Вечно ты

Представив себе эту картину, Люда вдруг засмеялась. Мужчины с удивлением посмотрели на нее, и тут раздался звонок в дверь.

– Здрасте, – сказала Варя, входя и скидывая с плеч огромный рюкзак. При соприкосновении с полом он глухо зазвенел. – Где вешать будем?

Она нагнулась расстегнуть тяжелые, почти мужские ботинки на толстой подошве.

– Проходите так, – поспешно сказала Люда.

– Нет, натопчу.

Люда протянула ей свои тапочки, а сама надела Верины. Тапки оказались Варе страшно велики, и она заскользила в комнату как на лыжах.

– Ну, папусь, показывай фронт работ.

– Дщерь, ты поступаешь в распоряжение Игоря Сергеевича и Людмилы Игоревны.

– Варенька, прошу вас, – папа проводил ее в большую комнату, – может быть, вы хотите чаю или кофе?

– Сразу к делу, – отрезала она.

Папа с Людой задумались. С квартирой семье Корсунских очень повезло. Когда мама с папой поженились, то обменяли свое жилье на три комнаты в сталинской коммуналке. В четвертой комнате жила одинокая старушка, которая умерла вскоре после рождения Люды, а поскольку папа тогда как раз защитил докторскую и получил право на дополнительные двадцать пять метров площади, то подселять им никого не стали. Какое-то время старушкина комната была папиным кабинетом, но, когда Люда подросла и стало ясно, что девочкам в одной комнате тесно, ее переселили туда, и она до сих пор была благодарна папе за такую щедрость. Теперь в трех маленьких комнатах жили бабушка, Вера и Люда, а одна большая официально считалась родительской спальней, но использовалась еще и как гостиная. В ней и решили повесить новые полки, сочтя, что все вместе на одной стене они будут смотреться выигрышнее.

– Вот здесь, Варенька, – папа показал на стену, возле которой стоял сложенный стол-книжка, на котором громоздились высокие стопки книг.

– Ага, поняла. Для начала надо все это убрать.

Папа с Людой принялись переносить стопки к другой стене, а Варя притащила рюкзак, открыла и, насвистывая, принялась в нем рыться.

– Так, а сами полки где?

Люда показала на длинные и узкие коробки.

– Так их еще собрать же надо!

Папа со Львом переглянулись:

– В самом деле… А мы об этом как-то не подумали, – протянул папа.

– Ну, папочка, это дорого будет тебе стоить, – достав из рюкзака канцелярский нож, Варя мгновенным движением вскрыла коробку, – фурнитура-то хоть вся на месте? Ага, вижу…

Она разложила на полу пахнущие лаком коричневые доски.

Лев шагнул к ней, но Варя осадила:

– Стой там и ничего не трогай. А то или стекла побьешь, или шурупы растеряешь, знаю тебя. На вот, придержи боковину и не шевелись, пока я не скажу.

– Есть, – улыбнулся Лев, замирая с доской в руке, – вот говорят, что мужчина должен родить сына, построить дом и посадить дерево. А я вот родил дочь, которая сделает все остальное.

– Папусь, не прибедняйся, ты еще сам все успеешь по этому списку. Аккуратно отпускай и держи теперь вот это.

Люда оглянуться не успела, как груда дощечек под Вариными руками превратилась в четыре аккуратные полочки.

– Ну что, как будем вешать? В шахматном порядке? Стремянка в доме есть? Или надо было свою привезти?

Папа завороженно кивнул и принес из кладовки стремянку.

В руках Вари появились рулетка и карандаш.

Несколько движений, и вот уже намечено, где сверлить дырки.

– Послушайте, Варенька, а вам не кажется, что надо сначала примерить? – спросил папа, когда Варя достала из рюкзака ручную дрель.

– Так примерила уже.

– Полку приложить.

– Зачем?

– Не волнуйтесь, Игорь Сергеевич, – сказал Лев, – тут верный глаз и твердая рука. Варища хирург от бога, ей даже сосудистые протезы доверяют вшивать, так уж полку она как-нибудь повесит ровно.

– Я не сомневаюсь, просто мне удивительно, Варя, как вы сразу видите все эти расстояния и углы.

– А мне удивительно, как вы не видите, – фыркнула она, – у каждого свое восприятие мира. Ладно, папусь, раз клиент требует, давай прикинем…

– Нет-нет, я всецело доверяю вашему профессионализму! – воскликнул папа.

Варя приставила к стене дрель, страшно оскалилась и с бешеной скоростью закрутила ручку.

– Тяжелая мужицкая праця, – вздохнул Лев, придерживая стремянку, которая от Вариных энергичных движений скрипела и угрожающе подрагивала, – но что поделаешь, приходится вкалывать самой, когда твой отец не рожден для мирной жизни и созидательного труда.

– Во-во, – Варя энергично сдула упавшие на лицо тонкие волосы, – ни малейших полезных навыков в быту и народном хозяйстве.

Лев покрепче взялся за стремянку:

– К сожалению, есть такая профессия – убивать людей.

– И погибать самому, – буркнула Варя.

– Не бойся, дочь, генералов на войне редко убивают. Убивали бы почаще, так и войн было бы поменьше.

– Полку давай.

Лев поднял полку над головой, и Варя насадила ее на крепления:

– Ну что? Ровно?

Папа отошел к противоположной стене и прищурился:

– Идеально.

Варя вновь вгрызлась дрелью в стену с такой яростью, что Люде самой захотелось попробовать.

Работа у Вари спорилась, и не прошло и часа, как все четыре полки висели на стене, радуя глаз идеальной симметрией.

– А давайте-ка мы с вами, Лев Васильевич, тоже сделаем одно настоящее мужское дело, – улыбнулся папа, – выпьем коньячку.

– А давайте.

– А барышням чайку с конфетками.

Папа достал из шкафа коробочку финских конфет, которая была отложена на подарок для кого-нибудь важного, и Люде стало очень приятно, что он решил потратить эту стратегическую коробку именно на Варю.

Лимон был уже нарезан, чай заварен, коньяк разлит по пузатым бокалам, за окном сгустилась темнота, в которой раскачивался одинокий фонарь, Варя взахлеб рассказывала о своем кумире – курсанте Военно-медицинской академии Яне Колдунове, который умеет все, хоть еще совсем молодой, всего на курс старше, и больше всего на свете она хочет стать такой же, как он.

– У вас обязательно получится, – улыбался папа, а Лев потихоньку подмигивал Люде из-за своего бокала.

Это оказался удивительно хороший вечер. Последний хороший вечер дома.

В нем крылось еще одно тайное, но драгоценное воспоминание. Впервые Люда за образом отца увидела человека, не строгого, справедливого и мудрого наставника, а такую же простую душу, как она сама, со всеми сомнениями и слабостями, и тогда ей на миг показалось, что скоро они смогут общаться не как отец и дочь, а как два равных, любящих друг друга человека, почти так же, как Лев общается со своей Дщерью.

Они с папой тогда будто продышали окошечко в морозном узоре на стекле и ясно увидели друг друга, но вскоре это окошечко вновь подернулось льдом, и теперь уже навсегда.