Ван Ван из Чайны

— Тупица! — раздался слева-сзади наполненный презрением женский возглас.

— У Лю Дэйю отвратительный характер, — обернувшись вместе со мной и увидев, как «травителю» Ван-Вана отвесила подзатыльник тщедушная маленькая женщина с неприятно-кислым лицом и длинным крючковатым носом, прокомментировала бабушка. — Как и у всего их горе-семейства. Ты ведь держишься от противного Лю Гуана подальше, как я тебе и велела? — строго посмотрела на меня.

— Судьба посадила его справа от меня, и я от души порадовался тому, что этот дурак не справился и с половиной заданий, — не без влияния остатков Ван-Вана во мне ухмыльнулся я.

Изящно прикрыв рот ладошкой, «Госпожа» мелодично рассмеялась, и я невольно залюбовался — в деревенских декорациях и во время бытовых ссор с домочадцами манеры бабушки Кинглинг воспринимались чужеродными, но здесь и сейчас я словно увидел ту, кем она когда-то была и до сих пор пытается быть: интеллигентной китаянкой из в доску городской семьи. Это в общем-то очевидное со старта понимание что-то изменило в моем к ней отношении. Изменило в лучшую сторону, переведя «стрелку» из глубокого, приобретенного от Ван-Вана и усиленного собственными первыми впечатлениями «минуса» куда-то в положение «нейтральное».

* * *

Чего у Партии и их подчиненных из местного министерства образования не отнять, так это организаторских способностей. Пока мы сдавали китайский язык, на улице и других временно освобожденных от движения площадях перед образовательным центром успели выставить туристические зонтики — с зонтами! — и стульчиками, чтобы экзаменуемые и их сопровождающие могли с комфортом пообедать. Не плошали и торговцы — лотков, тележек и прочего здесь собралось немерено, и душный и влажный воздух от этого наполнился запахами выпечки, специй и прочего. Дела у торговцев шли неплохо — если деньги есть, зачем тащить с собой контейнеры и баночки, как это сделали мы?

Мне, впрочем, домашняя еда почти всегда — за исключением пары лет в поздне-подростковом возрасте — нравилась больше всяческих фастфудов, включая и вполне «скрепные» пирожки, поэтому смоченным соевым соусом вареным рисом с вареными куриными «запчастями» — бульон с утра был выпит, пришлось вот так — и свежими овощами с семейного огорода я насладился от всей души, с удовольствием запив это зеленым чаем из термоса под парную булочку.

Бабушка продолжала предаваться воспоминаниям о том, кто как и когда на ее памяти сдавал экзамены, а меня больше интересовала развернувшаяся справа от меня сценка — девушка-«соседка» с рыданиями рассказывала своей неприязненно взирающей на дочь высоченной и худющей, дорого одетой и весьма красивой матери о том, как у нее отобрали очки, не забывая, впрочем, клянчить между всхлипами купить булку с джемом у ближайшего торговца и закидывать в себя палочками «пустой» рис из контейнера.

— Посмотри на себя, жирная свинья! — принялась орать на «соседку» мать. — В такой важный день, когда под угрозой твое будущее и твоя карьера, тебя больше всего интересует жратва! Такой корове как ты ни за что не найти такого хорошего мужа, как наш любимый глава семьи, поэтому в кои-то веки выключи свою алчную утробу и включи голову — мы дорого заплатили репетиторам, чтобы в ней хоть что-то появилось! А теперь из-за твоей подозрительной, прыщавой лошадиной рожи мне придется раскошелиться на линзы! Благодари мою предусмотрительность — я как чувствовала, что рецепты стекляшек для твоих никчемных свинячьих глаз лучше взять с собой!

С шумом отодвинув складной стул — а он ведь легкий, и как умудрилась? — ярая сторонница китайской педагогики с высоко поднятым подбородком и нервно поправляемым ремешком сумочки на плече направилась через дорогу — к торговому центру, где, надо полагать, имеется закуток оптики.

