Вечный шах

председатель повыше. Лох, лох! Где он видел этого лоха?

В монтажной, сев за второй стол со старомодным ручным прокручиванием,

догнал пленку до кадра, где двое были видны наиболее ярко. Остановил кадр

и долго изучал картинку через лупу. Ни черта. В статике даже лох перестал

казаться знакомым.

Благодарно поцеловав Клавочку в затылок, Виктор направился в группу,

где заместитель директора по документации в одиночестве копалась в

бумажках.

– Танечка, разрешишь договор с трюкачами посмотреть? - спросил

Виктор.

– Трудовое соглашение, - поправила Танечка.
– Да бога ради!

Договор был один на всех, и подписывал его только руководитель.

Занимательно все получалось: представлял конную контору гражданин, который

в ней не работал. Видимо, был с липовой бумажонкой Семен Афанасьевич под

соответствующей органам, в которых он трудился много лет, фамилией

Голубев. А где же домашний адресок? Туточки, туточки... Несвижский

переулок... Ага, это от сада Мандельштама к улице Толстого. Башенки такие

милые для начальства. В порядке был полковник Голубев, раз такую квартиру

получил. Квартиру номер двадцать семь. Виктор переписал адресок на

бумажку, закрыл папку и поблагодарил Танечку:

– По гроб жизни обязан, золотце мое!

Ехать было недалеко: по Бережковской набережной через Бородинский

мост на Садовое, с Садового на Комсомольский, у Николы в Хамовниках

направо и сразу налево. Вуаля, Несвижский.

Ухоженные липы росли у милой башенки. И обработанные клумбы цвели и

пахли. Добросовестно здесь трудились дворники. В вестибюле, заросшем

буйным, почти тропическим вьюнком, он строго сказал привратнице:

– К Голубевым.

В лифте, чистом и без неприличных надписей на стенках, поднялся на

шестой этаж. Спокойное освещение площадки, непотревоженная ничем и никем

теплая окраска стен, элегантно обитые двери с опрятным ковриком перед

каждой. Комфортно, комфортно жить в таком доме. Хоть полковником

госбезопасности становись. Виктор ткнул палец в пупку звонка.

Дверь открыла моложавая дама.

– Здравствуйте, - сказал Виктор. - Я бы хотел повидать Семена

Афанасьевича.

Дама ненавязчиво осмотрела его, удовлетворилась, видимо, осмотром,

раз пригласила:

– Проходите, прошу вас.

В этом доме не боялись, что нежданно-негаданно могут явиться

квартирные воры. Виктор с дамой миновали прихожую и оказались в уютном

холле. Дама плавным движением руки указала на кресло и опять попросила:

– Прошу вас, садитесь.

Большую аристократку изображала из себя офицерша. Виктор тяжело

плюхнулся в кресло, потер ладонями портки на коленях и сяво заканючил:

– Мне бы Семена Афанасьевича...

Аристократки во все века снисходительно относились к маленьким

бестактностям непосвященных. Дама тихо улыбнулась, уселась в кресло

напротив и поведала:

– А Семен Афанасьевич в командировке.

– Как в командировке?
– шибко удивился Виктор.
– Он только на днях из

нее вернулся.

– И уже в другой, - мягко посочувствовала ему дама.

– И где?
– Виктор сказал это так, чтобы нельзя было понять, союз "и"

он произнес или плебейское "игде".

– Уже много-много лет Сергей Афанасьевич не докладывает мне о целях и

пунктах назначения своих поездок, - намекая на важность и сугубую

секретность этих поездок, печально и с тайной гордостью сообщила она.

– Как же так? Жена вы ему или не жена?

– Жена, жена, молодой человек. Простите, а не могу ли я узнать, кто

вы такой?

– Ассистент режиссера по реквизиту, - неожиданно для самого себя

соврал Виктор.

– О, как интересно! Кинематографист! И чем вы занимаетесь?

– Реквизитом, - коротко объяснил он. Дама поняла, что надо переходить

к делу:

– Сожалею, что так получилось. А я ничем не могу вам помочь?

– Разве только подпись вашего мужа подделаете. Он должен тут одну

бумажку подписать. По прошедшей командировке.

– А что за бумажка, если не секрет?

– Седла, пришедшие в негодность, списываем, - заврался, совсем

заврался сценарист.

– Нет, не подпишу!
– засмеялась дама.
– Тюрьмы боюсь.

– Простите за беспокойство. - Виктор нарочито неловко вылез из

кресла.

– Дело есть дело. И не стоит извиняться.

Дама проводила его до лифта и не ушла, пока не захлопнулись дверцы.

Усаживаясь в "семерку", Виктор случайно поднял глаза. Из лоджии на

шестом этаже дама наблюдала за тем, как занюханный ассистент влез в

собственный автомобиль.

Непростой и предусмотрительно обученной оказалась дамочка. Теребила,

как на допросе. И врал - теперь ясно - зря. Обо всем этом подумать

следовало, на тахте валяясь. Через улицу Толстого на Зубовскую, по

Кропоткинской к бульварам (Садовое среди дня Виктор не любил) и по

Цветному, по Самотечному к себе домой.

Вот-те на. Шалунья Лариса и не думала уходить. Валялась там, где он

мечтал поваляться - на тахте, и, рубая бутерброд с сыром, читала книжку.

– Могу ли я знать, надолго ли вы, мадемуазель, обосновались здесь? -

без энтузиазма спросил он.

– Я к вам пришла навеки поселиться. И книгу спасла любимую притом, -