Вечно 17

– Ладно, звони! Пусть приедут и увидят все эти бутылки алкоголя, уверена, что здесь ещё есть и дурь! Звони, ну же! – посмотрим, что он на это ответит. Парень сдаётся и убирает телефон обратно в карман, я довольно улыбаюсь. – То-то же! Я ухожу! – говорю я и разворачиваюсь к нему спиной.

– Нет, ты никуда не пойдёшь! – Хвостик хватает мое запястье и резко тянет к себе. Его ладонь железной хваткой вцепилась в мою руку, от чего я вскрикнула. Пытаюсь вырваться из его грубых клешней, но безуспешно. Он сильнее меня. Замечаю движение сзади, а затем вижу Эрика. Он подбегает к Коди и со всей силой бьет его в нос. Тот отпускает меня и хватается за своё лицо. Эрик аккуратно берет меня за руку, и мы вместе выходим из помещения. Мое тело ужасно дрожит. Это страх. Я ничего не понимаю, и мне хочется залечь на дно или просто умереть. Все вокруг потеряло окрас, мир стал серым и таким незнакомым. Мне очень обидно; я чувствую злость на Коди, который повёл себя, как последний урод. С чего тот решил, что может решать за меня? Даже моя мама лишена такой власти. Я не хочу верить в то, что сейчас было. Это просто страшный сон. Я сплю и не могу проснуться, точно, так и есть. Боже, кого я обманываю! Это реальность! Только в реальности все так хреново. Прошу, дайте мне яд, чтобы больше не чувствовать эту боль. Она меня мучает.

Мы в четвёртом подходим к чёрному «Шевроле». Роуз открывает дверь заднего сидения и запрыгивает внутрь, а я за ней.

– Мой байк… – произносит Скотт. Я вспоминаю о «железном коне», на котором меня хотел прокатить парень. Он по-прежнему на стоянке.

– Отвезу всех домой и вернусь за ним, – отвечает Эрик, заводя ключ зажигания. Мы с Роуз сидим сзади и просто тупо молчим. Боксеры на взводе. Злой боксёр опасней всяких бомб. Ро застёгивают свою курточку и что-то бубнит. Такое поведение появляется у подруги в крайних случаях, как раз вот таких. Мы тронулись с места, и школа становилась все дальше и дальше от нас.

– Что с твоим лицом? – спрашивает Скотт своего друга.

– Чёрные уроды… – брюнет разгоняется. – Мы столкнулись с ними в парке. Они обещали навестить нас в «сходке».

Второй брюнет выругался. Я смотрю на них и чувствую тяжесть. Это необъяснимо.

Я с самого утра знала, что этот день будет таким дерьмовым. Сегодня каждый из нас пострадал по своему: кто-то физически, а кто-то морально. Мы едем в тишине, что заставляла нас думать о вещах, о которых мы бы мечтали забыть.

Этот день оставил кровавый отпечаток в моей памяти. Я закрываю глаза и тону в темноте.

Глава 9

Как хорошо жить рядом с океаном… Ты выходишь на веранду и чувствуешь морское дыхание, которое замораживает твоё тело, делая из тебя безмятежную фигуру без каких-либо забот. Твои глаза осматривают линию побережья, и в твоей голове проносится мысль: «Как прекрасна жизнь без людей…», а потом твои руки тянутся к бледно-голубому небу, что так глупо уступает океану свое законное место по голубизне. А морская вода издевается над небосводом – синие, пенистые волны разбиваются об грубые скалы и разносятся в разные стороны, подстегивая проведение. А ты стоишь и наблюдаешь над детскими играми двух сфер, украдкой улыбаясь. Все это делает тебя счастливой, не правда ли?

Неужели, вам никогда не хотелось побыть в одиночестве? Вы не желали жить в какой-то глуши без людей? Ведь люди – основная причина, по которой мне не хочется выходить на улицу. А вам? Я просто мечтала о маленьком домике на побережье, желательно, Атлантического океана, где есть только я, мой очаг и пёсик Граф. Я боюсь людей. Боюсь, что они мне могут сделать больно. Лучше быть отшельником, чем человеком с израненной душой.

Океан – олицетворение одиночества, свободы и сильного духа. Я желаю быть океаном, хочу, чтобы во мне тонули люди, чтобы уходили ко дну, из которого никто не возвращается.

***

Суббота.

