Вечно ты

– Вот что за человек… – взяв маски, он бросил их в гору книг на подоконнике. – Скоро дома шагу нельзя будет ступить, чтобы не напороться на какие-нибудь ампутированные ноги или что еще похуже. Привыкла жить сама, что ж поделаешь. Но, я надеюсь, вы с ней найдете общий язык.

– Конечно. Я, наоборот, боюсь…

– Не бойся, – он вдруг посерьезнел, пристально посмотрел ей в глаза и повторил: – Не бойся, пожалуйста.

Люда молчала. На плите чайник зашумел, крышка стала подпрыгивать, уютно позвякивая, как будто они были вместе уже тысячу лет.

– Ты мне очень нравишься, – просто сказал Лев, – но ты не думай, что должна из-за этого что-то делать. Особенно если ты раньше этого никогда не делала.

– Спасибо, – она почувствовала, что краснеет.

– Варька должна была быть уже дома, – повторил он, – и обещала, между прочим. А сама усвистала черт знает куда.

Лев встал и выключил чайник.

– Ты мне тоже очень нравишься, – сказала она, – и я волнуюсь, что из-за меня ты не делаешь того, что должен делать.

Лев коротко засмеялся, а через секунду они уже целовались жадно, крепко и непристойно. От близости его сильного тела кружилась голова, из которой вдруг вылетели все правила и постулаты, и осталась только одна ясная мысль – она, Люда, родилась ради того, чтобы быть с ним. Хотя бы один раз. Рука его легла ей на грудь, и Люда вздрогнула, но всего лишь на секунду. Она прижалась к нему еще крепче, Лев приподнял ее, посадил на подоконник, рука его двинулась вверх по ее бедру…

И тут хлопнула входная дверь. Лев мгновенно отпрянул, Люда спрыгнула с подоконника.

– Господи, слава богу, – пробормотал он, стремительно ополаскивая лицо холодной водой, – еще бы секунда, и все.

– Папусь, извини, что задержалась, но сегодня был пациент с интереснейшей клиникой. Ну никак не могла уйти, не выяснив, есть у него аппендицит или нет. – В кухню влетела щуплая девица с невзрачным веснушчатым лицом и легкими, как пух, волосами, и вдруг резко остановилась на пороге: – Ой, здравствуйте, Людмила Игоревна!

– Ну и что, есть? – внезапно вырвалось у Люды.

– Естественно! Великие профессора сомневались, но от нас с Колдуновым еще ни один аппендицит не уходил!

Лев покачал головой:

– Подожди еще, не зарекайся. Жизнь такая, что без ошибок не обходится.

– Ян то же самое говорит, прямо как ты.

– Позвольте представить мою дочь Варвару, – торжественно провозгласил Лев, – вашу бывшую студентку, что в очередной раз доказывает, как тесен мир.

– Не так тесен, как хотелось бы, – хмыкнула девушка. – Эх, папусик, вот что бы тебе не познакомиться с Людмилой Игоревной на пару лет пораньше, я бы тогда не учила аккузативус-аблятивус и всю остальную муть.

– Очень приятно с вами снова познакомиться, Варя, – сказала Люда.

– Ну раз церемонии закончены, давайте чай с тортом пить, – Лев достал из холодильника картонный кубик с изображением белого медведя.

– Ого, ты в «Север» гонял?

– Чего только от безделья не сделаешь. Кстати, Варя, пока ты учишься в институте, тебе придется называть Люду Людмилой Игоревной и на «вы».

– Да?

– Да, Варвара. Субординация штука страшная, но полезная.

– Ладно, без проблем. Ну хоть вспомнить можно, сколько Людмила Игоревна из меня крови выпила?

– Разве? Простите, Варя, но если бы у вас были трудности с дифзачетом, пересдачи, я бы вас запомнила гораздо лучше, а не только в лицо.

– Нет, я все контрольные на пятерки написала и получила «автомат». Но чего мне это стоило… – Варя энергично тряхнула головой: – Вот ничего в жизни вовремя не приходит!

