Вечный воин

Насытившись, Флавий Константин начал важный разговор издалека. Первым делом рассказал придворную байку. Оказывается, императору Маркиану приснился сон, будто у его ног лежит сломанный гуннский лук, а через несколько дней пришло известие, что умер Атилла. Сон этот император вспомнил только после того, как узнал радостную новость. Мне вот тоже когда-то снился сломанный лук и тоже, как теперь могу заявить, к смерти шаньюя.

— Сам понимаешь, новость эта очень обрадовала нас, — продолжил тесть. — Как раз собирались отправить золото в подарок скифу, чтобы хотя бы частично погасить задолженность за последние годы, иначе следующей весной обещал припереться к нам. Этих денег хватило, чтобы погасить долги по зарплате армии. Наши вояки еще хуже скифов — так и норовят взбунтоваться!

Дальше он рассказал о том, что император Маркиан теперь не боится скифов, у которых, по донесениям лазутчиков, началась смута — Эллак и Денгизих, сыновья Атиллы, передрались за власть. Вполне возможно, что весной доблестная восточно-римская армия отправится в поход на гуннов, чтобы помочь более слабому претенденту на трон, а после общей победы добить его. Само собой, армией командовать будет не сам император, иначе это подорвет боевой дух воинов. За Маркианом прочно закрепилась дурная слава: все сражения, в которых он участвовал или только собирался участвовать, заканчивались поражением.

— У него есть дела поважнее. В государстве столько нерешенных проблем! — сообщил тесть таким тоном, будто ему и придется решать их все. — Одна из них — очистить империю от кочевников и их союзников. Маркиан решил извести всех, кто поддерживал скифов прямо или косвенно. В первую очередь тех, кто воевал на их стороне, — после чего Флавий Константин перешел к главному: — Боюсь, как бы это не затронуло и тебя. Кто-нибудь обязательно донесет, что ты воевал за Атиллу.

Если он не врет, то я предполагаю, что доносчиков будет много, и догадываюсь, кто выслужится первым!

Словно угадав мои мысли, тесть заявил:

— Я, конечно, похлопочу за тебя. Ты же муж моей любимой дочери, и для меня важно, чтобы у вас все было хорошо.

Наверное, я недостаточно искренне изобразил веру в его слова, поэтому Флавий Константин предложил:

— Но наш император иногда бывает непредсказуем, и всякое может случиться, поэтому советую тебе уехать на время куда-нибудь подальше, к тем же скифам, допустим. Надеюсь, что к лету страсти улягутся, у императора появятся другие проблемы, и ты вернешься. Я пришлю тебе весточку, когда можно будет без опаски приехать в Константинополь.

Мне кажется, он сам придумал эту страшилку, но, даже если это выдумка, Флавию Константину не составит труда обратить внимание на своего зятя, который воевал на стороне Атиллы, а теперь лишился сильного покровителя. Желающих расправиться со мной найдется много. Пинать толпой одного всегда в радость. Поэтому я сделал вид, что поверил. Все равно собрался уплыть весной. Сделаю это раньше и уеду по суше. О чем и сказал тестю.

— Куда поедешь? — поинтересовался он.

— К скифам, — ответил я. — Посмотрю, какая партия там сильнее, и примкну к ней. Думаю, до весны крупных сражений не будет, хватит времени определиться.

— Было бы неплохо, если бы иногда передавал мне через купцов сообщения о том, что происходит у скифов, — подкинул деловое предложение Флавий Константин. — Не бесплатно, само собой. Я буду отдавать деньги Ирине.

Я согласился. Пусть думает, что действительно подамся к скифам.