Пошмыгав носом и покончив с рисом, бедная жертва китайского воспитания достала из кармана розовый кошелечек с кошачьей мордочкой — лично вышивала, судя по старательным, но не до конца правильным линиям — и пошла утешаться булочкой с джемом. Очень девчушку жаль, но опять же — хоть слово лжи ее мать сказала? Тем не менее, начинаю немного завидовать глухонемой бабушке Джи — та хотя бы в мире тишины живет.

— Не повезло этой женщине с дочерью, — проследив мой взгляд, вздохнула бабушка Кинглинг.

Я невольно хохотнул — как по мне, тут «не повезло» как раз «соседке» — да, мать просто режет правду-матку, но может стоило немного постараться с воспитанием дочери и посадить ее на диету до того, как сформировался круг «я толстая — у меня стресс — я заедаю стресс — я толстая…»? Тут к психиатру толковому ребенка вести нужно, причем вместе с собой, а не орать на всю улицу, расписываясь в своем педагогическом провале.

В два часа нас начали запускать обратно в образовательный центр. «Соседка» к этому времени успела получить линзы, но выглядела еще менее уверенной, чем раньше — спрятать часть некрасивого лица теперь не выйдет. Крики матери ей, полагаю, до одного места — если на нее так орут прилюдно, на улице, значит уже давно привыкла. «Враг Ван-Вана №1», Лю Гуан, тоже попался на глаза — пытаясь выглядеть спокойным и независимым, он прошел сквозь арку металлодетектора с руками в карманах, и огреб за это моральных люлей от охранника, комсомольского вожака-наблюдателя, парочке обрадовавшихся шансу проявить бдительность учителей и собственной матери — последняя сразу же начала плакать, извиняться, кланяться и отвешивать нерадивому отпрыску звонкие подзатыльники. К немалому удовольствию окружающих конечно же — такое интересное и бесплатное шоу не каждый день увидишь!

Аудитория — та же, но места за столами перераспределили, отчего последить за делами «соседки» и Лю Гуана я больше не смог. Теперь я оказался спереди, на крайнем от окна ряду, а весь экзамен рядом со мной простоял персональный наблюдатель. Спрашивать «почему так» я не стал — как минимум не ответят, как максимум — наорут или вообще выгонят, поэтому пришлось довольствоваться предположением: во время написания сочинения я немного помахал воображаемой «ракеткой» и вызвал этим достаточные для пристального за мной присмотра подозрения. Не мешает и ладно.

На столе нашлись пара новеньких простых карандашей, пара ручек с черным стержнем и стояла поллитровая бутылка воды без этикетки — тот же набор, что и перед первым экзаменом.

Математика Ван-Вану давалась хуже языка, но «гуманитарием» пацана назвать язык бы у меня не повернулся. Метод я избрал привычный, отработанный еще в прошлой жизни — если не получается решить пример или задачку уверенно и сразу, ее нужно пропускать и возвращаться потом, когда не останется выбора. Память Ван-Вана, словно обрадовавшись, что я перестал ее подавлять, а совсем наоборот, неожиданно порадовала — некоторые решения я «переписал» прямо оттуда, из довольно детализированных сценок, где эту самую задачу разбирал преподаватель. «Вернулся» к пропущенному я через полтора часа — сразу решить получилось довольно много. Поковырявшись до окончания экзамена, я со вздохом перевернул листочек — только ответ в задачке записать осталось, пары секунд не хватило. Жаль. Может засчитают все-таки? Решение-то записано, и я уверен, что оно правильное.

Первый день Гаокао на этом завершился, и уважаемый председатель экзаменационной комиссии — крашеный дед — удостоил нас десятиминутной, как и положено — скучнейшей — речью, в которой рассказал о важности знания китайского и математики, но не забыл напомнить и о значимости дня завтрашнего. Часть сдававших со мной экзамен ребят завтра я не увижу — произойдет распределение по профилям: научный и гуманитарный. Ван-Ван еще в бытность владельцем этого тела сделал выбор в пользу второго, и я был с ним солидарен. Социология, география, история — три эти предмета сдаются единым экзаменом, и в финале состоится экзамен по русскому.