Вечное

— Забыл, — хохотнул Марко. — Мы проводили здесь больше времени, чем в школе. И веселились мы в те дни больше.

— Эй, ты сейчас разговариваешь с учителем, не забывай.

— Ах, верно. — Марко оглянулся и с беспокойством посмотрел на Сандро. — Как дела, брат?

— Ужасно.

— Dimmi tutto [95] .

— Мать уволили, теперь она подвизается акушеркой. Отец весь день торчит в синагоге. — Сандро пожал плечами. — Он помогает людям, но что-то с ним не так. Он не в себе, что-то с головой. Похоже, потеря дома не прошла для него даром.

95

Расскажи мне все (итал).

— О нет. — У Марко заныло в груди. — Мне так жаль, что не удалось получить для вас особый статус. Мой отец хочет еще попробовать.

— Спасибо. — Сандро улыбнулся, качая головой. — Вряд ли что-то выйдет. Папа говорит, они чинят препоны. Это так ужасно — чувствовать, что тебе не место на твоей родине. Теперь я еврей, а не итальянец. И это все меняет.

— Для меня ты всегда будешь итальянцем. Мы с тобой одинаковые — ты и я.

Сандро поджал губы.

— Нет, мы не одинаковые, я точно знаю. Теперь я это понимаю, как и многое другое.

— Что ты имеешь в виду? Мы остались прежними. И всегда были такими.

— Нет, я еврей, и всегда им был. — Сандро спокойно посмотрел ему в глаза. — Ты считаешь, будто все осталось по-прежнему, но ты не в том положении. Твоя жизнь не изменилась, а моя пошла наперекосяк. По мнению фашистов, мы не равны.

— Не все фашисты поддерживают расовые законы.

— И все же именно они за это в ответе.

— Но я — нет, — уязвленно отозвался Марко. Он вдруг остро ощутил на себе черную рубашку. — Моя форма — это не я, к тому же и ты когда-то был фашистом.

— Но теперь уже нет, и мой отец тоже. Он все еще этого хочет, но его вышвырнули из собственной партии.

Марко будто ударили в грудь, он не знал, что ответить, и Сандро смягчился:

— Слушай, я не против отличаться. Я горжусь тем, что я еврей. Но мне хочется быть равным — как раньше. Когда тебя принижают, это ужасно. Я не могу об этом не думать. Я чувствую себя неполноценным, хуже других. На отшибе. Официально.

— Понимаю, — сказал Марко, но сомневался, что на самом деле понимает. Или что мог бы понять.

— Знаешь, что еще хуже? Мне страшно выходить за пределы гетто. Даже сюда, где мы раньше играли. Я опасаюсь всего в своем родном городе.

— Мне очень жаль, правда. Со мной тебе бояться нечего.

— Знаю. — Сандро улыбнулся, но улыбка быстро угасла. — Мир изменился с приближением войны. Как считаешь, мы тоже будем воевать? На работе ничего такого не говорят?

Марко вздохнул, потому что этот вопрос мучил и его.

— Ходят слухи, будто Дуче полагает, что у нас нет золотого резерва для войны. Он хочет, чтобы Италия сохранила нейтралитет.

— Если только он не передумает, как с ним это все время случается.

— Что? — Марко, который сам встречался с Дуче, оскорбился. Ему никогда не забыть тот вечер на балу, когда он взобрался на колонну. Муссолини пожал ему руку, лично поблагодарил и сказал, что он — великолепный образчик молодого итальянского фашиста. Но Марко не посмел бы сообщить это Сандро. Это лишь еще больше обидит друга, к тому же на балу с ним была Элизабетта, и весть о ней тоже причинит Сандро боль.

— Он ведь передумал насчет расовых законов, правда? До этого Муссолини не волновали евреи. Вот почему мой отец ему верил, да и я тоже. А он от нас отвернулся. Это настоящее предательство.

Марко сглотнул комок в горле. Это правда, и нужно ее признать.

— Ты прав, но вряд ли он изменит свое мнение о войне.

— Страшно подумать, что Италия когда-нибудь станет союзником Гитлера. — Сандро содрогнулся. — Нацисты — безжалостные антисемиты, очень жестокие. Они истребляют немецких евреев, поговаривают даже, что нападают и на польских.

— Здесь такому не бывать.

— Я все равно опасаюсь.

— Не надо. — Марко коснулся его руки. — Чем я могу помочь, Сандро? Что могу сделать?

— Ничего, спасибо.

— Теперь я получаю жалованье. Если вам что-то нужно, я могу…

— Нет, нет, у нас все хорошо. — Сандро выпрямился, и Марко сменил тему, чтобы не обидеть друга.

— Как Роза?

— Все еще в Лондоне. Ее муж поступил на службу в Королевский военно-воздушный флот. Иногда от нее приходят письма. — Сандро прикусил губу, нахмурился. — Надеюсь, она цела. Если Италия вступит в войну, нам придется воевать с ее мужем.

— Этого не будет.

— Надеюсь, что нет, — сказал Сандро с явным беспокойством, и Марко охватила грусть. Он и не догадывался, что в столь юном возрасте им с Сандро придется задаваться вопросами жизни и смерти. Они помолчали, но поняли друг друга без слов, как понимают лишь старые друзья.

— Давай перекусим, — предложил Марко, разрушая чары. — Умираю от голода. В обед пришлось работать.

— Хочешь куда-нибудь пойти?

— Нет, я для нас кое-что захватил. Марко потянулся к рюкзаку и достал бумажный пакет с suppli, испускающий восхитительный аромат.

— Suppli? — Сандро нахмурился, приоткрыв рот.

— Ага. Я их обожаю, а ты?

— Конечно, — спустя миг согласился Сандро. — Но я не голоден.

— Точно? — удивился Марко. — Я взял четыре.

— Спасибо, не надо.

— Как хочешь. — Марко откусил suppli, ощутив восхитительный вкус панировки, риса, помидоров и сыра.

— Я должен кое-что сказать тебе насчет Элизабетты. — Сандро помолчал. — Я уже не испытываю к ней прежних чувств. То, что было раньше, прошло.

— Davvero? — Ликующий Марко обнял друга. Он влюблялся в Элизабетту все сильнее и обрадовался, что больше не придется соперничать за нее с Сандро. — Но что случилось?

— Не знаю, разлюбил. — Сандро пожал плечами, но у Марко появилась догадка:

— Ты повстречал другую? Давай, говори всю правду.

Сандро помедлил, потом улыбнулся:

— Да, повстречал.

— Чудесная новость! Как ее зовут? — Марко был счастлив за друга, ведь Сандро сам не догадывался, как нуждался в женщине. Каждому мужчине она нужна.

— Анна.

— Где вы познакомились?

— В школе. Она только что переехала сюда со своей семьей. Очень красивая.

— И ты ей нравишься?

— Да.

— Браво, Сандро! — Сердце Марко воспарило от радости за них обоих. — Значит, мы больше не соперники? Клянешься?