Ван Ван из Чайны

На этом задания закончились, а времени осталось еще больше половины. Не давая себе отвлекаться на соседей и поиски знакомых лиц, я кропотливо перепроверял ответы раз за разом, выловив в процессе парочку орфографических и пунктуационных ошибок. Если это не потянет на максимальный балл, значит заработать его попросту невозможно, и я не пожалею нытья для бабушки Кинглинг — да, битая жизнью и зашуганная, но какой-то механизм подачи апелляции и пересчета баллов ведь должен быть? В любой стране есть, и в Китае не быть не может.

Параллельно в голове мелькали воспоминания о том, как прадед пытался учить Ван-Вана русскому. Ох и непросто обоим это давалось! У прадеда болит спина, он склонен к апатии, и быстро терял интерес, обижаясь на тупоумие внука. Ван-Ван в свою очередь быстро зазнался, научившись отличать прошедшее время от будущего, и решил, что этого ему хватит до конца жизни. Пофигизм помножился на пофигизм и органично возвелся в «квадрат». Сам Ван-Ван бы на моем месте едва-едва наскреб бы баллов на «троечку», и то если бы повезло.

Впрочем, я несправедлив — просто прадед очень сильно пожеван бурным китайским политическим процессом, и «пофигизм» его густо замешан на физической боли, горечи утраты совсем другого качества жизни и собственного бессилия что-то изменить. Вот парочка воспоминаний о том, как Ван Ксу тихонько плачет в своей коляске. Ван Ван в эти моменты считал его слабаком, но я понимаю — настолько, насколько вообще такое может понять тот, кто не пережил такие взлеты и падения. Винит себя дед, и не без оснований — во всех бедах всех членов семьи себя винит. Но сила характера у старика на зависть многим — превозмогая боль в искалеченном теле, он лично отвез отравившегося внука в больницу. Дорого ему это обошлось, и за это я его уважаю.

По истечении времени я вышел в коридор, и, зная из воспоминаний Ван Вана о частичном знании бабушкой Кинглинг русского языка, с улыбкой похвастался ей на великом и могучем:

— Я уверен, что благодаря прадедушке справился с экзаменом по русскому языку лучше всех в Сычуане!

Бабушка похлопала глазами, попыталась вычленить смысл и попросила:

— Повторить медленно.

Я повторил как она и просила.

— Ты так чисто говорить русский! — изумилась она и перешла на китайский. — Прадедушка очень хорошо тебя научил, но почему ты скрывал от нас такое прекрасное владение русским?

— Берег в качестве козыря, — выкатил я отмазку.

— Тебе нужно смотреть меньше этих ужасных японских мультфильмов, — приложила меня бабушка за анимешное клише.

Время от времени Ван Ван аниме смотрит, и это для меня полезно — аниме же популярная штука, значит придется обсуждать его с будущими соучениками, чтобы тоже быть популярным.

О, мой заклятый «друг» Лю Гуан со своей бабушкой — тоже русский сдавал, и, судя по роже и завистливому взгляду на только что продемонстрировавшего прекрасное произношение меня, полностью провалился.

— Повезло, — заявила нам его бабушка. — Будь в нашей семье нищий профессор-бездельник, наш малыш справился бы лучше Ван Вана!

Высоко задрав подбородок, бабушка Кинглинг проигнорировала ее слова и повела меня к выходу:

— Признаюсь честно — от этого экзамена я ничего не ожидала. Просто с другими языками у тебя совсем туго, а с русским были хоть какие-то шансы. Твой дедушка не раз говорил мне о том, что даже мой горе-сынок знает русский лучше тебя.

— У отца светлая голова, — вступился я за Ван Дэи.

— Светло там, где пусто, — фыркнула она. — Впрочем, надо отдать ему должное — из Ван Дэи получился отменный крестьянин, и он нашел свое место в этой жизни, — вздохнула. — Жаль, что это место — в деревне! Больше не скрывай свои истинные способности, — строго посмотрела на меня. — С такими навыками дедушка может попробовать побеспокоить некоторых своих знакомых, способных помочь тебе поступить в хороший университет на переводчика. Но это нужно было делать заранее — мы все-таки крестьяне, — раздраженно скривилась. — И помогать нам быстро никто не захочет, несмотря на сохранившееся уважение к моему отцу.

У нас что, какой-то блат сохранился? Или это она от шока так подумала? Да ну, принцип «падающего подтолкни» по всему миру практикуется, и на опального Ван Ксу никто тратить время и силы не станет — им это никакой выгоды не принесет.

— Прости, бабушка, — потупился я. — Но переводчиком я быть не хочу. Там, где уважаемые люди обсуждают важные вопросы, мне лучше не быть — дедушка это хорошо знает. Лучше я поступлю туда, где нет политики, но есть хорошая зарплата и перспективы.

Пожевав губами, бабушка грустно вздохнула:

— Не везет нам, Ванам, с переводами.

Однако необходимость «держать лицо» не позволила ей признать мою правоту сразу:

— Дождемся результатов экзаменов и решим на семейном совете, как лучше поступить.

Я кивнул, мы вышли на улицу, отыскали столик и принялись обедать. Чтобы не терять время зря, я попросил бабушку Кинглинг:

— Бабушка, можешь пожалуйста купить газету, — указал на ларек с прессой в сотне метров от нас. — И почитать мне тезисы с последнего Пленума Партии? Вдруг это поможет на экзамене по социологии.

Кинглинг снова удивилась — Ван Ван ее по учебе помочь раньше никогда не просил. Да вообще особо не просил — так, немного подлизывался, когда хотел карманных денег, прекрасно зная, что этого для любимчика семьи достаточно. Противный пацан был, как ни крути.

— Правильно! — обрадованно покивала бабушка, торопливо вставая со стула. — Нельзя терять время! Сейчас бабушка все сделает! — последнюю фразу она договорила с расстояния в десяток метров от меня.

Сзади раздался знакомый женский голос:

— Английский — это перспективно, и будь ты поумнее, ты бы выбрала его вместо бесполезного русского. Жаль, что ты настолько глупа, что неспособна удержать в памяти больше трех времен глаголов!

Обернувшись, я поморщился на вчерашнюю «соседку по экзамену», которую снова смешивала с грязью собственная мать, заставляя бедолагу приправлять пустой рис слезами. Без очков — так в линзах и пришла. Ничего, плакать в линзах можно — ко мне на занятия один пацан в них ходил, и после позорного проигрыша на районном турнире не удержал расстройства.