАТЬИ

"ЖУКОВСКИЙ.
– - ПУШКИН.
– - О НОВОЙ ПИИТИКЕ БАСЕН"

В Пушкине нет ничего Жуковского, но между тем Пушкин есть следствие

Жуковского1. Поэзия первого не дочь, а наследница поэзии последнего, и, по

счастию, обе живы и живут в ладу, несмотря на искательства литературных

стряпчих щечил2, желающих ввести их в ссору и тяжбу -- с тем, чтобы

поживиться насчет той и другой, как обыкновенно водится в тяжбах.

С удовольствием повторяем здесь выражение самого Пушкина об

уважении, которое нынешнее поколение поэтов должно иметь к Жуковскому, и о

мнении его относительно тех, кои забывают его заслуги: дитя не должно кусать

груди своей кормилицы3. Эти слова приносят честь Пушкину как автору и

человеку!

ИЗ ПЕРЕПИСКИ С А. И. ТУРГЕНЕВЫМ

(По материалам Остафъевского архива князей Вяземских)

П. А. Вяземский -- А. И. Тургеневу

24 августа 1818. <...> Присылай мне стихов Жуковского: этот магнит

приподымает меня немного с земли. <...>

1 мая 1819. Что делает Жуковский? Я сегодня читал его целое утро и

наслаждался "Аббадоною"1. Вообще главный его недостаток есть однообразие

выкроек, форм, оборотов, а главное достоинство -- выкапывать сокровеннейшие

пружины сердца и двигать их. C'est le po`ete de la passion, то есть страдания. Он

бренчит на распятии: лавровый венец его -- венец терновый, и читателя своего не

привязывает он к себе, а точно прибивает гвоздями, вколачивающимися в душу.

<...>

А. И. Тургенев -- П. А. Вяземскому

14 мая 1819. <...> Я намерен подписать под портретом Жуковского:

"Бренчит на распятии". <...>

П. А. Вяземский -- А. И. Тургеневу

7 августа 1819. <...> Этот обер-черт Жуковский. <...> Как можно быть

поэтом по заказу? Стихотворцем -- так, я понимаю; но чувствовать живо, дать

языку души такую верность, когда говоришь за другую душу, и еще

порфирородную, я постигнуть этого не могу! Знаешь ли, что в Жуковском

вернейшая примета его чародействия?
– - Способность, с которою он себя, то есть

поэзию, переносит во все недоступные места. Для него дворец преобразовывается

в какую-то святыню, все скверное очищается пред ним; он говорит помазанным

слушателям: "Хорошо, я буду говорить вам, но по-своему", и эти помазанные его