Ведьмак. Перекресток воронов

— Форель, — определил Геральт. — Крупная, больше локтя длиной. Любопытно, что их так спугнуло?

— В здешних глубинах, — пояснил Диего Марс, — водятся щуки по шестьдесят фунтов и более. Для такой локтевая форель — что уклейка. А живут в глубине и другие твари, о которых лучше бы в недобрый час не поминать...

— А может, — заинтересовалась Врай Наттеравн, — это один из тех знаменитых гиппокампов спугнул форель?

— Гиппокампы, — возразил Геральт, — не едят рыбу. И не охотятся на неё.

— А что же они едят?

— Водоросли.

— Траву? То есть пасутся? Как коровы?

— Можно и так сказать.

— Только лучше, — поспешно вмешался сенешаль, — этого не говорить. Особенно в Торнхолле. Молодой господин граф Фредерик ведь как раз в доблестной схватке с гиппокампом пострадал. Если пойдут разговоры, что его корова поранила...

— Графа ранил гиппокамп? — удивилась целительница. — Как так? Вроде травоядное... Что скажешь, ведьмак?

— Травоядные, — ответил Геральт, — тоже могут быть опасны.

***

Стоящий на острове Зеевальк форт Торнхолл был окружён двойным частоколом. Первый щетинился на самом берегу острова и теперь, при половодье после таяния снега и льда, был погружён в воду почти наполовину. Второй частокол венчал земляной вал высотой в несколько саженей. Над всем этим возвышались две четырёхугольные башни.

— Настоящая крепость, — заметил ведьмак. — Оборонительная, видно.

— Верно, — подтвердил Диего Марс. — И не раз ей пришлось обороняться.

— В начале существования мархии, — добавила Врай Наттеравн, — здесь случались стычки с лесными эльфами.

— Восточный берег принадлежал им, — пояснил сенешаль, — а западный нам, людям. А остров был форпостом. Переходил из рук в руки. В конце концов, верх взяли мы и построили форт. При короле Бенде это было, много лет назад.

Они вплыли в залив, оказавшийся прорытым людскими руками каналом. Его преграждали большие тяжёлые ворота из брёвен. Их заметили из сторожки над воротами и окликнули, загудел рог. Ворота медленно открылись. За ними была пристань, со всех сторон окружённая помостами. Шаланда пришвартовалась к одному из них, найдя свободное место между другими лодками.

Геральт осмотрелся. Видимые издалека башни вблизи напоминали скорее блокгаузы и были сложены из сосновых брёвен впечатляющей толщины. Между башнями высилось огромное одиночное деревянное многоэтажное здание, тоже больше похожее на укреплённый блокгауз, чем на дом — как и башни, с бойницами вместо окон.

Они сошли на помост, и гребцы тотчас приступили к разгрузке. Врай Наттеравн, казалось, хотела о чём-то спросить сенешаля, когда тот вдруг прокашлялся и согнулся в поклоне.

По помосту, в сопровождении двух служанок, к ним шла девушка. На вид лет пятнадцати-шестнадцати, светловолосая. Необычайно красивая, тоненькая, она выглядела хрупкой, изящной, почти воздушной. Шла, слегка приподнимая и придерживая элегантное васильковое платье, чтобы подол не цеплялся за шероховатые доски.

Диего Марс поклонился ещё ниже. Девушка обратила на него свои большие оленьи глаза, но лишь на мгновение. Похоже, её интересовал только громоздящийся уже на помосте груз, который доставила шаланда.

— Графиня Людмилла, — вполголоса пояснил Диего Марс, заметив вопросительный взгляд Геральта. — Дочь светлейшего господина маркграфа Вайкинена. Пребывает здесь, на Зеевальке, временно, скажем так...

— Можно сказать прямо, — фыркнула Врай Наттеравн, — что она здесь в заточении. Нечего лукавить, господин Марс. Об этом уже судачит весь Каэдвен.

— Я сплетнями не интересуюсь, — нахмурился сенешаль. — А вообще, светлейший маркграф в своём праве. По отцовскому праву непокорную дочь к порядку призвать. А коли нужно, то и наказать.

— Что же она натворила? — Геральт по-прежнему завороженно смотрел на девушку.

— История любовная, — улыбнулась целительница. — Девичье сердечко забилось сильнее...

