Вечерний круг. Час ночи

Девушка небрежно снизу вверх оглядела Виталия и пожала плечами.

– Ну, длинный. А ещё чего?

– Молодой и красивый, - со смешком добавил Гошка.

– Молодые сейчас на одну зарплату живут. Чего у них, может, и много, а вот тут ещё не хватает.
– Она постучала согнутым пальчиком по лбу.
– Тебя как зовут?

– Виталий. А тебя?

– Уже знаешь. И где ты трубишь?

– Далеко.

– Шустришь, вроде нашего Гошеньки?

– С первой встречи, Маечка, говорить о работе не принято, - усмехнулся Виталий.
– Если подружимся, всё узнаешь.

– Ну и что? Попробуем подружиться. Запиши телефон. А здесь ко мне больше не подходи.

– Это почему?

– Глаз много. А я не люблю на людях. Так что звони. Утром лови, до девяти. Пока я в постельке.
– Она коротко рассмеялась.

– Понятно, Маечка. Будь спокойна, поймаю.

– А я пока спокойна, не загорелась. Ты не думай.

– А как сегодня?
– на всякий случай выразил нетерпение Виталий.

– Ты, мальчик, не торопи ночь. Сегодня я занята. Гоша, такси мне сейчас найдёшь, - повелительным тоном сказала Майя.

– Сей момент, - обрадованно и по-прежнему чуть заискивающе отозвался Гошка.

– Ну, так пошли, мальчики.

Втроём они направились к выходу из парка.

«Однако эта деловая Маечка быстро пошла на дружбу», - отметил про себя Виталий.

Гошка подогнал такси мгновенно, так что Виталий не успел сказать Майе и двух слов.

Когда девушка уехала, Гошка нетерпеливо спросил:

– А нам куда?

– А нам недалеко.

И они двинулись в сторону большой, залитой огнями площади.

У Виталия уже довольно давно появилось в городе два-три надёжных места, где он мог спокойно встретиться с кем угодно, где его знали и он мог быть уверен, что встречи его пройдут незаметно для окружающих и будут обставлены как надо. Одним из таких мест была скромная «Блинная» возле той самой площади.

Оглядев с презрением её скромный фасад, Гошка насмешливо присвистнул:

– Длинный, куда это ты меня приволок? Здесь одни мыши крупу жуют.

– Не суди, Гоша, по виду. За ним иной раз ой-ой чего прячется. Заходи.

Уже через полчаса, сидя в маленьком закутке возле общего зала и жадно уплетая тонкие, хрустящие блины с различной, вполне приемлемой закуской и проглотив уже третью рюмку водки, Гошка, отдуваясь, сказал:

– Ну, ты, Длинный, тоже даёшь. И место же выбрал, ёшь твою корень.

– А что?

– Знаем что, - хитро подмигнул Гошка.
– Не пальцем учены.

– А тебе, Гоша, не приходила мысль поменять работу?
– сочувственным тоном поинтересовался Виталий.
– Не жарко тебе на ней стало, не припекает зад-то?

Вопрос этот Виталий задал, когда Гошка достиг того состояния, когда потребность излить душу становится уже невыносимой.

– Я тебе так, Длинный, скажу. Всё бы ничего, но братан в печёнку залез. Бросай да бросай. Ко мне на завод иди. А мне его завод во как нужен!
– Гошка провёл ребром ладони по горлу.
– Ну а вокруг, конечно, палёным запахло.

– Это как понять?

– А так. Первое, значит, это братан, ёшь твою корень, чего-то, видать, дознался. Тюрягой грозит. Второе, парень один пропал. Хрен его знает, где он.

– У Бороды спроси.

– Да пошёл он на хрен, Борода. Я его, жабу, ещё и не так подставлю. Вот он у меня где.
– Гошка сжал кулак.
– Захочу, так он знаешь куда запылит?

– А Борода-то знает, где он у тебя?
– насмешливо осведомился Виталий.

– Раньше времени ему знать про то незачем. Что сделали у него, это так, начало только, - мстительно ухмыльнулся Гошка.
– Я его всего закопаю. Погоди.

– Ты зря не свисти, - махнул рукой Виталий.
– Про Бороду надо знать только одно, чтобы его закопать: как он «станок» крутит. А это тебе знать не положено.

– Кое-что знаем, - обещающе кивнул Гошка, уплетая блины.

– А сам ты, Гоша, что думаешь делать? Всю жизнь шестёркой не пробегаешь.

– А чего мне думать? За меня вон братан думает. У него думалка знаешь какая!

– Чужим умом жить - всё равно что чужими ногами ходить. Хуже нет.

– Плевать. Мне сейчас во как хорошо, понял?

– А братану за тебя плохо не будет?

– Иди ты на хрен!
– обозлился наконец Гошка.

Виталий покачал головой.

– Эх, Гоша! Я тебе одно предложение хотел сделать. Но тут надо своей головой работать. А у тебя, видать, чурка вместо головы.

– Но, ты! Больно длинный. Я тебя покороче сделаю, - Гошка продолжал пьяно злиться.
– Ишь! Один с одной стороны, другой с другой. А я не желаю, понял?!

– Значит, работкой доволен?
– усмехнулся Виталий.
– И дальше шестерить у Бороды будешь? Ну, валяй, валяй, Горшок. Каждому, конечно, своё.

– Да что ты ко мне прицепился?

– Я-то? Да показалось мне, что ты стоишь чего-то.

– Я, брат ты мой, ого сколько стою, не купишь.

– Это пусть тебя Борода покупает или Горох, а то и сам Вадим Саныч. Сколько они за тебя дадут, как думаешь?

– Сколько запрошу. Свобода им, так и так, дороже.

– Ох, куда занёсся! Здоров ты, Гошка, брехать, я смотрю. А, между прочим, с ними пойдёшь, если что. Разве только поменьше спрос будет. Но я тебе так скажу. И пятнадцать суток, допустим, под замком - и то хреново, сам знаешь. А тут суд светит. Тебе отломится двадцать пять по пятнадцать - зачешешься. Да нет. Ещё больше. Столько ты никогда не сидел. А ведь сам говоришь, дымится вокруг. Тогда чего ты ждёшь, скажи, а?

– Слышь, - помедлив, сказал Гошка, и голубые глаза его стали задумчивыми, он даже есть перестал: - Ты чего предлагаешь?

– Беги, Гоша. Без оглядки беги.

– А куда?

– Не ко мне, так к братану.

– А к тебе куда?

– Ко мне далеко, сам не добежишь.

– Эх, был бы Витька!
– мечтательно произнёс Гошка.

– Это который пропал?

– Ага.

– Ну и что было бы?

– Вдвоём мы куда хошь закатились бы. Во парень!

– Сидит же твой Витька, сам знаешь.

Гошка насторожённо посмотрел на Виталия, и как будто даже меньше хмеля стало в его пустых глазах.

– А ты почём знаешь?