49

Город Фессалоники был назван так в честь сестры Александра Македонского. Когда я воевал под командованием ее брата, на этом месте была зачуханная деревушка. Сейчас город называется Фессалоникеон, а в мой первый визит сюда в двадцатом веке — Салоники. Тогда у меня сложилось о нем, скажем так, двойственное впечатление. С одной стороны много античной и более поздней истории, буквально разбросанной по всему городу. Идешь себе по современной улице, поворачиваешь за угол и — та-дам! — фрагмент древней крепостной стены, или башня, или средневековая еврейская баня. Мне такое больше нравится, чем хождение по музеям. Впрочем, и музеи будут интересные, за исключением Белой башни на берегу, которая одно время была турецкой тюрьмой и местом казней. Кроме зловещего ореола, ничего интересного в ней нет. С другой стороны грязные улицы и непотребное количество мигрантов, в первую очередь индусов и пакистанцев, перебирающихся в Англию. Здесь у них почему-то была транзитная база. Предполагаю, потому, что добирались через Турцию и пересекали нелегально сухопутную греческую границу, а в Салониках был ближайший международный аэропорт. Хотя причина могла быть другая. Что порадовало — чисто российское отношение пешеходов к светофорам и чисто курсантское пересечение перекрестков по диагонали, причем поступали так даже полицейские, не регулировщики. Проходя мимо секс-шопа, я загляделся на плакаты с полуобнаженными девицами в витрине и налетел на упитанного, гривасто-бородатого, православного попа (кстати, не встречал худых, хотя допускаю возможность существования таковых) и выбил из его рук пакет с пятью силиконовыми фаллоиммитаторами в прозрачной упаковке, которые рассыпались по тротуару. Нимало не обидевшись и не смутившись, он вместе со мной собрал взрослые игрушки, поблагодарил, искренне улыбаясь, за помощь и, насвистывая что-то веселое греческое, предполагающее передвижение вприпрыжку, потопал вниз по улице, а я еще часа два ломал голову, зачем ему сразу пять? Чтобы хватило на рабочую неделю? Ладно бы был монах, позаботившийся о братии, но православный поп должен быть женат. Видимо, я не знаю что-то очень важное о сексуальных возможностях человека, в первую очередь греческого.

Сейчас Фессалоники — быстро растущий город, потому что находится на дороге, ведущей в Западную Римскую империю и на полуостров Пелопоннес, в том числе в Афины, которые называют южной столицей Восточной Римской империи. Куда не пойди, везде что-то строят. В основном жилые дома, которые заодно лавки или мастерские. Местные строители считаются лучшими в империи, даже из Константинополя приезжают, чтобы нанять их.

Корабелы здесь тоже неплохие, хотя верфь в несколько раз меньше столичной, и строят на ней в основном малые и средние суда для нужд собственных купцов и рыбаков. Сейчас у них работы не было, поэтому мне с радостью сдали в аренду стапель. Я решил построить марсильяну. Так в Средние века на Средиземноморье называли парусно-гребное судно с прямой кормой, тремя-четырьмя мачтами с косыми парусами и малой осадкой, благодаря чему имело хороший ход и могло приближаться близко к берегу и заходить в неглубокие реки. Мое было двадцативесельным и трехмачтовым с гафельными парусами, неизвестными пока местным мореманам. Мне пришлось долго объяснять хозяину парусной мастерской, что именно надо изготовить. Он все время предполагал, что я по незнанию что-то напутал, а потом заставлю переделывать. Только после того, как я принял почти без замечаний первый парус, хозяин мастерской успокоился и остальные доделал быстро и хорошо. Вторая проблемы была втолковать работникам, что обшивка будет встык. Сейчас на «круглых» кораблях, а мой считался именно таковым, она была внахлест. Такие же непонятки были и по многим другим пунктам. Вскоре нанятые мной рабочие, перестав удивляться, молча выполняли мои распоряжения. Я начислял зарплату поденно и выплачивал в конце каждой недели, а не давал, как местные, несколько авансов и основную часть после окончания строительства. Если заставлю переделывать, им же выгоднее будет. По мере того, как судно стало расти, приобретая неизвестные фессалоникцам очертания, к стапелю начали каждый день приходить на экскурсию как связанные с кораблестроением, так и далекие от моря люди, чтобы поглядеть на диковинку. Когда корпус был готов и проконопачен, и начали смолить обшивку, я стал настолько популярен, что со мной здоровались не только соседи, но и торговцы на рынке.

