Вечно ты

Так они попали в музей-квартиру Кирова. Лев встретил Люду после работы, и они бесцельно побрели по Каменноостровскому проспекту, радуясь первому по-настоящему весеннему дню. Слежавшийся снег таял, с сосулек, искрясь на солнце и дробно стуча, падала капель, тут и там водосточные трубы внезапно вздыхали и с грохотом выплевывали горы льда, дома стояли мокрые, будто умывшиеся после зимней спячки. Люде было так весело и радостно, будто она видела приход весны первый раз. И только они со Львом решили дойти до Невы, посмотреть, не начался ли ледоход, как вдруг подул ветер и полетел такой густой снег, будто на небе пуховая перина порвалась возле работающего вентилятора. Как только Люда пыталась что-нибудь сказать, огромные снежинки залетали ей в рот и таяли на языке. Подняв воротники и съежившись, Люда и Лев забежали в высокую арку с огромным фонарем, уютно мерцающим в сплошной снежной завесе, и Люда вспомнила, что именно здесь расположена квартира «нашего Мироныча», где ее принимали в пионеры.

Музей работал, и они оказались в нем единственными посетителями. Побродили возле стендов с фотографиями и автографами, оценили письменный стол и шкуру медведя. Льву, кажется, было интересно, а Люда просто ходила по гулким комнатам и вспоминала, как волновалась, когда произносила торжественное обещание, а председатель совета дружины повязывала ей галстук. Ей тогда казалось, что она вступает в новую, неизведанную сферу жизни. Почти так же, как и сейчас.

Смотрительница не пошла за ними в следующую комнату, и они остались наедине со стендами, отражающими вехи биографии Кирова. Честно изучив их, Люда и Лев остановились у окна. Ветер утих, и снег, кружа, медленно и величаво опускался на город – на рыжие крыши, на ветви лип и тополей, на прохожих, снабжая их нарядными белыми шапками и эполетами.

Вдруг Люда почувствовала, как рука Льва тяжело легла ей на талию и притянула к себе. Глаза их оказались совсем близко, Люде сделалось весело и страшно, как на американских горках, она зажмурилась и почувствовала осторожное прикосновение теплых сухих губ к своим губам. Интуитивно она поняла, что это еще не настоящий поцелуй, а так, что-то вроде вежливого стука в дверь, когда человек знает, что ему рады и откроют. Она неловко положила руки на плечи Льву, но тут в соседней комнате тяжело заскрипели половицы, и Люда со Львом поспешно отпрянули друг от друга.

– Пойдемте? – спросила Люда каким-то не своим голосом.

– Да, сейчас. Дайте мне две минутки, – Лев резко выдохнул и очень внимательно уставился в окно.

Люда застыла перед фотографией Ленина. Сидя в кресле с газетой в руках, вождь смотрел на нее весело и проницательно, как будто подмигивал.

Тут она почувствовала, как теплая и сильная рука Льва смыкается вокруг ее ладони.

– Послушайте, Люда, я, конечно, понимаю, что женщина первая должна делать этот важный шаг, но, может, мы все-таки перейдем на «ты»? – тихо спросил он.

Люда растерялась:

– На «вы» мне как-то привычнее, Лев Васильевич. Но да, наверное, надо перейти…

– Тогда уж зовите меня товарищ генерал-майор, я хоть немножко менее старым буду себя чувствовать, Людмила Игоревна.

– Вы не старый. То есть ты. Ты, – новое обращение приятно щипало язык, как газировка.

– Ты… Слушай, а как тебе нравится, когда тебя зовут?

– В смысле?

– Ну я вот Лев, тут ничего не придумаешь. Лев или Лева, последний вариант, кстати, не люблю. А у тебя такое имя богатое, и Люся, и Мила, и Люда.

– И страхолюда, – мрачно добавила она.

Лев фыркнул и тут же осекся:

– Серьезно, как тебе нравится?

Она потупилась, но все-таки выдала тайну:

– Людок.

Это услышанное в каком-то фильме имя предназначалось веселой, заводной и энергичной девушке, какой Люда не была и какой всегда мечтала быть. Это был ее тайный позывной, который она никому не открывала.

