Вечно 17
Шрифт:
– Нет! – почти кричу я. – Ты… Я ещё в своём уме!
Эрик откидывает голову назад и смотрит в небо. Ему явно не нравится шоу, которое я тут устроила. Но мне совершенно безразлично, что он сейчас чувствует и думает. Мне страшно, ясно?
– Это всего лишь байк, он не кусается.
– Эрик! Мы можем разбиться, перевернуться… да мало ли, что может произойти! Нет… если другого транспорта нет, то я сваливаю, – говорю я и отворачиваюсь. Мои ноги наконец-то заработали, и я делаю несколько шагов в сторону школы, как слышу немного хрипловатый голос сзади.
– Стой! Хорошо-хорошо, – окликнул меня Эрик, и я нехотя оборачиваюсь, – есть и машина.
Я хитро улыбаюсь – моя взяла! Брюнет слезает с чёрного байка и идёт вперёд,
– И куда мы держим путь? – смотрю, искренне улыбаясь, на Эрика и замечаю блеск в его зелёных глазах. Не понятно одно: блеск из-за холода или есть другие причины..? Тот хмыкнул и принялся выезжать из парковки. Не знаю почему, честно, просто не знаю, но я довольно улыбаюсь и даже почти смеюсь. Мне нравится все, что сейчас происходит, и я не хочу, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. С брюнетом мне весело и интересно. Ты смотришь на него и не понимаешь, что произойдёт через секунду. Он непредсказуемый человек, и это меня в нем привлекает. Боже, что же со мной стало? Где та Рэйчел, которая при одном виде любого парня сразу же бежала с ужасным криком. Я меняюсь, я взрослею, но радоваться ли мне? Почему все так сложно? На самом деле в жизни все просто, это люди привыкли все усложнять. К чему бы человек только не прикоснулся, это сразу же умирает.
– Будем молчать всю дорогу или обсудим, что-то по-настоящему важное? – в бархатном голосе Эрика я уловила смешок. Я поправила волосы и принялась играться пальцами. Моя левая рука играется с пальцами другой руки: я их и скручиваю, и щипаю, и вытягиваю. Специально смотрю в пол, чтобы не дай Бог не пересечься взглядом с брюнетом. Мое сердце нервно бьется, сотрясая грудь. Мне становится душно, хоть машина ещё не согрелась. Это точно простуда.
– Ну, давай поговорим, – отвечаю с неохотой я, хоть мне и очень хотелось бы что-то обсудить.
Боковым зрением замечаю ухмылку на шелковом лице парня.
– Как ты относишься к шимпанзе?
От такого вопроса моя голова самовольно повернулась к молодому человеку. Я смотрю на его красивый профиль и пытаюсь понять ни очередная ли это шутка? Эрик время от времени переводит взгляд то ли на меня, то ли на дорогу. Он молчит и ждёт ответа. Нет, это не шутка. Я протяжно выдыхаю.
– Никак не отношусь, то есть, нейтрально.
Эрик недовольно фыркнул. Мне становится неловко. Что я такого сказала?
– Нейтрально… – повторяет он, – между прочим, карликовые шимпанзе на грани вымирания!
Брюнет явно отчитывает меня, и это неприятно. Я чувствую, как горят мои щёки. Мне хочется провалиться сквозь землю. Я словно попала на урок биологии,
где меня ругает перед всем классом миссис Грэм. Определённо не стоило соглашаться на эту прогулку. Знала же, что все закончится ссорой и слезами. Глупее меня, только… никто!Эрик, видя мой хмурый вид, прекратил свой монолог. Повисло тяжёлое молчание. Не знаю о чем сейчас думает парень, но я думаю лишь о том, как меня угораздило согласиться на поездку? Надо прекратить общение с Эриком.
Смотрю в окно. Если не ошибаюсь, то сейчас мы находимся в восточной части города. Глаза ослепляют гирлянды на столбах, вывески магазинов. Люди, смеясь, идут куда-то вперёд; по их счастливым лицам видно, как они умеют жить. Для одних жизнь – это череда дел и рутины, для других жизнь – это вечеринки и выпивка. Мы в пустую разбазариваем свои минуты и часы, не понимая, что жизнь – не игра – ты её не сможешь перезагрузить и начать все с нуля. Порой я думаю о финале. Что меня ждёт впереди? Кем я буду и буду ли вообще? Вопросы, вопросы и никаких ответов. Мне страшно. Я не хочу взрослеть. Взросление – это, настоящее восприятие реальности, к которой тебя готовили твои ошибки. В детстве мы думаем, что мир состоит из хороших людей и счастливых моментов, но со временем все меняется, и хорошие люди превращаются в пыль. Человек – порождение зла и боли. И как такие монстры, как мы, могут любить? Что для вас значит любовь?
Для меня ничего. Любви – нет. Это иллюзия, миф. Людям просто скучно, и от ничегонеделания они выдумали любовь. Во многих случаях под любовью скрывается самовнушение. Мне жаль такие пары.
Машина останавливается. Моя голова смотрит в разные стороны, стараясь понять куда нас занесло. Парк. Я вижу пустой парк, который еле оснащён светом. Наверное, это странно, что Эрик привёз меня в эту глухомань? От отрицательных мыслей земля уходит из-под ног.
– Ты часом не маньяк? – слабо улыбаясь спрашиваю я, выходя из машины. Брюнет хлопнул дверцей автомобиля и повернулся ко мне. Хоть его губы были неподвижны, но парня выдавали глаза – он ими улыбался.
– Браво, ты меня раскусила, – отвечает тот.
Мы проходим к бульвару. Я пытаюсь отгонять от себя глупые мысли и фантазии, но они оказываются настойчивыми. Невольно перед глазами всплыла такая картина: Эрик резко хватает меня за горло и вытаскивает со своего кармана охотничий нож. Его сумасшедший смех пронимает меня до мурашек. Я чувствую его хладнокровное дыхание; его безумный взгляд, который требует завершения начатого шоу. Его железная хватка душит меня, и его это удовлетворяет. От таких бурных фантазий мне становится в тысячу раз хуже. Всё-таки фильмы ужасов плохо влияют на мою психику.
Мы медленно шагаем вперёд и молчим. Стоит такая гробовая тишина, что даже слышно, как по венам течёт кровь. Подул холодный ветер, от которого моя кожа покрылась пупырышками. От порыва ветра стволы деревьев раскачались, и тени, что падали на мозаичный тротуар, принялись двигаться.
– Холодно? – замечает мой жалкий вид зеленоглазый брюнет. Я киваю.
Эрик снимает с себя свой пиджак и накидывает его на мои плечи. Мне сразу же стало тепло, как и снаружи, так и внутри. Раньше никто для меня такого не делал. Я ведь впервые гуляю с парнем… наедине, поэтому даже понятия не имею, как себя вести, что говорить и как отвечать. Этот добрый жест меня раскрепощает и мои губы складываются в глупую улыбку.
– А как же ты? – с тревогой спрашиваю я, остановившись. Эрик поправляет свою шевелюру и суёт руки в карманы штанов.
– Мне не холодно.
Что-то он сегодня неразговорчив. Мы доходим до ближайшей скамейки и садимся на неё. Открылся вид на старый театр, который закрыли после неудачной постановки пьесы «Гамлет»; вдобавок, умер от сердечного приступа директор театра. Потихоньку все в этом городе умирает. Это вгоняет меня в глубокое размышление о смысле жизни. В каждом человеке живет одинокий философ, который проявляется именно в тишине.