Вальс бывших любовников

Голицын взял протокол, пробежал его глазами, отбросил назад и воскликнул:

– Чушь! Ну это же очевидное вранье! Не было никакого охранника в момент, когда я въехал на парковку! Я бы его видел!

– Вы паркуетесь всегда на одном месте?

– Да! – рявкнул Голицын, и Лена поморщилась:

– Не перегибайте с эмоциями, Павел Владимирович.

– Извините, – чуть остыл Голицын. – Да, я паркуюсь на одном месте, за квартирами закреплены пронумерованные площадки, соответствующие номеру квартиры. Моя тридцать седьмая.

– А если на жильцов одной квартиры приходится больше одной машины?

– Тогда к номеру добавляют букву. Я не понимаю, какое это имеет отношение…

– Никакого. Простое любопытство. Итак, вы утверждаете, что около половины двенадцатого ваша машина была припаркована на тридцать седьмом месте подземной парковки?

– Да. Но я не уверен, что это было ровно в половине двенадцатого.

– Я так и сказала – около половины двенадцатого, – кивнула Лена. – Но проблема в том, что охранник четко запомнил время – он совершал обход с одиннадцати тридцати до одиннадцати сорока и не видел ни вашей машины, ни нападения, вы ведь прочитали.

– Он врет, – тоном, не допускающим возражений, заявил Голицын. – Почему вы верите ему, а не мне, Елена Денисовна?

– Да хотя бы потому, Павел Владимирович, что это вы, а не он написали книгу, в которой все четыре убийства расписаны почти до мелочей. К счастью, четвертой потенциальной жертве повезло, она останется жива, потому что я сейчас здесь.

– Елена Денисовна, вы это серьезно? – растерянно спросил Павел. – Это всего лишь книга, детектив, выдумка!

– Как-то слишком правдиво вышло в этот раз, не находите? Но сильнее всего меня даже не убийства поразили, а следователь, которая их раскрывает. – Лена сняла очки и посмотрела Голицыну в лицо. – Такая странноватая женщина с моей внешностью, привычками и словечками, да? И даже роман с писателем вы не забыли упомянуть – хотя какой там у нас роман-то был? Так, пару раз встретились.

Голицын смотрел на нее в упор, и во взгляде его Лена отчетливо видела растерянность, непонимание, обиду – что угодно. Но вот никакого намека на то, что он раздосадован раскрытием своего замысла, не было и близко.

«А это ведь странно – я, по сути, приперла его сейчас, мог бы как-то отреагировать. Насколько я помню, Голицын очень эмоциональный, его вывести из себя просто», – подумала она, снова опуская глаза в протокол.

– Лена… простите, Елена Денисовна… ну вы ведь умная женщина, вы не можете не понимать, что художественный вымысел и реальная жизнь – это разные вещи. По-вашему выходит, что любой автор детективов рано или поздно берется воплощать свои фантазии в жизнь, да? Но это же абсурд! Мало ли что я придумываю для сюжета, это ведь не значит, что я на самом деле хочу или могу сделать это.

– Это прекрасный аргумент, Павел Владимирович, но нет алиби. У вас нет алиби ни на один из трех эпизодов.

– То есть дело в отсутствии алиби?

– Ну почти, – кивнула она.

– А еще? Вы сказали – почти, значит, есть что-то еще?

– Показания охранника. Вас не было на парковке в указанное время. Но где-то ведь вы были в этом случае?

– Если я не был на парковке, значит, я девушку задушил? Все, кто не паркуют машину, обязательно душат девушек? – Голицын начал нервничать, Лена отметила это про себя, но это была иная реакция, нежели та, которую обычно выдают припираемые фактами к стене люди.

«А он злится, потому что вся ситуация и мои аргументы кажутся ему глупыми и нелогичными, только и всего».

Но самое странное заключалось в том, что и ей самой эти аргументы казались малоубедительными.

– Зачем вы передергиваете? Я сказала только, что вы солгали относительно своего пребывания на парковке. Тогда – где вы были в это время? Расскажите, я это проверю, и вопрос будет снят, – предложила она.