– Классно. Людок. Вот и познакомились.

Тут за дверью громко и очень убедительно кашлянули, в зал вошла смотрительница и сказала, что музей закрывается.

Будучи девушкой неискушенной, Люда тем не менее знала, что всем мужчинам от женщин нужно ЭТО, а все остальное далеко потом. Даже не так, все остальное идет в нагрузку к ЭТОМУ и даром не надо, если ЭТОГО не дают. И главная стратегическая задача девушки – убедить поклонника, что ее ЭТО в миллион раз лучше, чем ЭТО других девушек, но это получит он только через загс. Такова была суть бабушкиных наставлений, хоть выражалась она, конечно, гораздо изящнее.

До знакомства со Львом Люде даже в голову не приходило сомневаться в сих незыблемых женских постулатах. Если ПОЗВОЛИШЬ мужчине ЭТО, то он сразу поймет, что ты ДОСТУПНАЯ, а на таких не женятся. Да и вообще зачем, если он уже получил что хотел? А когда мужчина после ЭТОГО не женится, то ты станешь ПОРЧЕНАЯ, покроешь несмываемым позором себя саму и все свое семейство, а потом очень быстро кончишь жизнь в придорожной канаве.

Люда, естественно, не хотела для себя такой судьбы, но понимала, что Лев взрослый человек, и пионерские обнимашки по музеям не совсем соответствуют его представлениям об идеальном отпуске, после которого он вернется в зону боевых действий, где может быть убит. Поэтому, когда он пригласил ее в гости, сердце Люды екнуло, но все-таки она согласилась.

Если бы только родители узнали, что она идет в гости к мужчине, то легли бы поперек порога, но не выпустили ее из дому. Девушка одна ни в коем случае не должна посещать жилище даже официального жениха, а идти к человеку, который вообще не представлен ее родителям и ни разу не бывал у нее дома, запрещается самым строжайшим образом. Тут можно даже ничего не ПОЗВОЛЯТЬ, репутация все равно испорчена.

Лев жил в такой же, как у Анютки, отрезанной квартирке, только ванная у него была самая прозаическая, отдельная.

Дома у Льва было до неправдоподобия чисто, но безалаберно. На сияющем от мастики паркете валялось лыжное снаряжение, в комнате из-под дивана торчал кусочек чего-то брезентового, скрученного в рулон, на стенах радовали глаз листы из анатомического атласа с изображениями распотрошенного человека, в одном углу сиротливо жался чехол с гитарой, а в другом стоял пластмассовый скелет в накинутом на ключицы белом халате.

– Это наш Костя Косточкин, – улыбнулся Лев, – Варя притащила для учебы. Сама в одной комнате с ним спать боится, а я терплю. А ты как? Не страшно?

– Страшно, – буркнула Люда, – но не поэтому.

– Пойду чайник поставлю, – сказал Лев и вышел.

Люда немножко постояла неприкаянно посреди комнаты, посмотрела в пустые глазницы Кости и пошла вслед за Львом.

В кухне тоже царил уютный кавардак пополам с чистотой операционной. Стальной бок чайника сиял, на плите ни крошечки, на стене ни пятнышка, но по широкому подоконнику разбросаны учебники и конспекты, на столе вместо ножей и вилок валялись пинцеты, зажимы и иглодержатели, а с круглой фарфоровой ручки буфета свисала длинная нитяная косица – это Варя тренировалась вязать узлы.

– Я тортик купил, – прокричал Лев, из-за дверцы холодильника не видевший, как она вошла, – но Варищи что-то пока еще нет. Наверное, опять на операцию осталась. Подождем?

– Конечно, подождем.

Лев подпрыгнул от неожиданности:

– Ой, ты здесь, – он захлопнул холодильник, – пока можем с пряниками попить. Еще варенье есть малиновое, мама делала, но она три года как умерла, так что я бы не рискнул.

– Давай так посидим.

Кивнув, Лев выдвинул стул, на котором обнаружился ком из марлевых масок.