Вечное
Шрифт:
— Постараюсь, — покорно вздохнул Марко.
Глава пятьдесят пятая
На улице было многолюдно, Марко спешил к Пьяцца Венеция, и сердце его гулко билось от предвкушения. Его вызвали к комендаторе Буонакорсо, которого перевели на работу в Partito Nazionale Fascista — Национальную фашистскую партию. Личный кабинет комендаторе теперь находился в Палаццо Венеция, главной резиденции фашистов — в самом сердце Рима. Даже у Дуче был там свой кабинет, Муссолини выступал с речами с легендарного балкона дворца.
Десятки фашистских офицеров в черной форме
По бокам у входа стояла вооруженная охрана — строгие образцовые служаки, не то что развеселые караульные в Палаццо Браски. Марко решительно отсалютовал им, они ответили тем же, а после проводили его в кабинет службы безопасности, где он назвал свое имя. Повсюду туда-сюда сновали фашистские офицеры с серьезными лицами, все разговоры велись приглушенно. Никакой болтовни, смеха или шуточек, как в палаццо Браски.
Марко отвели в Зал подвигов Геракла — великолепный сводчатый холл из мрамора, покрытый расписными фресками с изображением Геракла, сражающегося со львами, быками, гидрой, ланью и кентаврами. Он с благоговением взирал на величественные фрески, понимая, что оказался совсем рядом с кабинетом Муссолини, Sala del Mappamondo — Залом карты мира. Дуче славился тем, что усердно трудился, поэтому свет в его кабинете горел до поздней ночи, хотя некоторые сплетничали, что это просто показуха. К кабинету Дуче примыкала отдельная спальня, где, как утверждалось, он спал со своей любовницей и другими женщинами.
Марко напряг слух, пытаясь уловить голос Дуче: возможно, вождь как раз говорит по телефону или с кем-то беседует, — но в холле царила тишина. Он не знал, верить ли сплетням, поскольку Дуче многие завидовали, каждый рассказывал о нем свое. И сам Марко ощущал связь с Муссолини, ведь ему удалось пожать ему руку. Конечно, Марко питал отвращение к антисемитским расовым законам, но, возможно, поступи он сюда на службу, сможет добиться их отмены.
Новый кабинет комендаторе Буонакорсо был величественнее и элегантнее прежнего: натертый до блеска паркетный пол, картины на стенах, мраморные статуи, хрустальная люстра. Его украшенный резьбой письменный стол был больше и роскошнее, и Буонакорсо казался внушительнее и могущественнее только потому, что стоял за ним. В остальном комендаторе не изменился: те же подстриженные и умащенные маслом усы, отглаженный темный мундир и начищенные высокие сапоги.
Буонакорсо встретил Марко без улыбки, с официальным видом. Он жестом указал на стул напротив своего стола.
— Присядь, Марко.
Тот повиновался.
— Ты знаешь, что я о тебе высокого мнения. Ты мне не безразличен.
— Спасибо, синьор. — Марко надеялся получить повышение, но теперь подумал, что, скорее всего, он ошибся.
— Вместе с партией ты переживал взлеты и падения, верно?
— Да, синьор.
— Я так гордился тобой тем вечером, когда Дуче произносил речь. Ты так быстро исправил ситуацию. Превратил позор в победу Fascio. — Но взгляд Буонакорсо снова помрачнел. — Однако до меня дошли слухи о твоей стычке с ОВРА. Говорят, ты водишь дружбу с евреями, помогаешь им и сочувствуешь.
Марко насторожился. Кармине и Стефано наверняка доложили Буонакорсо о его ночных поездках.
— Марко, тех, кто снюхался с евреями,
могут выгнать из партии. Ты должен это знать. Таких уже сотни. Мы не потерпим pietisti. Это касается и тебя.Сердце Марко упало. Pietisti — жалостливыми — называли тех, кто с сочувствием относился к евреям.
— Я заступился за тебя после произошедшего с твоим братом Альдо. Но если ты будешь продолжать возиться с евреями, я больше помочь не смогу.
— Но это же Симоне! Друзья семьи. Вы же знакомы с Массимо, его сын, Сандро, мой лучший…
— Basta! — Буонакорсо поднял руку. — Не хочу этого слушать. Тебе все ясно?
— Да, синьор.
Буонакорсо нахмурился:
— Я пригласил тебя, чтобы тебе помочь. Ты подаешь большие надежды. Я лично взращивал тебя, чтобы ты занял в партии достойное место. И это было нелегко, вспомни хоть предательство своего брата. Ради тебя я рискую репутацией. Пора тебе повзрослеть, сынок.
Марко сглотнул тяжелый комок в горле.
— Когда мы взрослеем, детство остается позади. Нужно разорвать связи с одноклассниками. Все это было давно и должно закончиться. Нельзя жить прошлым и одновременно иметь будущее. Согласен?
— Да, — кивнул Марко, сомневаясь в своем ответе.
— Марко, я ведь хорошо тебя знаю, — прищурился Буонакорсо. — И вижу, что ты со мной не согласен. Ты внимаешь сердцу, а не разуму. Поумней! Не будь testardo [97] . Если ОВРА снова доложат о чем-то подобном, тебя вышвырнут из партии. И твоего отца тоже. И что тогда станет с твоей семьей? Если репутация Террицци будет подмочена, мы найдем другой бар. И вы потеряете «Джиро-Спорт».
97
Упрямец (итал.).
Марко ошарашенно моргнул. Это была правда, хотя и тревожная.
— Ну наконец-то ты меня услышал, — натянуто улыбнулся Буонакорсо. — Делай, как я говорю. Доверься мне. У меня на тебя планы. Если Италия вступит в войну, я предложу тебе новую должность.
Война. Слово отдалось грозным эхом, особенно в этих залах.
— Теперь ставки для тебя возросли. Во время войны решения, которые ты принимаешь, имеют ключевое значение. Это касается и фронта, и тыла. Отныне, помогая семье Симоне, ты ставишь под удар собственную семью.
Марко вздрогнул.
— Выбирай, Марко, — ты или он. Выбирай с умом.
Глава пятьдесят шестая
Сандро не имел представления, отчего Марко пожелал встретиться с ним на Испанской лестнице, которую в этот приятный вечер заполонили студенты и богема. Он поискал своего лучшего друга среди скопища народа, который болтал, пил вино, курил, пел, целовался, играл на гитарах и фотографировался перед Кьеза-Тринита-деи-Монти — стоявшей на самом верху лестницы церковью Пресвятой Троицы на Горах, с ее алебастровым фасадом и шпилями-близнецами.
Марко пока не было.
Сандро спустился на площадку, где люди сидели, тесно прижавшись бедрами. Марко тут тоже не оказалось. Вниз вела примерно сотня ступенек, и Сандро стал пробираться мимо сидящих.
И опять нигде не было видно Марко.
Наконец Сандро заметил друга у стены, тот примостился среди группы голландских туристов в ярко-оранжевых кепках. Марко слился с голландцами — он тоже был в оранжевой кепке. Сандро подумал, что Марко решил подшутить, подошел к нему и, втиснувшись, уселся рядом.