Ведьмина печать. Ловушка для оборотня

— П-пусти! — голос сорвался, и вышло жалко.

— Ублюдок, решил против отца пойти… — боль в спине стала сильнее, и Соль зажмурился.

Резкий, отчетливый хруст прозвучал громко, противно, а потом чья-то ладонь похлопала по плечу.

— И до вечера не пришлось ждать. Поздравляю владетеля. Кольцо и печати ищи сам.

Сольфен не плакал. Но и к лежавшему у ног человеку, еще недавно называвшимся отцом, не мог прикоснуться.

«Пусть потом снится ночами, но иного выхода нет, я должен сделать это», — понимал умом, а сердце кричало, что должен быть выше этого. Понадобилось время, чтобы собраться и обыскать карманы и суму отца. Найдя, помимо властных регалий, запасы провизии, что Фран подъедал тайком, Соль не испытал ничего, кроме отвращения и сожаления.

«В моих жилах течет кровь мерзавца!» — от осознания душили слезы. Рыдая беззвучно, он топал ногами и давил ненавистные куски сыра, вяленого мяса, лепешки…

Долгожданная свобода, о которой грезил ночами, отдавала невыразимой горечью. За несколько мгновений он будто постарел. Жизнь переменилась: мало того, что теперь предстояло нести ответственность за себя, хитрый гигант еще навесил ответственность за других. И Соль боялся, что не справится.

«Меня дважды спасли. Теперь я нищий. Но жизнь продолжается, и я буду учиться, чтобы больше никогда не быть слабым и беспомощным».

Асаар понимал: Юлиана относится к Сольфену, как старшая сестра. Однако все равно ревновал, потому что она жалела юнца и позволяла тому рыдать на плече, быть слабым. А ему тоже хотелось, чтобы Ана хоть иногда так же нежно провела рукой по затылку, смотрела и улыбалась.

И Аола хмурилась. Как бы ни сострадала Сольфену, он от нее не принял бы и слова сожаления. Удрученная, она прогуливалась по поваленному, трухлявому дереву взад-вперед, и не заметила, как подошел оборотень.

— И чего печалишься?

— Он ненавидит меня, — пожаловалась Сару и поджала губы, чтобы от обиды не расплакаться.

— Меня больше, — отшутился он.

— Ты не понимаешь! На всю жизнь она останется для него недостижимой мечтой, с которой он будет сравнивать всех женщин. Это как ты сравнивал ее со мной и мамой. Она смогла влюбить тебя, а я ее превзойти не смогу, — Аола вытерла рукавами глаза. — Все бестолку. Больше не хочу его видеть!

— Предлагаешь, оставить его в лесу? — Сар приподнял бровь, и Аола улыбнулась сквозь слезы. Умел он, ехидничая, приводить в чувства.

— Нет, конечно.

— Относись к нему, как к глупому ребенку. И позаботься, когда Аны не будет рядом.

— И что с ним делать? — вздохнула тяжко.

— Даже не знаю. — Сар потер макушку, — Пригляди, чтобы не натворил глупостей, пока не вернется в замок.

— Легко сказать. Да и чем я отличаюсь от него?

— Ты же у тетушки помощница.

— Еще какая, — сыронизировала она и отвернулась. — Не нравятся мне твои разговоры. Чего задумал?

Асаар молчал, подбирая верные слова, и она, постучав в нетерпении носком по стволу, выдохнула:

— Давай уж, выкладывай, как есть.

— Ладно. Мы идем окольными путями, где редко ступает нога человека. Но рано или поздно, встретим подходящую деревушку, в которой ты, тетушка и юнец останетесь, — у Аолы от возмущения вытянулось лицо, но Сар махнул рукой и потребовал: — Не перебивай! Помнишь, как мы бежали из Гары? Без помощи Аны тетушка бы вымокла, замерзла и заболела. А теперь Ане самой нужна помощь. Если беда, что я буду делать с вами четверыми? Даже с тремя, если не считать его?

— Мы можем остаться вместе!

— Нет! Я не могу появляться на людях. За вознаграждение полновесными монетами предают родных, куда уж мне и Ане, подозрительным?! Поэтому так будет лучше. Или вы втроем воспользуетесь артефактом скорого путешествия, перенесетесь подальше и пришлете вестника, а мы доберемся до вас. Мне так будет легче и спокойнее.

— А если Сольфена оставить с тобой, а Ану отправить с нами?

— Она тоже приметная, а я не знаю, насколько длины руки у Тарома.

— Значит, ты решил нас отправить подальше?

— Да.

— Когда?

— Чем скорее, тем лучше. Дам вам с собой монет, но не много. Если понадобится больше, обратитесь к стяжателям. Поэтому, чем грустить и обижаться, поговори с тетушкой. А мне еще юнца надо убедить, чтобы не толкать его в проход силой.

— Он упрямый.

— А сама-то!

Тетушка расстроилась. Умом понимала, что надо, но оставлять Сара с Аной одних, а самим спрятать подальше в городе — казалось ей нечестным. Попыталась отговорить его, придумать, как они вместе смогут спрятаться в какой-нибудь деревне, но Сар оставался непреклонен.

— Или по-хорошему отправляетесь, или я сам выбираю место и заталкиваю вас по очереди! — пригрозил он, понимая, что по добру их отправить не удастся.

— Сольфен не пойдет с нами.

— А кто его мнения спрашивает?!

— Может, отправишь Ану с нами?

— Нет!

Стоило Сольфену узнать, что он скоро окажется в городе, в тепле, а Ана останется с великаном — попытался убежать и спрятаться. Пока Сар его искал, тетушка и Аола ходили следом и брюзжали, что желают остаться с ним. Юлиана молча наблюдала, как троица доводят оборотня до белого каления, и с интересом гадала, чем же все закончится. Но развязка даже для нее отказалась непредсказуемой.

Асаару надоело их уговаривать. Поэтому, схватив Соля за шкирку, зубами и рукой разомкнул кольцо артефакта, швырнул его туда, подтолкнул Аолу, а потом, вручив кошель тетушке, легким толчком в спину отправил и ее. С той стороны прохода послышались рыдания и причитания, и чтобы не слышать их, Асаар быстро сомкнул половинки круга и улыбнулся.

— Фух!

Ана смотрела с удивлением.

— Быстро ты решил вопрос! — задумчиво заметила она. — Я думала, растянется до вечера.

— Если бы до вечера! Пойди я у них на поводу, растянулось бы на несколько дней и закончилось тем же. А так время сберегли, — он улыбнулся Анке, обнял и повел к костру. — Перекусим и в путь.

Девственный лес, расстилавшийся на холмах, просыпался. Во влажном, отдающем хвоей и прелостью, воздухе чувствовалась весна. Набухшие почки еще не распустились, но кое-где на пригорках пробивалась первая зелень. Наслаждаясь первым теплом, Юлиана жмурилась от солнца и улыбалась.

— Красиво!

— Когда поднимемся, увидишь с высоты долину, что тогда скажешь?

— Если нам туда, — махнула рукой на огромные горы, — ничего не скажу. От усталости.

— Не пешком же идешь.

— Но все равно слабость во всем теле и все время хочется спать. Весна, а мне бы в берлогу.