– Угу. Особенно мудрость, – Лев разложил торт по блюдечкам.

– А вам прямо нравится латынь?

Люда вздохнула:

– Я к ней привыкла. Мечтала поступить на испанское отделение, но туда нечего было даже и пытаться. Конкурс огромный. Все-таки на филфак поступают, чтобы потом ездить работать за границу, а с мертвыми языками куда поедешь?

– На тот свет, в Древнюю Грецию, – фыркнула Варя.

– Разве что, – улыбнулась Люда, – но вообще учить древние языки полезно, недаром они преподавались в гимназиях до революции.

Стремительно съев два куска торта, Варя поднялась из-за стола.

– Папусь, я, пожалуй, обратно в клинику поеду. Сегодня Колдунов дежурит, а у него всегда куча пациентов, и обязательно скорая притащит какой-нибудь уникальный случай.

– Ты имеешь в виду до утра?

– Ну да.

– А «поеду» ты имеешь в виду на машине?

– Естественно.

Лев с Людой переглянулись. Вздохнули. Переглянулись еще раз. Было ясно, что Варя уходит не только из любви к науке, но и из деликатности. И Люда была почти готова, но Лев, кажется, прочитал в ее глазах это «почти».

– Тогда давай завезем домой Людмилу Игоревну, – сказал он.

– А ты?

– А я вернусь домой на метро, если тебя это интересует. Эх, ростишь этих детей, ростишь, – пригорюнился Лев, – а потом собственный автомобиль у них не выпросишь.

Иногда Люда была благодарна Льву за проявленную тогда деликатность, но чаще ее накрывала острая волна сожаления. В глубине души Люда знала, что если бы вдруг реально представилась возможность вернуться в прошлое и что-то в нем изменить, она отправилась бы не в день накануне знакомства со Львом, а именно в тот вечер и осталась у Льва до утра…

* * *

Сегодня мы с Региной Владимировной идем в театр. Точнее, во Дворец культуры имени Горького, куда Ленком привез свою знаменитую «Юнону и Авось». Спектакль невероятно популярный, но Регине Владимировне каким-то образом удалось достать два билета, и она пригласила меня.

Мы с ней неплохо смотримся вместе – две культурные дамы средних лет в шелках, самоцветах и укладках, так сразу и не скажешь, что сегодня утром мы прижимали к полу буйнопомешанного, изрыгая при этом совсем не культурные слова, пока санитары были на подходе.

Спектакль мощный, музыка, костюмы, актерская игра – все на высоте. Даже Регина Владимировна, кажется, расчувствовалась, а девчонки на соседних креслах в открытую вытирают слезы. Глаза блестят от восторга, а я вижу не притчу о великой любви, а историю о разрушенной жизни пятнадцатилетней девочки. Кто знает этого Резанова, вернулся бы он к ней, если бы остался жив? Предпочитаю считать вопрос риторическим… В конце концов, когда-то я сама была такой девочкой, и страстные признания столь прекрасного и героического мужчины не вызвали бы у меня ни малейших сомнений. Да что там лукавить, я только о них-то и мечтала.

Когда мы начали встречаться с Пашей, мне какое-то время казалось, что меня обманули. Неужели, ужасалась я, это все и больше ничего не будет? Ни страстей, ни расставаний, ни, в конце концов, пылких серенад? Познакомились на танцах, погуляли и в загс? И все, ты снимаешь свадебное платье и с головой ныряешь в болото повседневности. А где великие чувства, где приключения, где все то, о чем я всю юность читала в книгах и смотрела в фильмах? Неужели все они сказка и обман? Нет, я не готова была с этим смириться, поэтому не отказала Паше прямо, но и не ответила согласием. Уныние охватывало меня, когда я думала, что всю жизнь придется провести вместе с человеком, к которому я испытываю просто легкую симпатию. Мне же хотелось такой любви, чтоб на разрыв аорты, чтобы взмывать в рай от восторга и падать в ад от отчаяния, а потом обратно.