Ван Ван из Чайны

Торг занял минуты три, и это только благодаря сержанту, на которого пошипела рация с приказом закругляться уже и идти вершить справедливость в другом месте. В итоге мы получили тысячу долларов в юаневом эквиваленте. Безумные деньги для семьи Ван.

Когда полиция собиралась уходить, прибежал взмыленный, подобострастно улыбающийся охранник жилого комплекса. Тот же — видимо суточная смена. Сославшись на то, что отошел «в туалет всего на минуточку», он многократно извинился за недоразумение. Обрадовавшаяся возможности сорвать злость Ян Иинг начала на него орать, а сержант, вручив ей бланк со штрафом, посмотрел на меня и подбодрил:

— Мы с коллегами тоже из деревень, но смогли попасть на престижную и полезную обществу работу. Удачи тебе завтра, Ван Ван.

Стало приятно — и «мне-взрослому», и рудиментам Ван-Вана, которые полицию боятся и уважают. Сержант в глазах «рудиментов» вообще величина исполинская, что-то вроде популярного киноактера.

Поблагодарив полицию, под фоновые крики соседки на охранника, мы вернулись в квартиру. Посмотрев на деньги в своей руке, бабушка Кинглинг вдруг опустилась прямо на пол и тихонько заплакала.

— Пойду чайник включу, — самоустранился Ван Дэи. — Молодец, малыш, — с неловким выражением на лице — потому что ничего для разрешения конфликта не сделал и чувствует себя виноватым — хлопнул меня по плечу и ушел.

— За что нам это всё? — всхлипнула растерявшая свою казавшуюся безграничной выдержку «Госпожа», в одночасье превратившись в самую обычную пожилую женщину, которую судьба пожевала как следует, выплюнула в глухую деревушку, а теперь подослала «провинциалку», которая без всякого на то основания приперлась нас оскорблять. — И что это за «так и знал, что с деревенскими родственниками будут проблемы»? Разве мы хоть в чем-то виноваты?!

Ничего особенного: видел я истории и драматичнее. Если рассудить цинично, Кинглинг живет не так уж и плохо — в теплом доме, не сильно утруждая себя работой по хозяйству, часто ездит в город просто погулять, и никто из нас не голодает. Тем не менее, в ее глазах более несчастной женщины не найти во всем Китае, и я это понимаю.

Рудименты Ван Вана наполнили душу жалостью, к ней добавилась моя собственная. Опустившись рядом с бабушкой на корточки, я обнял ее за плечи и тихо подбодрил:

— Прямая нога не боится кривого ботинка, бабушка.

Кинглинг всхлипнула и прижалась ко мне, намочив щеку слезами.

— Каждая неудача делает человека умнее, — добавил я еще одну китайскую поговорку. — У нас было много неудач, но они дали нам стойкость, усердие и опыт. Смотри — это испытание обернулось для нас удачей, а значит небеса улыбаются нам. Прошу тебя — не плач. Я обязательно сдам экзамены так, что меня без проблем примут в хороший университет. Я обязательно разбогатею, и тогда ты снова сможешь жить в Пекине. В доме, по сравнению с которым этот — жалкая рухлядь!

— Добрый, любимый малыш! — отстранившись, улыбнулась сквозь слезы бабушка Кинглинг. — Все так и будет. Только не травись больше удобрениями, хорошо?

Такой трогательный момент испортила.

— Ну какие удобрения? — Ван Ван умеет виновато улыбаться, а вот я — не очень. — Просто пить хотел, посмотрел на этикетку на бутылке, думал кола, я и хлебнул. Хорошо, что не уксус.

Бабушка озадаченно похлопала мокрыми ресницами — похоже верит, а значит скоро поверит и остальная семья. Это хорошо, потому что меня будут меньше доставать хотя бы по этому поводу.