Все это время я жил вместе с Хильдой, Радомиром и Бинди, той самой рабыней, что заложила мою жену, в арендованном доме за крепостными стенами неподалеку от верфи. Отправляясь в путешествие, я купил для своей любовницы крытый возок с запряжкой из двух мулов, который сейчас в моде у восточных римлянок. Кто-то должен был управлять мулами, вот я и взял с собой Бинди, передав жене через другую рабыню, что девушка будет обслуживать моего слугу. Мол, парню давно пора жениться. Собирался отпустить ее на волю по прибытию в Афины, но Бинди и Радомир поверили в мою версию, и на первой же ночевке наладили взаимовыгодные отношения. Кстати, первая ночевка была по пути в Адрианополь, ведь согласно легенде я отправился к гуннам. Утром мы примкнули в купеческому каравану, следующему в обратном направлении, а затем свернули на Гераклею. Я собирался добраться до Афин и там построить судно, но на подходе к Фессалоникам резко похолодало, пошел снег. Мы остановились на постоялом дворе, чтобы переждать непогоду. Я сходил на судоверфь, оценил ее потенциал, узнал цены, которые были намного ниже, чем даже на противоположном берегу Босфора, и решил, что, во-первых, в Фессалониках меня никто не знает; во-вторых, вряд ли будут искать здесь; в-третьих, путешествовать по морю намного удобнее, чем по суше, тем более, что до Афин пилить вместе с купеческими караваном еще три недели, но сперва надо дождаться хоть какой-нибудь, потому что все нормальные купцы отдыхают до весны. В итоге я снял довольно приличный дом и начал строительство судна. Для соседей я богатый землевладелец из Испании, вынужденный бежать оттуда из-за нашествия готов. Хильда — моя жена, а Бинди и Радомир — семейная пара слуг. Решив остаться в Фессалониках, я сказал им, что дарю свободу, что дам денег на первое время, но при условии, что поедут дальше на запад или север, куда угодно, кроме Константинополя, и начнут там новую жизнь. Они отказались, предпочтя быть слугами богатого.

Денег у меня много. Я выгреб всю наличку, в том числе неприкосновенный запас, закопанный в углу конюшни. Жена и дети с голоду не умрут, потому что им постоянно привозят продукты из имений. Учебу сына я оплатил до лета. На все остальное пусть Ирина займет у папочки и вернет, когда в имениях соберут и продадут урожай. В придачу я составил завещание, согласно которому, в случае моего отсутствия более семи лет, все мое имущество будет разделено между детьми. К тому времени старший сын Луций и дочь Елена будут достаточно взрослыми. Ирине не достанется ничего. Пусть о ней заботится следующий муж, если найдет любителя рогов.

50

Только выйдя на веслах из порта Фессалоники и подняв паруса, я понял, насколько соскучился по морю. Свежий попутный норд-ост подгонял мое судно, получившее название «Хильда» в честь молодой жены. С помощью самодельного лага я определил скорость в одиннадцать узлов, которая по нынешним временам является фантастической. Легкая многовесельная галера может на короткое время и на спокойной воде разогнаться узлов до восьми-девяти, а мы идем так быстро в грузу. Три трюма набиты льняными тканями. Везем их в Египет. Захотелось мне пошляться по миру в роли купца, посмотреть, что и как в других частях Восточной Римской империи? Может быть, понравится где-нибудь, осяду там, куплю имение и начну новую жизнь. Население сейчас мало мобильное, так что вряд ли встречу кого-нибудь из «константинопольской» жизни, кто сумеет опознать меня. Переехал за несколько сот километров — считай, пропал без вести.

Рядом со мной на полуюте Хильда, Радомир и Бинди. Они первый раз в жизни вышли в море. После того, как берег исчез из вида, они смотрят на голубую воду, окружающую нас со всех сторон, со смесью страха и восторга. И матросы тоже. Привыкли на галерах перебегать от одной ночной стоянки до другой, держась, так сказать, рукой за берег. Идем по компасу, который для них в диковинку. Как и штурвал — довольно большое колесо со спицами, которое крутят два человека, стоя на главной палубе возле полуюта, между дверьми в мою каюту, которая по правому борту, и Радомира, которая по левому. Он теперь не только слуга, но и типа старшего помощника, правда, лишенного права вмешиваться в судовождение, в котором мне помогает навклир, как сейчас называют и судовладельцев, и капитанов, Евсевий — пожилой мужик с длинной и наполовину седой бородой, неразговорчивый и скорый на руку. Уже два матроса ходят со свежими фингалами, потому что недостаточно быстро выполняли его приказы. Он много лет служил на «круглых» судах, поэтому удивляется меньше остальных.