Варфоломеевские ночи
Шрифт:
– Владимир Ильич...
– Что, Владимир Ильич! Ты, Янкель, молчи, я тебе слово не давал. Мне нужен Бронштейн. А вот он, появился, не запылился. Почему Зимний все еще не взят, Лейба?!!!
– Время не подошло, Владимир Ильич, - спокойно ответил Троцкий только что вбежавший в подвал.
– Наплевать на время. Я сам - время, ты понимаешь это, Лейба...а...а ?
– Матросы обещали дать залп в два часа ночи. Они сейчас заняты опустошением последней бутыли водки, не тревожься, Володя.
– Расстрелять матросов всех до одного,- кричал Ленин и у него впервые пошла пена изо рта.
– Успокойся, я тебя
И вдруг раздался, прогремел первый залп крейсера "Аврора". Это был холостой выстрел, тем не менее, где-то наверху стекла в оконных рамах, зазвенели. Пьяные матросы, допив последнюю бутылку, пальнули на десять минут позже. Ленин затрясся весь, обнял Лейбу и попытался засунуть лысину под пиджак.
– Я боюсь, Лейба! накрой меня своим телом, Лейба. Во имя мировой революции. Сейчас пальнут по нам.
– Ложись на спину, - приказал Бронштейн.
Ленин тут же прилег.
– Э, штаны мокрые, - произнес Лейба и поморщился.
– А, вонь-то какая! Ты, что еще и обгадился, вождь мировой революции? Янкель, ищи ванную. Вождя надо искупать и белье новое, и костюм не мешало бы.
Лейбе надо было уйти, посмотреть, что творится на безлюдных улицах Петрограда. В два часа ночи народ уже спал и видел кошмарные сны. Ленин поджал ноги к подбородку....
– Ложись на меня, Не уходи, Лейба, умоляю. На любые уступки согласен. Москва будет переименована в город Троцкий.
– Да? тогда другое дело. У меня такая просьба. Сейчас выпустят уголовников, разреши мне порезать бесхвостых обезьян, богатых, разумеется. Надо проверить как моя теория насчет русской пустыни, применима ли она на практике? Я разрешу уголовным элементам, их тоже следует отнести к пролетариату, убивать и грабить. Тем более, что нам нужно жилье. Что это наши братья из Германии и других стран Европы ночуют где попало, в том числе и на скамейках вокзалов? Нам и квартиры надо освобождать. Даже не все члены Политбюро хорошо устроены с жильем. И пролетариат надо заселять, не сидеть же нам в пустом городе. А буржуазия нам не нужна, сам знаешь.
– Режь всех капиталистов вместе с женами, детьми, стариками, родственниками. Пусть никого не оставляют в живых, зачем нам балласт истории. Кошек, собак, всякую декоративную птицу. Город должен быть чист. Пустующие дома надо заселить пролетариатом и всякими там гопниками. Надо начинать новую жизнь. Ты только не уходи, ой, у меня ребра трещат.
– Спасибо, - сказал Бронштейн. Устроим Варфоломеевскую ночь в Петрограде.
– Спасибо, это буржуазное слово, надо что-то новое, - предложил Ильич и стал тужиться, чтобы еще раз стрельнуть, теперь уже по приговоренным к смерти жителям Петрограда. Когда ванная была готова, Ленина погрузили отмокать, а Троцкий сказал:
– Часа через два вернусь!
Ленин вылупился чистый, пахучий в новом белье и новом костюме, но все никак не мог успокоиться. Прошло уже два с половиной часа, а Бронштейна нет, и Янкель куда-то подевался.
Тут появился Янкель, почесывая бородку, с улыбкой: рот до ушей.
– Ну, совсем другое дело. Вождь революции должен хорошо выглядеть. Гражданка Феофанова, вы свободны...
– Не обгадьтесь больше, вождь народов, - сказала она и стала выкладывать содержимое из сумки.
– А женское платье, где женское платье, не забудьте оставить, это архи важно. Янкель, почему такая тишина,
ты не знаешь? Мы победили или нас победили?– Мы. Шестьдесят процентов мы. Тишина свидетельствует, что противник сдался. Подождем Лейбу с пол часика он нам подтвердит.
– Да зд...гаствует социалистическая ...еволюция!
***
После холостого выстрела в сторону Зимнего, который охранялся девушками( сбежавшими) и юнкерами, АнтоновОвсеенко с одиннадцатью вооруженными солдатами, проникли во Дворец фактически через черный ход, долго блуждали по не освещенным помещениям и случайно оказались у Гранатовой палаты, где заседали министры Временного правительства. По существу это были старики, у них все время дрожали, руки, прилипали языки к небу; стоило войти в палату вооруженным людям, как они тут же подняли руки кверху. Их выпроводили, и отправили в Петропавловскую крепость и закрыли на все запоры.
Все ждали пули в грудь, а тут такая милость от тех, кто еще вчера находился у них в услужении.
Знацца, они, эти старики, от коих уже пахнет нафталином и мочой, поступают в твое распоряжение, Мозуркинс, глядикось, шоб не разбежались в разные стороны, сказал Антонов Овсеенко.
Вернувшись в пустующий дворец, слуги народа бросились резать патреты штыками и набивать карманы, и даже рюкзаки золотыми украшениями.
Вот собственно и весь штурм Зимнего дворца. Охрана Зимнего не оказала ни малейшего сопротивления.
Лживая коммунистическая пропаганда раздула этот пузырь, который лопнул только после развала и роспуска КПСС. В молодости мы привыкли к тому, что "штурм Зимнего" это величайшее событие в мировой истории. А оказывается, штурма-то никакого не было. Был захват, выживших из ума стариков, министров правительства Керенского. А сам Керенский спокойно покинул утопающую в крови Россию на американском джипе отсыпаться в посольстве, а затем уехал в США.
Пьяные солдаты и матросы бросились в палаты, где лежали раненые солдаты с забинтованными лицами. С них срывали бинты, чтобы удостовериться, что это раненые солдаты русской армии, воевавшие на Германском фронте.
Потом были открыты двери со стороны Невы и тут-то толпы гопников и прочего пролетариата ринулись грабить Дворец. Но грабить-то особенно было нечего.
Так называемая победа Октября состояла в том, что были арестованы несколько министров Временного правительства, а на Втором съезде советов заявлено о низложении Временного правительства.
Штыками были исколоты портреты царей, они остались изрезанными, как доказательство злобы гопников и прочего пролетариата, на кого сделал ставку Ленин.
В то время, когда происходили так называемые "исторические события" в Зимнем дворце, Ленин все еще пребывал в неведении и требовал, чтобы Кацнельсон накрыл его своим телом, произнося одни и те же слова -...еволюция, еволюция, да з...дгаствует социалистическая еволюция. Голова кружится, Янкель.
– Переход от положения жалкого эмигранта до царского трона, - слишком трудный и невероятный переход. Голова кружится от успехов, Ильич, - шептал ему на ухо Кацнельсон.
Где Лейба?
Он ушел проводить Варфоломеевскую ночь в Петрограде. Заодно и Зимний проверит. По моим расчетам он уже должен пасть, этот Зимний. Лейба только что приходил, сопел тут, а потом снова убежал, ты разве забыл? Теперь на посту номер 1 нахожусь я, Свердлов.