Я рада, что, наконец-то, настали выходные. За эти два дня я должна прийти в себя и понять, что будет дальше. Коди Гиллис и Бен Озборн… кто они мне? Мы друзья, знакомые или враги? Вспоминаю тот страшный вечер и ужасаюсь. В пятницу я пропустила занятия, соврав маме о своём «ужасном самочувствии разлагающегося трупа», и, к счастью, мне удалось провести женщину. Главная причина, по которой мне пришлось пропустить день в школе – это мои друзья, но это вы и так поняли. От грубого поведения Коди и его захвата моей несчастной руки остались неприятные воспоминания в виде фиолетового синяка. Просто отлично! К комплекту «Ошибки молодости» добавились и гематомы.

Боже, как все это могло произойти за считанные дни? Поражаюсь этому факту. Жизнь за одно мгновение способна превратиться в ад. Всё-таки быть подростком ужасно. Ты проходишь такой этап жизни, от которого зависит твоё будущее. Твой день – сплошная борьба: битва с самооценкой, битва с издевательствами, битва с оценками, битва с семейной трагедией, битва с собой. Самое ужасное это то, что ты везде проигрываешь. А ведь мы не железные. Многие родители не имеют понятия какой груз тащит на себе их ребёнок. Быть социальным изгоем трудно, даже можно сказать угнетающе. Ты проживаешь целый день боли, которая сдавливает тебя, как какой-то прыщавый пацан червяка. Это унизительно. Хочется взглянуть вверх и громко-громко проорать: «Какого черта это все происходит именно со мной, а?», но никто не ответит тебе, никто не взглянет и не поможет. Это факт.

Моя мама говорит, что сильный человек не должен стесняться своих слез. Плач – это нормальное восприятие реальности и правды. И я с ней согласна. Плакать не стыдно. Нельзя держать все чувства в себе, так можно и свихнуться.

Все эти изводящие вопросы мгновенно испарились, когда я постучалась в дверь Фишеров. На дворе уже смеркается, и солнце покидает наш город и лично меня. Я стою на крыльце и пытаюсь не превратиться в ледышку. Хоть и Митсент-Сити привык к солнечным лучам, город всегда отличался от других своим влажным, умеренным климатом. Спустя, наверное, минуту, дверь отперлась и на пороге стояла Миссис Фишер – мать Роуз. На белокурых волосах женщины нацеплен резиновый ободок, который резал глаза своим ядерно-жёлтым окрасом. Худощавая миссис Фишер одета в спортивный костюм, а через её шею перевешено белое полотенце. Она невинно мне улыбается, а я, в свою очередь, ей.

– Рэйчел! Здравствуй, ты одна? – Реджина осмотрелась по сторонам, проверяя есть ли кто ещё, а затем вернула свой взгляд ко мне. Наверное, она имеет в виду маму.

– Добрый вечер, миссис Фишер, – я улыбнулась, – да, сегодня я одна. У нас с Роуз намечается пижамная вечеринка… – я подняла рюкзак с личными вещами на уровень головы, демонстрируя блондинке. Та, кивая, начала улыбаться шире. Хозяйка, в конце концов, пригласила меня в дом, расспрашивая о школьных достижений её дочери. Ох, это напряженный момент. Роуз учится стабильно, если не считать урок мистера Томсона – учителя по алгебре. Этот рыжий мужчина с чёрными, прямоугольными очками держит зуб на меня и мою подругу. Он всеми способами пытается испортить наши четвертные оценки и обезобразить характеристику. Почему математик так нас недолюбливает.? Это долгая и не очень веселая история (для кого как), которая имеет начало с первого апреля прошлого года. Как-нибудь я вам её растолкую, но это позже. Вернёмся в реальность.

Реджина за эти мгновения успела сообщить, что покидает дом, чтобы «привести себя в более живой и свежий вид», а её муж уехал за город к своему другу на мальчишник. Получается… мы с Ро одни? Я мысленно радуюсь и пускаю конфетти, а снаружи просто киваю и улыбаюсь левым уголком губ. Слышу, как по каменной лестнице спускается блондинка. Она быстрым неуклюжим шагом направилась ко мне, что-то говоря себе под нос. Через считанные секунды девушка в чёрных брюках и белой кофте на пуговицах обнимает меня и целует в щеку.

– Девушки, – обращается к нам миссис Фишер, надевая на уши наушники, – надеюсь, к моему возвращению дом будет цел?

Мы с Роуз переглянулись. В наших глазах резвятся чертики, которые уже составили план этого вечера. Мы кивнули, и Реджина покидает гостиную. Как только дверь захлопнулась, Роуз начала громко визжать и прыгать вверх и вниз. Я прямо-таки чувствую, как под моими ногами сотрясается пол. Блондинка продолжает переворачивать гостиную вверх дном, а я тем временем прохожу к лестнице. Дом такой же уютный, впрочем, как обычно.