Вечерний круг. Час ночи

– Всё равно бросать нельзя, - убеждённо возразил Туркевич, и в голосе его прозвучали какие-то сильные, твёрдые, незнакомые Игорю нотки.
– Раз такая удача подвалила, что на Терентия вышли. Только тут каждый шаг надо продумать тщательно, - продолжал Туркевич.
– Каждый свой шаг. Конкретная задача у вас какая?

– Увидеть часы и шкатулку.

– И если они с вашей кражи, то что дальше?

– Дальше через Ткачука постараться выйти на всю группу. Один он эту кражу не мог совершить. И ещё корешок в Москве остался. Кто-то им там дал подвод под ту квартиру.

– Ясно. Наша просьба: в любом случае выявить какие-то его связи, Терентия этого. И особо пощупать насчёт Директора. Очень неясная фигура.

– Буду помнить. Как Заморин и Кикоев, установили?

– Нет таких в городе.

– Ого! Неужто они по чужим паспортам в Москве проживали?

– Возможно. Разини и в Москве есть, - едва усмехнулся Туркевич.

– Разини есть всюду, - хмуро возразил Откаленко.
– Возможно, они у вас кантуются без прописки, - и продолжил: - Давайте уточним всё же мою легенду. Я буду излагать, а вы под неё копайте. Она пока весьма условная.

И вот постепенно, в спорах, сомнениях, поисках, воспоминаниях и озарениях, начала складываться некая новая жизнь, которую должен был намертво запомнить Игорь. Впрочем, для него это была не новая работа. Как и для капитана Туркевича, кстати сказать.

Наконец Туркевич вздохнул и, аккуратно загасив в пепельнице очередную сигарету, заявил, откидываясь от стола:

– Ну тебя к чёрту. Обалдели мы с тобой уже. И кажись, всё, что можно, придумали. Так?

– Пожалуй, - неуверенно согласился Откаленко.

– Не пожалуй, а точно. И не сомневайся. Сейчас двигай в гостиницу, ложись и не вставай, пока гости не явятся. Полный отдых, договорились?

– Да, - с силой потягиваясь, кивнул Откаленко.
– Лишь бы пришли.

Они простились. Первым ушёл Откаленко. Как уходить из таких квартир, он знал.

Было уже около пяти, когда Игорь появился в гостинице. Он прошёл к себе в номер и повалился на кровать. По его расчётам, гости если и заявятся, то не раньше как часа через три, когда начнёт хоть немного темнеть.

Игорь прикрыл глаза. Здорово, однако, он устал. Сейчас только это почувствовал. И, оказывается, болела голова. Лежать с закрытыми глазами было удивительно приятно.

В окно медленно заползали жиденькие сумерки.

Он задремал окончательно и уже не видел, как тускнели, серели медные, жаркие полосы на потолке и стенах, как серыми сумерками заполнялась комната и в потемневшем небе начали возникать тонкие жёлтые иголочки первых звёзд.

Внезапный стук разбудил Игоря. Он открыл глаза, приподнялся на локте, зевнул и прислушался. Стук повторился уже настойчивей. Игорь вздохнул, крепко провёл ладонью по лицу и нехотя сполз с постели.

– Сейчас!..
– ворчливо крикнул он, направляясь к двери.

Щёлкнул замок, дверь распахнулась. На пороге стоял Ткачук.

– Дрых?
– весело спросил он, входя и по-хозяйски оглядывая комнату.
– А ну давай на выход с вещами. Ждут нас.

– Можно и без вещей, - проворчал Игорь, шнуруя ботинки.

– Можно. Но хрусты чтоб были. Велено так, понял?

Игорь выпрямился, вразвалочку подошёл к слегка оробевшему Ткачуку, крепко взял его за ворот рубахи и, притянув к себе, угрожающе процедил сквозь зубы:

– Запомни, бобик, мне велеть нельзя. Будешь в Москве, спроси про Чёрного.

– Отпусти… - полузадушенно прохрипел Ткачук и, когда Игорь с силой оттолкнул его от себя, добавил, потирая шею: - Ты, зараза, легче, понял? А то…

– Ну, что «а то»?

– А то… пожалуюсь.

– Ха! На меня, чтоб ты знал, жаловаться можно только господу богу и митрополиту. А к ним побежишь - от них не вернёшься. Усёк?

– Найдётся кому ещё пожаловаться, - сердито сказал Ткачук.
– Ну, пошли, что ли? Говорю ж тебе, ждут.

– Терентий?

– А кто ж ещё? Даже интерес проявил. Кто да откуда? А я почём знаю, откуда ты.

– Что ж ты ему сказал?

– Сказал, в гостинице познакомились. Свой, мол, парень.

– А как познакомились, помнишь?

– Откуда мне помнить? Пьяные все были. Я так ему сказал.

– Он про это тоже, выходит, спросил?

– Ага. Спросил.

– Ладно. Потопали. Сам всё скажу.

Игорь направился к двери.

– А ты чего же пустой идёшь?
– в спину ему недовольно спросил Ткачук.

– Я что сказал?
– с угрозой ответил Игорь, приоткрыв дверь.
– Пошли.

И Ткачук покорно последовал за ним.

Всю дорогу они шли молча. Ткачук выказывал свою обиду и дулся. Игорь размышлял. Что-то не понравился ему внезапный интерес Терентия к его персоне. Всё так же молча свернули в узкую, полутёмную и пустую улочку, мимо которой они уже один раз прошли. Игорь, остановившись, демонстративно прочёл на углу её название. После этого они зашли в большой, уже совсем тёмный, без единого фонаря, двор. В дальнем конце двора оказался двухэтажный бревенчатый дом, второй этаж которого был опоясан галереей, куда выходили двери квартир или, может быть, отдельных комнат.

По скрипучей, какой-то трухлявой лестнице они поднялись на второй этаж, вышли на галерею, и Ткачук деликатно постучал в одну из дверей. Игорь постарался запомнить и её, тем более что ждать пришлось довольно долго, пока за дверью послышались шаги.

– Кто там?
– спросил чей-то мужской голос, как показалось Игорю, довольно молодой и энергичный.

– Свои, - ответил явно не специальным отзывом Ткачук.
– Это я, Терентий Прокофьевич.

– Жди, - донеслось из-за двери, и шаги удалились.

– Чудит старик, - проворчал, словно ни к кому не обращаясь, Ткачук.

«Что-то пошёл прятать, - подумал Откаленко.
– Возможно, ещё кто-то ждёт».

Но вот шаги послышались снова, звякнули замки, и дверь отворилась. В тесном тамбуре-передней, заставленном какими-то ящиками и свёртками, стоял высокий, мускулистый человек лет пятидесяти, седые волосы красиво лежали вокруг полного загорелого лица. На нём была зелёная рубашка с короткими рукавами и светлые, модные, вельветовые джинсы с широким кожаным ремнём. Расстёгнутый ворот рубахи открывал крепкую, без морщин шею. Зоркие тёмные глаза под седыми бровями и твёрдая линия рта выдавали ум и характер. Имя совершенно не вязалось с внешностью этого человека, имя тянуло к какой-то кондовой старине.