— Забилось не там, где следует, — мрачно перебил Диего Марс. — Не вовремя. И не к тому, к кому нужно. Да что говорить, вы, госпожа мастер, наверняка и так всё знаете. Знаете сплетни.

— Конечно, знаю, — снова фыркнула Врай. — Сердце графини Людмиллы покорил, с её полного согласия и радости, юноша Редферн Финнеган. Именно Финнеган. Вот и возникла проблема.

— Какая же?

— Ненавидят друг друга, — вставил Марс, — Вайкинены с Финнеганами. Родовая вражда между ними.

— Кровавая? Были убитые?

— В некотором роде, — поморщился сенешаль. — Но вам, молодой господин ведьмак, вместо сплетен лучше бы своими ведьмачьими делами заняться. Да и вам, госпожа мастер, прошу прощения, по долгу призвания следует к страждущему раненому поспешить...

— Что правда, то правда, — целительница поправила сумку на плече. — Бегу к раненому. Увидимся позже, ведьмак. Ведите, господин Марс.

***

Рядом на помосте несколько женщин чистили рыбу. Подле них вертелся чёрный кот — тот самый, что прибыл на Зеевальк вместе с Геральтом и целительницей. По воде у пристани плавала рыбья чешуя, потроха и плавательные пузыри.

Солнце красиво садилось над озером, отражаясь в его глади. Где-то вдали кто-то кричал, должно быть, журавли.

— Молодой граф Фредерик Вайкинен, — рассказывала Врай Наттеравн, прислонившись к частоколу, — на расспросы отвечал небылицами, но я целительница, умею определять характер ран и их происхождение. Пришлось заставить его признаться. Вовсе не гиппокамп, представь себе, виноват, и не какое-то чудовище. Сын маркграфа в пьяном виде залез для форса на мачту куттера и с неё же свалился. У него сломана ключица и вывихнута лодыжка, а ушибленное колено распухло как тыква, придётся жидкость откачивать... Ну а как твои дела, ведьмак?

— Помаленьку.

Обитающее в Торнхолле чудище, как выяснилось, облюбовало кухонные помещения — туда Геральт и отправился разузнать подробности. Кухарки, милые женщины, сразу угостили его кружкой пива и горшочком солёных вьюнов.

Геральт обгладывал вьюнов, запивал пивом, а кухарки докладывали. Чудище, рассказывали они наперебой, маленькое, но вредное. Морда жабья и глаза выпученные. Квакает как лягушка. Приходит с озера, на своих жабьих лапах грязь и тину таскает — только успевай убирать. Гадит где попало. В углу нассал. Продукты жрёт. Рассыпал по всей кухне крупу и муку. Разбил чайник. Стащил серебряную разливательную ложку с господским гербом. В последнем Геральт сильно сомневался — чудище, судя по описанию водяной, наверняка обвинялось в краже ложки напрасно, её должен был стащить кто-то другой.

В последний раз, поведали кухарки, чудище видели две недели назад. Ещё пива?

Врай Наттеравн выслушала рассказ, не перебивая.

— Водяной может быть надоедливым, для людей он, однако, не опасен, — закончил Геральт со вздохом. — Но раз платят... Что ж, придётся попатрулировать, посторожить, а как появится — напугать и прогнать... Ты же, госпожа, расскажи мне об этой родовой вражде. Отчасти кровавой.

— Не нужно называть меня госпожой, — чародейка пинком сбросила с помоста рыбью голову. — А что до вражды, дело было так: Магнус Вайкинен, дед нынешнего маркграфа Сириуса, вёл дела с Роальдом Финнеганом. У них было общее предприятие. Когда оно обанкротилось, Роальд и Магнус начали обвинять друг друга в растратах и воровстве. Громко и публично. В конце концов, Магнус вызвал Роальда на поединок. На ристалище они здорово друг друга покалечили. Узнав об этом, жена Роальда потеряла ребёнка, а престарелый и больной отец Магнуса от переживаний отдал богу душу. Вот вам и трупы — отчасти. Отсюда и пошла вражда. Каждое поколение что-то к ней добавляло. До сего дня. Сириус Вайкинен и Гордон Финнеган соперничали за титул правителя Мархии. Когда король назначил маркграфом Сириуса, Гордон на каждом углу кричал о мошенничестве, кумовстве и подкупе.