Вечное
Шрифт:
— Вовсе нет. Проходите. — Беппе затворил за ними дверь и перевернул табличку на двери — «закрыто». — Спасибо, что пришли на похороны Альдо.
— Как мы могли не прийти? Прими наши глубочайшие соболезнования. Такой замечательный парень был… — Массимо похлопал Беппе по руке, и тот был благодарен другу, что ему хватило такта не упоминать о ссоре с Марко.
— Пожалуйста, садитесь. — Беппе выдвинул стулья из-за ближайшего стола, Массимо и Сандро сели, и к ним подошел Марко с подносом, на котором стояли четыре бокала красного вина.
— Buona sera. —
Симоне поздоровались с Марко, и Беппе понял, что Массимо что-то гнетет. Его старый друг сделал большой глоток вина.
— В чем дело, Массимо?
— Мне нужна твоя помощь.
— Значит, я помогу тебе, брат.
— Конечно, — кивнул Марко.
Массимо и Сандро, казалось, успокоились, их плечи опустились. Массимо посмотрел Беппе в глаза:
— Ты слышал об этих новых расовых законах, которые запрещают евреям владеть собственностью или своим делом?
— Да, и ты знаешь, что я по этому поводу думаю. Это позор. Я ненавижу эти законы. Я категорически против преследования итальянских евреев! Наша партия, да и вся Италия идут в неверном направлении.
— Спасибо за твои слова. К сожалению, случилось худшее. Мне отказали в особом статусе.
— О нет! — Его слова потрясли Беппе. Они с Массимо никогда не сомневались, что Симоне получат особый статус, и друг, безусловно, это заслужил.
— Если не сумеем отменить постановление, мы разоримся. Мы потеряем дом и мою практику.
— Можно ли как-то обжаловать их решение?
— По закону — нет. — Массимо нахмурился. — Я апеллировал к лояльности к партии. Помнишь первый день нашей встречи, когда родился Сандро?
— Разумеется, такое не забудешь. — Беппе жестом обвел бар. — Мы встретились прямо тут, на этом самом месте. Ты только что вышел из больницы, где пробыл всю ночь, ожидая, пока Джемма родит Сандро. Мы стояли вон там. Это был Марш на Рим, в 1922 году.
Массимо кивнул, его глаза блеснули.
— А потом мы пошли на Пьяцца Венеция, где выступал Дуче. Народу набилось битком. И ты уже был членом партии.
— Да, я вступил в 1919 году. — Беппе пронзила боль. С тех пор многое изменилось, и далеко не в лучшую сторону. Фашизм обратился против евреев, Муссолини решил воевать вместе с Гитлером. Альдо больше нет, а Марко обвиняют в соучастии.
— Для фашистов «первого часа», таких как ты, сделано исключение из расовых законов. Те, кто вступил в партию с 1919 по 1922 год и во второй половине 1924 года. Я вступил в 1923 году, хотя на собрания ходил с первых дней. Так что, как видишь, в особом статусе мне отказали лишь по формальным причинам.
— Да, верно. Ну, чем смогу — помогу. Что мне нужно сделать?
— Ты многих в партии знаешь, Беппе. Я хотел попросить тебя переговорить с кем-нибудь и засвидетельствовать мою благонадежность с первых дней. Уверен, это изменит ситуацию. — Массимо повернулся к Марко: — А ты, Марко, работаешь в Fascio. Ходят слухи, что ты там на хорошем счету. Может, и ты сумеешь замолвить за нас словечко? Комендаторе
Буонакорсо меня знает; если помнишь, это я вас и познакомил. Может быть, ты напомнишь ему о моей преданности?— Конечно, мы с кем-нибудь поговорим, — поспешно вмешался Беппе, хотя время для этого было самое неподходящее. После предательства Альдо они с Марко утратили в партии всякое влияние, но рассказать Массимо и Сандро правду о гибели сына Беппе не мог. Это была его постыдная тайна.
Марко поджал губы.
— Я тоже спрошу.
— Спасибо вам обоим, — вздохнул с облегчением Массимо.
— Большое спасибо, — улыбнулся Сандро.
Беппе похлопал товарища по руке.
— А теперь давайте выпьем за старых друзей.
— За старых друзей, — поднял свой бокал Массимо.
— За старых друзей, — сказал Марко своему лучшему другу Сандро, поднимая и свой бокал.
— Да, за нас, — спустя миг отозвался Сандро.
Глава сорок пятая
На следующее утро Марко сидел рядом с отцом на обитой парчой скамье у кабинета комендаторе Буонакорсо. Они отдали Буонакорсо фотографию белокурой антифашистки — знакомой Альдо; им было велено ждать у дверей. Прошло два часа, за это время в кабинет заходили и выходили разные офицеры, Марко с ними не был знаком.
Он напряженно сидел на самом краю. Отец, в костюме, который надевал на похороны Альдо, был мрачен. Друг другу они не сказали ни слова. Марко приказал себе успокоиться, но это было невозможно. Слишком многое стояло на кону.
— Синьоры, — сказал выглянувший из кабинета офицер, — комендаторе Буонакорсо зовет вас.
— Спасибо, — хором ответили Марко с отцом. Они вошли в кабинет и отдали фашистский салют, Буонакорсо ответил тем же, а затем указал на два мягких кресла перед своим столом.
— Прошу вас, синьоры. Садитесь. — Они сели, а Буонакорсо занял свое место. — Не ожидал тебя здесь увидеть, Беппе.
— Я пришел поддержать Марко. Никто из нас не подозревал, на какое предательство способен Альдо. А ведь я его отец, мне следовало знать. Если кто и виноват, так это я. Если кого и наказывать — так меня.
Марко посмотрел отца, тронутый его словами.
— Папа, я сам могу за себя ответить.
Отец не обратил на него внимания, пристально глядя на Буонакорсо.
— Мы с вами оба ветераны войны и все понимаем. Уверяю вас, Марко так же предан партии, как и я. Что и доказывает принесенное им фото.
Буонакорсо отрывисто кивнул:
— Я ценю это Беппе. Нам известна ваша преданность. Ваша прямота. Теперь-то мы знаем: никто из вас не догадывался, что Альдо предатель. Наши друзья из ОВРА получили снимок, они проведут расследование в отношении этой женщины. Мы рады, что Марко не сотрудничал с Альдо и другими антифашистами.
— Спасибо. Ну так тогда это означает, что он вернется на работу в Fascio?
Марко был ошеломлен тем, как смело заступался за него отец.