Китайский папа вернулся в коридор как нельзя вовремя, почесывая в затылке и с точно такой же как у меня виноватой улыбкой:

— Так это я развел подкормить помидоры…

Признание Ван Дэи заставило бабушку забыть про унизительные разборки с соседкой и наброситься на ни в чем не повинного китайского папу:

— Ах ты!..

Ясно, подремать еще часок мне не дадут. Покинув наполнившийся руганью коридор, я пошел в ванную, пустил воду, потрогал висящие на сушилке красные трусы, майку и носки — второго такого комплекта у нас нет. Высохли.

— Малыш, может еще немного поспишь? — спросила из-за двери бабушка Кинглинг.

Опомнилась.

— Спасибо, я отлично выспался, — ответил я и уселся на бортик ванны, абстрагировавшись от возобновившихся криков.

Не такие уж Ваны и озлобленные, скорее по принципу «милые бранятся — только тешатся» живут. Токсичная атмосфера, конечно, но если в ней с самого рождения расти, то в целом привычная и потому не травмирующая — просто такой фон жизни.

Сунув трусы и майку в заботливо приготовленный бабушкой пакет для ношеных вещей — постирать уже не успеем — я сыпанул в воду какой-то пахучей соли из хозяйского пакетика, размешал и забрался в ванну. Хорошо, и крики бабушки и вялые оправдания китайского папы совсем не мешают. В целом с бабушкой Кинглинг я поладил. Поладил и с Ван Дэи. Глухонемая бабушка Джи Жуй раздражителем не считается, равно как и прадед — тихие они, но как-то наладить общение будет полезно для душевного покоя. Мама Айминь — прежде всего мама, и достаточно просто соглашаться со всем, что она говорит. Остаются близняшки. Что ж, «заготовка» для них у меня есть. Будем пытаться наладить «погоду в доме» — до получения результатов экзамена и поступления хоть куда-то, а «куда-то» меня точно примут, придется жить в деревне. Может и к лучшему, что там работа не кончается — тяжело, но не скучно, а значит время до прощания с веселым и дружным семейством пролетит быстро.

О, кнопка гидромассажа!

Когда разомлевший и умиротворенный я вышел из ванной, скандал уже закончился. С кухни, под шкворчание чего-то на сковороде, доносилось красивое пение бабушки Кинглинг. Оттуда же вышел Ван Дэи, держа в руках мешок с чесноком и пакет с «закаточками»:

— Отмок? — улыбнулся мне. — Мы тут подумали, — покачал поклажей. — Раз мы для них такие деревенские и проблемные, то и гостинцы наши им не нужны. Я каждую головку чеснока помню — как сажал, полол, сушил. А раз они наш труд и нашу жизнь не уважают, ну их на…

— Я все слышу! — среагировала на неприличный и непереводимый китайский мат бабушка.

Ван Дэи опасливо вжал голову в плечи:

— То есть… Я хотел сказать…

— Понимаю, — вполне искренне улыбнулся я. — Они все равно недостойны настоящих, экологически чистых продуктов. — Помогу, — зашел на кухню, получив улыбку бабушки, подхватил пару трехлитровок с огурцами и вместе с Ван Дэи сходил в коридор, оставив груз у входной двери.

— Правильно ты эту старуху, — кивнул на дверь китайский папа. — Разошлась тут, важную из себя изображает. Подлая лиса. Приходила, пока тебя не было, рассказала, что мол родственники ее и подговорили на нас полицию натравить, представляешь?

— Тогда трубку бы не взяли или наоборот — попросили бы полицейских отправить нас в тюрьму.

— Вот именно — даже проиграв, эта старуха не перестала пытаться создать нам проблемы, — одобрительно кивнул Ван Дэи и важно приосанился. — Вот оно, истинное лицо города — запомни этот урок, Ван.

«А разве деревенский староста не „уплотнил“ нашу семью только из-за того, что хотел тебе отомстить?» — почти спросил я, обидевшись на обобщение Ван Дэи, но мудро сдержался, вместо этого кивнув.