Голицын вцепился в волосы и зажмурился:

– Как еще я должен объяснить, что был в это время там, где и сказал? Ну, вот на шее у меня сзади ссадина – это подойдет в качестве аргумента? – Он повернулся боком и оттянул горловину серой футболки – ссадина на шее действительно была.

– Вы могли получить травму где угодно.

– Хорошо… а ноутбук? У меня украли сумку с ноутбуком! Я такой удар получил, аж искры посыпались! В аптеку еще заходил, мне там девушка помогла перекисью рану обработать, чтобы кровь остановить!

– Не годится, Павел Владимирович, – покачала головой Лена.

– Да почему не годится-то?!

– Приметы нападавшего?

– Что? – не понял Голицын, и она повторила:

– Опишите того, кто на вас напал.

– Да я же вам сказал – напали сзади, ударили по шее, я упал, головой, видимо, ударился, потому что на какой-то момент вообще перестал видеть и слышать… И нападавшего видел только в спину, когда он убегал!

– Давайте, я угадаю – черная куртка с капюшоном, серый спортивный костюм и кроссовки?

– Ну, да… я же говорил… а что не так?

– Все, – вздохнула Лена, убирая протокол в папку. – Все не так, Павел Владимирович. И по этим стандартным приметам я хоть сейчас могу задержать на улице каждого третьего. Вы слишком взволнованы, чтобы выдумать более правдоподобную версию, это же очевидно. Поэтому задерживаю вас на семьдесят два часа до выяснения обстоятельств или до предъявления обвинения. Лейтенант, можете забирать, – обратилась она к скучавшему у двери в комнату парню. – Я позже подъеду.

Голицын не произнес больше ни слова, молча протянул руки, давая лейтенанту одеть наручники, и вышел впереди него из комнаты. Лена проводила его взглядом и тоже встала, однако на пороге появился Паровозников:

– Ленка, в квартире чисто, следов никаких.

– А каких ты ждал? Думаешь, он их тут душил?

– Но что-то все равно должно быть.

– Изымаем записи с камеры наблюдения на парковке.

– Зачем? Тебе же охранник все рассказал.

– Хочу убедиться лично.

– Попытаешься отмазать своего дружка?

– Не забывайтесь, майор Паровозников! – отрезала Лена жестко, и Андрей с удивлением захлопал ресницами:

– Ого… понял.

– Знаешь, что мне не дает покоя? – спросила она прежним тоном, совсем сбив Паровозникова с толку. – Голицын такого же роста, как ты. И руки у него среднего размера.

– Не понял…

– На заборе в парке у кинотеатра «Мир» след крови располагался слишком низко для того, чтобы это мог быть человек с параметрами Голицына. На уровне моего уха – помнишь? – Она подошла к Андрею вплотную и ребром ладони обозначила на его груди место. – Вот тут должен был оцарапаться тот, кто тащил тело. Сам видишь, в это время года это может быть только открытый участок тела. Шея, например. У Голицына, правда, есть на шее ссадина, но она сзади, ее невозможно было получить у забора в парке. Надо, конечно, экспертизу… Но я до конца не верю, что это мог быть он. И прекрати свои намеки, понял?

Паровозников отвел глаза:

– Да ладно, не обижайся… Но ты, похоже, права – он слишком высокий. И тело девушки мог легко донести, а не тащить волоком по земле, оставляя борозды.

– Тоже верно. В общем, я его отработаю, конечно, но думаю, что это впустую потраченное время, – вздохнула Лена. – Вы тут закончили?

– Да, все.

– Тогда опечатываем, изымаем записи с камеры и уезжаем.

Домой Крошина явилась почти в час ночи и, выбираясь во дворе из служебной машины, подняла глаза и заметила, что в кухне горит свет. Она вспомнила, что не позвонила Филиппу, и тот, наверное, не ложится, волнуется, хотя наверняка догадался, где она и почему. Но на душе стало очень тепло – наконец у нее был кто-то, кто ждал ее до ночи, беспокоился, и это значило, что сейчас на пороге ее не встретит ставшая привычной за долгие годы оглушающая тишина пустой квартиры.